Юрий Погребов - В прорыв идут штрафные батальоны Страница 17

— Похоже, ворье успело все же шмон в землянке навести. У этого пистолет, наверно, в руке был зажат, хватанули для скорости ножом, — неуверенно предположил Сачков, чувствуя, впрочем, шаткость своего предположения.

— Он что — левша? Почему пистолет в левой руке держал? — продолжал допытываться комбат. — И где пальцы? Я пальцев не вижу. Они что — пистолет вместе с пальцами прихватили?

— Да, не вяжется что-то, — озадаченно согласился Сачков. — При них вещмешки тоже должны быть, а их нет.

Павел про крест на шее коротышки вспомнил.

— Товарищ майор, вон у того, что в углу лежит, на шее массивный золотой крест с рубином на цепочке висел. Сачков, посвети, — он подошел к коротышке и, наклонившись, раздвинул ворот гимнастерки. Как он и предполагал, креста на шее не оказалось. Сам коротышка его снять не мог.

— Похоже, прав Сачков, товарищ майор. Успели, сволочи, все обшарить и поснимать. У того тоже на руке кольца были. Возиться времени не было, отхватили с пальцами. И пистолеты наверняка прихватили.

— С оружием и кольцами все ясно, — подытожил комбат. — А вот насчет креста… Сейчас вернемся в штаб, вы мне его нарисуете и подробно, насколько это возможно, опишете. Крест надо найти. Обыскать всех и вся, но найти. По нему преступников выявим. Нельзя допустить, чтобы преступление осталось без наказания. Все должны видеть — возмездие для негодяев неминуемо.

— А с этим что делать, товарищ майор? — спросил Сачков, когда все трое выбирались наружу, проходя мимо трупа, стывшего возле входа.

— Заберите у него красноармейскую книжку, посмотрим, что за тип.

Колычев, находившийся в этот момент ближе всех к телу, наклонился над убитым, ухватив за плечо, рывком перевернул лицом вверх и отпрянул: Сюксяй.

— Твой? — заметив его реакцию, догадался комбат.

— Мой. Дружок комвзвода Сахно. Я вам о нем докладывал.

— Разберитесь. Возможно, к вам все ниточки и тянутся. Наверняка с ним кто-то еще из вашей роты был. И не ссылайтесь на то, что недавно подразделение приняли. Жесткий спрос будет, товарищ старшина. И с вас, и с командира взвода. — Из голоса комбата исчезли недавняя теплота и доверительность. Зазвучал прибалтийский акцент.

— Теперь-то уж точно разберемся. Старшина в интересе, — загадочно пообещал и Сачков.

Все то время, пока Колычев находился рядом с комбатом: и на месте кровавой воровской разборки, и потом, когда рисовал и описывал для него коротышкин крест, он ни разу не вспомнил о Махтурове. Вспомнил и спохватился лишь освободясь, на выходе из штаба. Подумал, что, не дождавшись, Николай вернулся во взвод. Но ошибся.

Махтуров и не собирался возвращаться. Маскируясь, неотступно следовал за Колычевым, держался на безопасном расстоянии, избегая обнаружить свое присутствие комбату. Затаившись за стволом тополя метрах в пятидесяти от штаба, он видел, как Колычев спустился с крыльца, разминулся с часовым. Подал голос, когда тот поравнялся с деревом.

Павел услышал тихий оклик Тень Махтурова бесшумно шагнула навстречу.

— Что, попал под горячую руку? За что тебя комбат мордовал? Я не расслышал, далековато от вас стоял.

— Четыре трупа там. Один наш. Ординарец Сахно Веселов. Похоже, не последней картой в воровской колоде был. Теперь предстоят разборки.

— Ты бы Туманенка тоже приструнил. Смотрю, он у тебя на длинном поводке ходит. Вчера в компании блатняков видел. Тянут они руки к нему. Как бы не купился парень.

— Ничего, пусть ходит. Мне так нужнее.

— Понял, — после короткой паузы, решившей его сомнения, заключил Николай и уже смелее, одолев колебания, признался: — Не знаю, верно ли я сегодня поступил. Маштаков, конечно, мужик правильный. Всех новичков переписал, пересортировал и по отделениям распределил. По справедливости. Правду сказать, пока он во взводе — во взводе порядок. Но как только вышел за порог… В общем, наши блатняки устроили новичкам казачий стос. Враз все харчи у них поотмели. Правда, не растащили — в общий котел скинули. Подходи, ешь, кто хочет, но меру знай. Чтобы всем хватило. Ходжаев с Лучкиным заправляли. И теоретическую базу под грабеж подвели. Мол, частная собственность — классовое зло, подлежит раскулачиванию. Я поначалу хотел заступиться за новичков, но никто — понимаешь, никто! — из стариков не возмутился. Наоборот, ели и о справедливости рассуждали. Они, мол, два года с бабами спали и жрали от пуза, а мы за них голодными, что ли, воевать должны. Не смог я против всех пойти. Тем и сильна воровская мораль, что для голодного желудка она как живец для прожорливой щуки.

Глава четвертая

Наутро — всеобщее построение. Сонных солдат в землянках поднимают с нар заполошные крики дежурных:

— Подъем! Тревога! Выходи строиться! С вещами!

В узких проходах не протолкнуться: шум, гам, толкотня и давка. И всех сумятит один вопрос: почему с вещами? Построения с вещами происходят в одном случае. Когда батальон отправляют на фронт. Но о дне отправки беспроволочный телефон доносит обычно за несколько суток вперед. Никаких сообщений на этот счет не поступало. Тогда что? Проверка на время сборов? Или все же экстренная отправка на фронт?

А на дворе солдат подгоняют команды командиров взводов:

— Взвод! В колонну по четыре — становись! Приготовиться к маршу!

Командиры рот уводят свои подразделения на площадь, к штабу. Там, на площади, личный состав батальона выстраивается колоннами поротно, в каре. Командует построением вновь назначенный начальник штаба капитан Сухорук Невысокий, сухощавый, подвижный и подтянутый, под стать Балтусу, офицер, прибывший в батальон с последним офицерским пополнением. Кроме него, прибыли и назначены командирами пятой и седьмой рот старшие лейтенанты Рамазан Кужахметов и Филипп Небаба. Обоих Павел видит на площади впервые.

Сухорук обходит строй, подравнивает ротные порядки. Затем выходит в центр построения:

— Батальон! Вольно! Вещмешки — к ноге!

Вновь странная, неожиданная команда. Солдаты, недоумевая, стаскивают заплечные мешки, опускают к ногам.

— Батальон! Три шага — назад!

Ротные квадраты, колыхнувшись, ломаются, теряют стройные очертания. Кое-кто по привычке делает шаги вперед, наталкивается на спины шагающих назад. Ряды смешиваются. Минуту-другую длится беспорядочная, суетливая толчея, прежде чем в колоннах восстанавливается прежний порядок

Одновременно позади строя, по всему периметру, рассредоточиваются автоматчики взвода охраны. Двое бойцов торопливо подтаскивают и устанавливают за спиной у Сухорука деревянный ящик из-под патронов.

«Шмон будет!» — догадываются штрафники из старожилов. И многим становится не по себе.

Положением внутреннего распорядка ношение и хранение штрафниками оружия, включая холодное, запрещено. Но пистолеты, немецкие и отечественные, снятые с убитых, имелись у многих, кто побывал в прошедших боях. Лишний ствол в бою, особенно у тех, кто с винтовкой, — совсем не лишний. И командиры подразделений вопреки приказу закрывали глаза на эту вольность. Как всегда — до случая. Терпению командования батальона, по-видимому, наступил конец.

Главным специалистом по шмонам и обыскам в батальоне слыл Сачков, служивший до войны, как и Балтус, в системе ГУЛАГа. Он с группой своих бойцов направлялся на левый фланг строя.

Построение рот производилось слева направо в порядке «три-четыре-три». И не строго по порядковым номерам, а по мере их прибытия на площадь. Таким образом, и для командования батальона, и для самих штрафников становилось очевидным, чья рота организованней и дисциплинированней.

Вторая рота прибыла к месту построения третьей и стояла, образуя прямой угол, в стыке с шестой. Левофланговой же была рота Наташкина. С нее и начала досмотр команда Сачкова.

Сачков с одним из своих бойцов продвигался вдоль строя, выцеливал наметанным глазом уголовников и, вызвав, перепоручал тех напарнику либо производил досмотр сам. Шестеро других бойцов занимались содержимым вещмешков и сидоров. Одновременно шел обыск в блиндажах и землянках. Комбат дал жесткую установку: все стволы и ножи должны быть изъяты.

У Сачкова дело подвигалось споро, а главное — результативно.

Троим штрафникам приказал снять обувь, и пока те разувались, с четветрого снял брезентовый солдатский ремень. В ремне, как в ножнах, прятался тонкий четырехгранный стилет. Из ботинка извлек немецкий вальтер. В каждой из двух пар сапог в подошвах с внутренней стороны оказалось по финке, вмонтированных туда искусно сапожных дел мастерами.

Не без улова были и его подчиненные. Деревянный ящик из-под патронов, выставленный в центре каре, не вместил добычи. Вскоре потребовалась дополнительная емкость. Расстелили сбоку плащ-палатку.

Ворье, наблюдая за действиями команды Сачкова, откровенно злобствовали и матерились. Но кое-кто и тихо радовался: