Александр Бондаренко - Ночная диверсия Страница 17

Сердце стучало тревожно, радостно. Тане казалось, что Василиса Петровна тоже слышит стук ее сердца. Девушка даже с опаской взглянула на старушку, которая сидела с вязанием и спицами. Но та сидела задумавшись, чуть улыбаясь чему-то своему, сокровенному.

Таня очень осторожно достала кандидатскую карточку и, приблизившись к лампочке, начала вновь рассматривать ее. С фотографии на нее смотрело повзрослевшее, чуть осунувшееся лицо. Под глазами легли тени.

«Неужели начинаю стареть?» с тревогой подумала Таня и подошла к зеркалу.

Василиса Петровна, как бы прочитав ее мысли, рассмеялась.

— Морщинки ищешь, дочка? Рано еще. Вот подожди, разгромим фашиста, еще расцветешь маковым цветом.- Потом, посерьезнев, она обняла девушку за плечи. — Одна ты у меня, Танечка, сейчас на белом свете. Оставайся здесь совсем. Сибирь — она страшна слабому. А ведь край наш благодатный, богатый. Домик у меня неплохой. С собой в могилу его не заберу.

— Спасибо, родная. — И Таня поцеловала старушку.

— А вот, что вступила в партию, молодец, Татьяна. Все мы сейчас, в эту трудную годину, должны сердцем льнуть к нашей партии.

Потом они пили чай с сахарином, придвинув стол поближе к печке.

Машина остановилась у дома, когда Таня была уже в постели. В дверь постучали настойчиво, требовательно. Таня испуганно метнулась к двери.

— Кто?

— Татьяна Андреевна, вас срочно вызывают в партком. Я подожду вас. — Таня узнала голос шофера директора завода.

— Хорошо, Коля, я сейчас оденусь.

Парторг был в кабинете не один. У стола сидел высокий мужчина в строгом синем костюме. Он внимательно посмотрел на Таню.

— Майор Обухов. Извините, что потревожили, но дело срочное.

— Я вас слушаю.

Обухов очень внимательно расспросил Таню о Шеремете. Таня рассказывала, старательно припоминая каждую деталь.

А браслет свой вы узнали бы сейчас?

— Да что вы, товарищ майор! Ведь другого такого не может быть.

— А вы знаете, Татьяна Андреевна, ведь Шеремет сбежал.

— Как сбежал?

— Убил солдата и удрал к немцам. Это очень сложная и запутанная история. И мы рассчитываем на вашу помощь.

— Я готова сделать все, что нужно.

— Не торопитесь. Ведь придется лететь туда, за линию фронта.

Таня почувствовала, как холод пробежал по спине, но, стараясь не показать своего волнения, сказала:

— Если нужно, полечу. Я ведь коммунист.

Парторг по-отечески положил руку ей на плечо и посмотрел в глаза:

— Это очень опасно, Таня.

— А разве фронтовикам не опасно?

— Хорошо, Танюша, послезавтра вылетайте в Москву, вместе с майором.

Уже прощаясь, майор задержал ее руку и лукаво спросил:

По отцу соскучились? Там вы с ним встретитесь.

Таня радостно вскрикнула.

— Папа жив? Значит, с ним ничего не случилось?

И вдруг, не сумев справиться с собой, она порывисто обняла и поцеловала майора, потом парторга и выбежала из кабинета.

…В уютном номере гостиницы их было трое: Таня и две подружки-радистки. Вера и Рая. Они были моложе Тани, но немного важничали. Еще бы: они уже побывали один раз в тылу врага и сейчас готовились вторично. Таня в душе завидовала этим девушкам. Но скоро они подружились, и девушки перестали важничать.

Выльет был назначен через неделю. С утра до вечера с Таней занимался еще совсем молоденький лейтенант. Учеба в основном сводилась к изучению города, в который предстояло лететь. Таня уже была там однажды, ездила из Харькова к отцу. Сейчас, прикрыв глаза, она старалась представить себе полностью этот большой приморский город. Оторвавшись от карты, она мысленно шла от центра к портовой части города, сворачивала на Приморский бульвар, затем снова поднималась по одной из улиц вверх. Очень тяжело запоминались новые названия улиц, которые дали немцы.

Однажды к ним в номер зашла портниха. Она сняла мерки с девушек, и на другой день им доставили новую одежду и обувь.

— Зачем, — удивились они, — у нас и эта еще неплохая.

— Не знаю, так приказали, — отрезала женщина.

…Самолет, взревев моторами, начал выруливать на взлетную полосу. Таня, которая летела в самолете впервые, испуганно вцепилась в сиденье. Увидев, что Вера и Рая спокойны, она опустила руки и приняла независимый вид.

А самолет, уже оторвавшись, круто набирал высоту. Таня прильнула к иллюминатору, но ничего не могла рассмотреть.

Летели долго. Из кабины вышел пилот. Ободряюще улыбнувшись девушкам, он предупредил:

— Скоро линия фронта.

Таня опять прильнула к окну. Она до боли в глазах всматривалась в ночную мглу, стараясь что-нибудь увидеть, но за окном была сплошная чернота.

Резко накренившись, самолет начал снижаться, потом пошел на малой высоте. Прошел еще час.

Таня так ничего и не поняла, почувствовала какие-то толчки, и через минуту самолет остановился.

— Приехали, — пошутил пилот, — уже дома. — И открыл боковую дверь. — Выгружайтесь, девочки.

Таня шагнула по трапу в ночь и почувствовала, как чьи-то сильные руки подхватили ее и поставили на землю.

…Еще через неделю провокатор чувствовал себя совершенно здоровым. На плече постепенно заживал рваный рубец от пулевого ранения.

— Ну что ж, хозяюшка, поставили вы с Ниной меня на ноги. Век этого не забуду. Но отдыхать больше нельзя. Нужно пробираться дальше, — сказал «Рубан», когда хозяйка, как обычно, зашла к нему поутру.

Женщина молча кивнула головой и вышла. Через несколько минут она возвратилась, поставила перед ним литровую банку молока и краюху хлеба.

— Поешь, родимый, да поспи на дорогу.

А под вечер на чердак поднялся Родион.

— Спускайся в хату, вояка, потолкуем.

За столом сидел еще один гость. Голая, как бильярдный шар, голова его покоилась на короткой, но, по всему видать, сильной шее. Могучие, не по росту плечи выдавали в незнакомце человека большой физической силы.

«Эге, брат, — подумал предатель, — тебе в руки попасть — дело не из приятных».

У гостя было пожилое, испещренное густой сеткой морщин лицо, а глаза молодые, чуть хитроватые.

— Семен Рубан, — отрекомендовал себя «старший лейтенант».

— Худой, — серьезно представился гость.

— Худой, говорите? Ну и ну, конспираторы.

— Присаживайтесь к столу, балагурить особенно некогда, — сухо оборвал Худой.

На чистой скатерти появилась тарелка с огурцами, сковорода с картошкой, густо присыпанной луком, бутылка настойки.

Худой разлил содержимое бутылки по стаканам. Выпили, молча закусили. Потом Худой придвинулся к собеседнику.

— А теперь, мил человек, расскажи, кто ты, откуда, куда путь держишь?

В ответ на протестующий жест быстро прижал его руку к столу.

М Не горячись, голубчик. Если ты умный человек, поймешь, зла мы тебе не желаем. Не для того Родион рисковал головой, тебя спасая, чтобы сейчас предать. Нина лечила тебя тоже не для того. Да и хозяюшка наша не для виселицы тебя около месяца поила, кормила.

— Это верно, — согласился «Рубан», — для виселицы не спасают. А история моя, собственно, обыкновенная! Закончил в свое время железнодорожный институт. Работал сначала на севере, потом перевели в управление железной дороги в Днепропетровск." Началась война, присвоили звание -и на фронт. Под Новоград-Волынским ранили. Очнулся уже у немцев. Отправили в концлагерь, километрах в сорока отсюда. Что такое немецкий концлагерь, представление имеете? Ну вот, подобралось нас пять человек посмелей и удрали. Конечно, не все гак просто, как я рассказал, но я вкратце. Сначала пробирались все вместе, потом решили разойтись, поодиночке легче. Плохо, что на пятерых только у одного автомат был. Это наследство от того немца, которого мы в лагере прикончили. А тут этот фриц на дороге подвернулся. Думал, отберу оружие без шума, да вот не вышло.

— Ты член партии?

— Да.

— Куда дел партбилет?

Я взводом в штурмовой группе командовал. Перед боем партийные документы комиссару полка сдал.- И он назвал фамилию командира полка и комиссара, номера полка и дивизии.

— Что же дальше думаешь делать? До фронта-то далеко, не дойдешь, пожалуй.

— Далеко, это верно. Но и здесь оставаться нельзя. Да и повоевать еще думаю.

— Это один-то? Вот что, повоевать и здесь можно, да еще как повоевать… Оставайся. Ты нам пригодишься, не так уж у нас много командного состава. А впереди большие дела у нас начинаются.

— У кого это — у нас?

— Ну, не все сразу. Придет время, узнаешь.

— Проверить желаете? — усмехнулся «Рубан». — Ну что ж, проверяйте.

— А как ты думал, браток? Война — дело серьезное.

— Итак, товарищи, будем считать подготовительный период законченным. Он у нас несколько затянулся, но иначе поступить было нельзя. Теперь мы переходим к активной борьбе. Подпольный обком партии утвердил наш оперативный план. Рассказывайте, Ольга!