Георгий Косарев - Сердце прощает Страница 17

Вскоре, воспользовавшись отсутствием капитана, Аксинья передалаИгнату план его побега. Осуществление его не представляло особойсложности. В предвечерние сумерки, до того как Мейзель обычно возвращалсяв дом, Аксинья должна была вывести Игната из подпола и укрыть во дворе.Затем в тот час, когда она всегда направлялась во двор доить корову, ейпод покровом темноты надо было проводить Игната через заднюю калитку всад, а оттуда за деревню.

Минул день, другой. Близилось назначенное время побега... Он сиделпод той самой половицей, которая, по его расчетам, вот-вот должна былаподняться и выпустить его из подземной тюрьмы, как вдруг до слуха егодолетел громкий голос и смех немецкого офицера. Прислушавшись, он понял,что офицер вернулся раньше обычного и по какому-то поводу затеял пирушку.Но вот до Игната донесся звон бокалов, оживленный голос офицера. Сердцеего тревожно сжалось: «Неужели согласилась пить с фашистом?» Он напрягслух и вдруг услышал отчетливый крик Аксиньи:

— По-мо-ги-те!

Игнат приподнял половицу и в образовавшуюся щель увидел, что фашиствыкручивает Аксинье руки. Кровь бросилась в лицо Игнату. Он быстро ибесшумно выбрался из подпола. Взгляд его упал на черную чугунную кочергу,стоявшую в углу возле печи. Игнат схватил кочергу и, выскочив из кухни,изо всех сил ударил фашиста по белокурой набриолиненной голове. Капитанхрипло вскрикнул и тяжело повалился на пол.

Растрепанная Аксинья испуганно отступила к двери, загнанно дыша,спросила Игната:

— Убит?

— Все... Туда ему и дорога.

— Скорей бежим! — сказала Аксинья и, надев полушубок, схватилась закоробок со спичками.

— А спички зачем? — спросил Игнат, все еще держа в руках кочергу.

— Одевайся, Игнат, не теряй времени, — ответила она и вынесла изчулана бидон с керосином.

Игнат, оглядевшись, натянул на себя офицерскую шинель, висевшую увыхода, надел фуражку, снял с гвоздя черный немецкий автомат.

— Выходи! — решительно произнесла Аксинья.

Игнат приостановился у порога, сумрачно сказал:

— Немцев выгоним — где жить будешь?

— Найдем жилье, — ответила Аксинья и стала поливать керосином полвокруг стола и кровати. Потом, словно ленту, протянула она керосиновуюдорожку до порога, вывела ее в сени и облила все подступы к наружнойдвери. Во дворе Аксинья задержалась на минуту, открыла коровий закуток.Заслышав хозяйку, корова коротко промычала. Аксинья перекрестилась ичиркнула спичку. Через несколько секунд пламя ярко засветилось и поползлоиз сеней в раскрытую дверь избы.

— Бежим, Игнат! — тем же решительным тоном проговорила Аксинья ипервой вышла через заднюю дверь двора в сад. Калитку попросила незакрывать.

На улице было темно, в воздухе по-прежнему кружились снежинки.

Далеко за деревней Игнат и Аксинья остановились. До них долетелипанические крики немцев, винтовочные выстрелы, а через мутную завесупервого снегопада пробивалось багровое пятно пожарища.

Глава девятая

Первое время Люба смотрела на появившегося в их доме окружения снастороженным любопытством. Ей было тяжело видеть, как он жадно ел ибеспробудно спал. Марфа только вздыхала: «Ох, батюшки, как же отощалчеловек!» Но дни шли за днями, и вместе с ними росла привязанностьЗерновых к постояльцу. Коленька часто докучал ему расспросами о войне, отом, как тот дрался с фашистами. И бывший окруженец терпеливо иобстоятельно отвечал на все вопросы мальчика.

Когда же его рассказ казался Коленьке особенно увлекательным,мальчонка вдруг азартно и гордо заявлял:

— А папа мой тоже воюет. Вы его там нигде не встречали?

— Сынка, Кузьма Иванович уже говорил, не видел он папу, — сказалаМарфа. — Не надо его беспокоить.

— А может, он просто забыл, — не отступал Коленька.

— Нет, Коля, правда не встречал, — ответил Кузьма Иванович.

Ему, лейтенанту Васильеву, действительно не доводилось воевать вместес Зерновым. После прибытия маршевой роты на фронт, Васильева, как среднегокомандира, направили в распоряжение штаба дивизии. Тем же днем он принялпотрепанную в боях стрелковую роту. А через несколько дней, отражаяочередную атаку фашистских танков, Васильев разрывом тяжелого снаряда былнаполовину засыпан землей в развороченной траншее. Его выручили двоелегкораненых бойцов из роты. Потом они вместе пытались пробиться изокружения, нарвались на немецкую засаду и едва не угодили в лапы фашистов.После одной из ночных стычек окруженцев с врагом Васильев потерял из видадрузей и решил самостоятельно искать партизан. Так он попал в роднуюдеревню Игната Зернова...

Настали осенние холода. А дом Марфы стал для Кузьмы Ивановича родным.Он быстро окреп, заметно поправился. С партизанами ему все еще неудавалось связаться, и от этого сердце его ныло, докучливые думы не давалипокоя. «Кто же я теперь: воин или пленник? Да и живу на чужих харчах...»

Тревожила его и судьба собственной семьи. Фронт придвинулся кстолице, перешагнул рубеж родного поселка. «Может быть, и жена, так же каки Марфа, очутилась в тылу врага?» — спрашивал порой он себя.

Незавидная судьба окруженца свела его с бойцом Горбуновым, которогоприютила семья Хромовых. Сергей Горбунов быстро сдружился с ВикторомХромовым, и тот однажды признался, что хранит в тайнике радиоприемник.Скоро поздними вечерами они стали вместе слушать сводки о положении нафронтах. Виктор рассказал о боях на подступах к столице Любе, Люба —Кузьме Ивановичу. С этого все и началось.

Любе нравилось, что Кузьма Иванович подружился с Виктором ипостояльцем Хромовых — Сергеем Горбуновым. Однако их встречи, а затем инеоднократные исчезновения из деревни вызывали у нее чувство беспокойства.Раз, после одной из таких встреч, Виктор исчез на несколько дней. Вместе сним ушла из деревни и Валя Скобцова. Люба заволновалась: «Куда же он ушел?Зачем? Ничего не сказал, да еще вместе с Валей. И что она так увиваетсявозле него?..» А тут еще ветреная подружка Нонна подлила масла в огонь:«Ты, Люба, хочешь верь, хочешь нет, а Валюшка просто без ума от Вити. Тысебе представить не можешь, как он ей нравится! Правда, она скрытная, изнее слова не вытянешь. Не показывает и вида, только случайно однажды мнепроговорилась: «Нравится мне Витюшка, хороший он, приятный», так чтоберегись своей соперницы!» — «Ну и пусть себе восхищается им, — снаигранной улыбкой отсветила Люба подружке, — а мне-то что до этого?» Онаулыбалась, а у самой внутри все кипело от досады.

Но вот минуло несколько дней, и Виктор вернулся домой. Люба, забыв освоей обиде, кинулась к нему. Вечерело. Улица была безлюдна. Холодныйветер трепал солому, спускавшуюся с крыши. Люба подошла к дому Хромовых,остановилась возле калитки, а потом вдруг повернулась и пошла прочь; всердце заговорила уязвленная девичья гордость.

— Люба! — увидев ее в окно, закричал Виктор и принялся колотитькулаком по раме. Рама дребезжала, готовая вот-вот рассыпаться на части, ноЛюба удалялась все дальше. Виктор выскочил на крыльцо и крикнул ей вслед:

— Люба!

И лишь тогда, заслышав знакомый голос, она остановилась и сзамиранием в сердце повернулась к нему.

— Сюда, скорей! — нетерпеливо звал он.

Люба ничего не ответила. Несколько секунд она стояла на месте. Потом,поправив полушалок, вернулась к калитке. Не поднимая глаз и будто чувствуяза собой какую-то провинность, тихо спросила:

— Зачем ты меня звал?

— Что с тобой, Люба? — сказал Виктор и открыл перед нею калитку. —Проходи, а то холодно.

Люба прошла в избу.

— Понимаешь, я один, — сказал Виктор. — Мать отправилась в Доронино,вернется только утром. Горбунов у друзей.

— Вот оно что! — с пробудившейся вновь обидой произнесла Люба. —Четыре дня не давал о себе знать. Канул как в воду. А теперь, пожалуйста:«Заходи, Люба, я один!» Никогда от тебя этого не ожидала, — сказала она исхватилась за дверную ручку.

— Люба, ты говоришь глупости. Мне просто очень приятно с тобой, явсегда хочу тебя видеть, и ты это знаешь.

— Ты очень похудел за эти дни. Где ты был?

Виктор взял Любу за руку, крепко пожал ее пальцы.

— Мне же больно! — вскрикнула она и, отдернув руку, принялась трепатьего за ухо. — Вот так, не шали, это тебе вредно, ты же замучился. На тебечерти, что ли, дрова возили?

— Возили, — улыбнулся Виктор. — Понимаешь, был в районе, ходил насвязь с нужными людьми. Так что и досталось. Я о тебе так соскучился...Если бы ты только знала...

Лицо девушки стало строгим. Она молча отошла к окну, отодвинула крайзанавески. В синей вечерней полумгле проглядывался пучок соломы,свесившийся с крыши, косой намет сугроба. По небу ползли рыхлые редкиеоблака, через которые просвечивали звезды. Люба задумчиво смотрела на нихи в то же время чувствовала на себе ласковый взгляд Виктора...