Марк Твен - Янки в мундирах Страница 16

— Бунтовщики, — докладывал генерал Макартур, — дрогнули перед сокрушительной мощью наших сил, несмотря на то, что численное превосходство противника равнялось пяти-шести к одному. Но когда имеется налицо достаточный контингент войск, хорошая техническая оснащенность, крепкая дисциплина и согласованность действий, то победа над любым скоплением черни обеспечена.

Вспыхнули пожары; пожарные команды стояли наготове, получив приказ предоставить огню пожирать обреченные кварталы, но охранять от огня близлежащие владения. Черные клубы дыма, смешиваясь с голубоватым дымком газа, густым облаком окутали купол Капитолия.

Какой-то ветеран, прижимая к себе одной рукой арбуз, другой — котомку с пожитками, выбежал из дома на улицу и уронил котомку. Когда он обернулся, чтобы подобрать котомку, двое солдат отпихнули его прочь, и один из них проткнул арбуз штыком. От неожиданности ветеран попятился назад. Стоя на краю тротуара, он держал в руках истекающий соком арбуз и истерически смеялся.

Один солдат, увидав старый форд, который изгоняемые ветераны, нагрузив чемоданами, узлами и котомками, старались отвести в безопасное место, бросился к нему с пылающим факелом. Офицер остановил солдата. Солдат недоумевал — почему?

Какая-то женщина пробиралась сквозь толпу; платье у нее на плече было разорвано, глаза полузакрыты; она бросилась к протянутой во дворе веревке, на которой в облаках дыма болталось платье и дамское трико абрикосового цвета. Двое солдат схватили ее; она кричала и вырывалась, стараясь расцарапать им лица. Они впихнули ее обратно в толпу, и она повалилась на землю, всхлипывая. Другие женщины подняли ее и оттащили на тротуар, подальше от конских копыт.

Посреди улицы выла собака, пятясь задом, припадая на задние лапы.

Ветерана с рассеченным саблей ухом повели к санитарной машине. Ветеран размахивал флагом и выкрикивал угрозы, призывая толпу не сдаваться…

В Белый дом было послано сообщение, что бой в своей первоначальной стадии протекает вполне успешно, и исход его не вызывает больше сомнений. Войска вошли в соприкосновение с неприятелем, и после непродолжительной схватки, в которой кирпичи и кулаки оказались бессильными против винтовок, пистолетов, слезоточивых газов, сабель, штыков, танков и пулеметов, противник был опрокинут и обращен в беспорядочное бегство. Регулярная армия располагает также безусловным превосходством в воздухе.

Секретарь президента, озабоченный реакцией газет на описанное выше сражение, заявил, что консервативная пресса, несомненно, сумеет правильно истолковать действия правительства, но остальные газеты, вероятно, поднимут вой.

— Да, вероятно, — сказал президент.

Толпа, задыхаясь от газов, в смятении отступала к югу; она пересекла Миссури-авеню и отступила дальше, к зеленому треугольнику парка, где ноги тонули в мягкой траве и глаза мало-помалу переставали слезиться. На Мейн-авеню отступление приостановилось: не потому, чтобы ветераны хотели повернуть обратно и сделать последнюю отчаянную попытку удержаться в городе, а просто, чтобы поглядеть на пожар. Некоторые в изнеможении опустились на землю, другие стояли, вытирая глаза носовым платком, смоченным водой из уличной колонки. Все кашляли; все уныло глядели на темную дымку, окутавшую белый купол Капитолия. Войска подступали не спеша, пехотинцы шли с винтовками через плечо. Они не торопились. Так выметают мусор из подвалов. Мусор ведь не сопротивляется.

Группа пехотинцев столпилась у ларька с фруктовыми водами, который кому-то из солдат удалось отстоять от огня. Сдвинув каски на затылок, они вытирали пот со лба и пили освежающий напиток прямо из бутылок.

— Скверная история, — сказал один из солдат стоявшему рядом репортеру. — Но приказ есть приказ.

Они пили не спеша, словно отдыхая в перерыве между двумя таймами.

Пехота перестроила ряды, кавалерия развернулась вдоль Мейн-авеню. Конники на взмыленных лошадях, спрятав до времени свои сабли в ножны, взирали на стоявшую впереди толпу. Танки, как гигантские стрекочущие жуки, неуклюжие и бесполезные, уходили на юг, оставляя на асфальте Третьей улицы свой гусеничный след. Разведывательный самолет гудел в ярко-синем небе.

Временное затишье было нарушено появлением негра с американским флагом в руке; в глазах ветеранов этот флаг здесь, в Вашингтоне, всегда служил символом лояльности. Негр взобрался на разветвление высокого раскидистого дерева и, размахивая флагом, запричитал:

— Господи! Ты, даровавший нам эту страну, помоги нам теперь! Господи! Ты, даровавший нам эту страну…

Один из солдат снял с пояса голубую коробку, оттянул предохранитель и швырнул бомбу к подножию дерева. Раздался взрыв, шипение, и облачко белого дыма заклубилось в воздухе. Негр скатился с дерева, выронив флаг. Один из ветеранов подбежал и подхватил флаг, прежде чем он упал на траву.

Одна за другой взорвалось еще несколько бомб, кавалерия двинулась на толпу, и толпа побежала…

Впереди, к югу, лежала набережная реки Потомак, и толпу отделяла от нее узкая мощенная булыжником улица, которая, петляя и извиваясь, вела к подъемному анакостийскому мосту. Стоило только оттеснить ветеранов с просторных парков и площадей на эту улицу, и можно было уже праздновать победу, ибо, стиснутая между двумя рядами домов, преследуемая по пятам кавалерией, толпа вынуждена будет двигаться вперед, а как только она перейдет мост, его можно поднять и отрезать ей доступ в столицу. Подобный стратегический план, пользуясь языком домашнего обихода, был так же не сложен, как выдавливание зубной пасты из тюбика.

Парк и Тайлер, подхваченные людским потоком, двигались вместе с толпой; Фаулера они потеряли из виду еще во время первой кавалерийской атаки. Внезапно Парк услышал возглас Тайлера, и спокойное движение толпы нарушилось — Тайлер пробивался сквозь толпу к рослому, плечистому негру, схватившемуся с двумя солдатами. Негру удалось выбить винтовки из рук солдат, и он стоял, молотя огромными черными кулаками, а солдаты, словно мальчишки, которые никак не могут поймать раскачивающуюся веревочную лестницу, старались ухватиться за его руки и повиснуть на них. Тайлер, со сбитыми набок очками, работая локтями и кулаками, прокладывал себе путь через людской поток; Парк протискивался за ним следом. Парк слышал, как чертыхались солдаты и один из них выкрикивал:

— Черномазый! Черномазый, сукин сын!

— В последний раз тебе говорю, — сказал негр, удерживая обоих солдат на расстоянии вытянутой руки, ухватив их за воротники курток, отчего они задыхались, как в петле, — я этих слов не потерплю.

Солдаты корчились и приплясывали на месте, а негр говорил с расстановкой, терпеливо, словно старался растолковать библию на редкость непонятливым ученикам:

— Много кой-чего я терплю, только одного не потерплю — таких вот гадких слов.

Тайлер, поправляя очки, протискивался сквозь редеющий край толпы. Парк старался не отставать от него; в эту минуту долговязый солдат в противогазе начал пробиваться к негру, нацеливаясь на него прикладом. Солдат держал винтовку над плечом и, крепко сжимая отполированное ложе, подбирался к негру сзади; штык сверкал, еще минута, и приклад размозжил бы негру голову. Тайлер закричал, негр обернулся, и Парк, вытянув руки, бросился к поднятой винтовке и, как пловец, ныряющий в воду, прыгнув на солдата, опрокинул его на землю. Винтовка с металлическим звоном грохнулась на мостовую.

— Ах ты, чорт! — озадаченно проговорил негр.

Парк лежал, оглушенный падением, обхватив руками ноги в солдатских обмотках. Он слышал, как оба солдата пыхтели, борясь с негром. Потом он услышал стук копыт, голос Тайлера, что-то кричавшего ему, и возглас: «Черномазый!» Потом он больше уже ничего не слышал.

Лорри, дрожа, как в лихорадке, сидела на краю кушетки, не спуская глаз с входа в палатку, — темного треугольника, за которым все больше сгущался мрак. Позади нее масляный фонарь, висевший на гвозде, вбитом в столб палатки, отбрасывал тусклый свет на троих детей, спавших на соломе. Мистер и миссис Кэрсон, рука в руке, прикорнули рядом с детьми. Бесс положила Лорри руку на плечо, притянула ее к себе в глубь кушетки.

— Ну, ну, милая. Не нужно так тревожиться. Ничего не случится с Парком.

Ленгстром подтащил бочонок поближе к Лорри.

— Просто он задержался там, чтобы посмотреть на фейерверк.

— Но уже все кончилось, — сказала Лорри. — Почему же его все нет и нет?

В палатку неожиданно ворвалась миссис Финч; волосы у нее были закручены в папильотки, лицо блестело, обильно смазанное кольдкремом. Она остановилась посреди палатки, истерически ломая руки, не в силах вымолвить ни слова.

— Ну, что это еще с вами такое? — спросила Бесс.

— Они идут сюда, — простонала миссис Финч. — Они хотят нас выгнать.