Иван Золотарь - Записки десантника Страница 17

С такими мыслями фон Ранке ровно в 16.00 подкатил на машине к особняку имперского комиссара. Когда он вошел в зал, там уже было много гостей. Барона встретила хозяйка дома, жена фон Кубе, высокая плоскогрудая Анита.

— Министра еще нет. Он прибудет вместе с Вилли. Проходите, барон, располагайтесь, как вам удобнее. Чудесный вечер, не правда ли? — певуче, слегка в нос, говорила госпожа Кубе, провожая гостя к группе военных, сидевших на диване.

Фон Ранке поздоровался с генерал-лейтенантом полиции Готтбергом и другими гостями и уселся в кресло с видом человека, готового принять участие в общем разговоре.

Говорили о предстоящем генеральном наступлении на восточном фронте. Хвастливые заявления министра, с которыми он выступил на совещании, служили предметом восторженных комментариев, благоговейных восклицаний, льстивых похвал.

— Что Сталинград! — продолжал прерванный приходом барона разговор высокомерный фронтовой генерал Клюгер. — Эпизод! Мрачный, тяжелый, конечно, эпизод, но, господа, мы прошли пол-России без единого поражения, если не считать небольшой неудачи под Москвой. Мы просто привыкли думать, что нам не могут не сопутствовать успехи. Нет, господа, на войне как на войне. Но вот теперь, когда, как сказал сегодня министр, фюрер вместо одного потерянного под Сталинградом солдата бросит против русских трех новых, мы им снова себя покажем.

Фон Ранке делал вид, что он внимательно слушает расхрабрившегося генерала, но все его мысли были заняты одним: удастся ли ему заручиться поддержкой министра, получит ли он новое назначение, а главное — отпуск. «Ах, отпуск! Блестящие балы, пышные женщины! Не то, что этот солдафонский обед, где единственной дамой является сухая, как: вобла, Анита».

Размышления барона были прерваны приездом министра. В сопровождении фон Кубе и целой свиты военных он вошел в гостиную, встреченный громким «хайль Гитлер!».

Перекинувшись несколькими фразами с присутствующими, министр завязал светский разговор с хозяйкой, дома, и Ранке понял, что до обеда ему вряд ли удастся замолвить за себя словечко.

Вскоре Анита пригласила гостей к столу. За обедом произносились все те же хвастливые речи, поднимались многочисленные тосты за фюрера, за успех предстоящего наступления, за скорую победу над русскими. Беспрерывно гремели- возгласы «хайль!», и по мере возлияния спиртного поведение присутствовавших становилось все более шумным.

Хозяин дома, тучный, краснолицый фон Кубе, с увлечением развивал идеи будущих преобразований в завоеванной России, обуздания и подчинения ее народа.

— Мы оставим в России только тех, кто будет выполнять для великой Германии черную работу. Ведь ни на что иное русские не способны. Вот посмотрите, — он сделал жест в сторону вошедшей прислуги, — это советский врач, а у меня работает судомойкой и, представьте, прекрасно справляется с делом. Вот такие люди нам и нужны, а прочих — всех непокорных и строптивых — на удобрение! — закончил он с презрительной гримасой.

— Вы, в основном, верно представляете себе идеи фюрера, господин генерал, — одобрительно заметил министр и, увидев другую статную девушку, прислуживавшую за столом, глубокомысленно добавил: — Впрочем, среди них встречаются хорошенькие мордашки.

— О, — перехватил его взгляд Кубе, — это Элен — моя лучшая горничная, покорна и преданна, как мой старый мопс Бебель. Я их держу в ежовых рукавицах, и, поверьте, чем с ними строже, тем…

В этот момент переполненный посудой поднос в руках горничной покачнулся и несколько тарелок со звоном полетело на пол.

— Русская свинья! — завопил взбешенный фон Кубе, выскакивая вслед за убежавшей в соседнюю комнату горничной. Послышались брань, звук пощечин, плач девушки.

— Вилли, Вилли! — поспешила к мужу Анита. — Ах, господи, — зашептала она, — ну, как можно так волновать себя, да еще в присутствии министра.

Но господину министру, как и всей изрядно охмелевшей компании, эта демонстрация методов воспитания покорности у русских, видимо, доставила удовольствие. А когда возвратившийся фон Кубе рассказал о шалости своего сынишки, выплеснувшего однажды на голову горничной содержимое ночного горшка, в зале раздался дружный хохот.

Оживление за столом нарастало. Генерал Клюгер начал было рассказывать какой-то анекдот, но Анита, заметив, что министр не слушает его, прервала генерала:

— Господа! Прошу перейти в гостиную. Нас ждет кофе.

Отпивая маленькими глотками черный кофе, министр обратился к Кубе:

— Вот вы говорите, генерал, о благотворном воздействии строгостей на русских, но почему же чем суровее наши карательные меры по отношению к населению, тем все больше растет его сопротивление, в частности увеличивается число партизан? Имейте в виду, это очень беспокоит фюрера.

Фон Кубе быстро переглянулся с начальником полиции и сказал:

— Можете заверить фюрера, господин министр, что с партизанами мы в ближайшее время покончим.

— Так. Но вы все-таки не ответили на мой вопрос. Я, конечно, надеюсь, что все присутствующие здесь люди серьезные и у нас нет оснований скрывать между собой правду, — настаивал Розенберг.

— Видите ли, господин министр, — начал фон Кубе, — все дело в том, что абсолютное большинство, населения, настроено к нам резко враждебно. Ведь в чем вся суть? Ряды партизан беспрерывно пополняются за счет городских и сельских жителей. Так что лучшим способом в нашей борьбе с отрядами бандитов явилось бы — это мое личное мнение — поголовное уничтожение не только того населения, которое живет вблизи бандитских баз, а буквально всех, превращение этой проклятой Вейсрутении в сплошную мертвую зону.

— А кто- же в таком случае будет обслуживать нашу армию, наши тыловые гарнизоны? — спросил Розенберг.

Фон Кубе замялся. Он был в явном затруднении.

— Кстати, скажите, генерал, сколько партизан действует в Белоруссии? — выручил Розенберг комиссара из неловкого положения.

— По данным нашего высокоуважаемого господина Готтберга, на территории Вейсрутении сейчас насчитывается что-то около миллиона партизан, сведенных в отряды и бригады. Вполне вероятно, что сведения, поступающие с мест о количестве партизан, преувеличены, но их действительно очень много и наглеют они с каждым днем все больше и больше.

Министр нахмурился.

Чувствуя, что разговор принимает неприятный оборот, в него решительно вмешалась Анита. Она умело овладела вниманием министра, и пока вела с ним непринужденный разговор, в зал неслышно вошел личный адъютант фон Кубе Виленштайн.

— Чрезвычайное происшествие, господин генерал, — шепнул он Кубе, — только что сообщили из штаба военно-воздушных сил, что у них бесследно исчез полковник Вернер. Есть подозрение, что его схватили и увели с собой партизаны.

Испуганно метнув взгляд в сторону министра, занятого разговором с Анитой, Кубе дал знак адъютанту пока никому не говорить об этом.

Улучив момент, он подозвал к себе фон Ранке.

— Партизаны захватили оберста Вернера. Надеюсь, вы понимаете, что это значит? Немедленно выезжайте в Колодищи и тщательно расследуйте это дело. Примите меры к розыску. Виновных наказать без всякой пощады.

— Но, господин генерал, Колодищи не моя сфера, ведь это от Борисова…

— Вы поедете туда в качестве моего личного уполномоченного, а это значит, что никаких границ в ваших сферах не существует. Ясно? Действовать быстро. Учтите, что план очистки борисовской зоны от партизан будет введен в действие в самые ближайшие дни. Так что торопитесь. Жду ваших донесений.

Раздраженный возвращался фон Ранке в Борисов. Ему так и не удалось поговорить с министром. Надежда на перевод, на отпуск не осуществилась. Все испортил наместник фюрера фон Кубе.

Подавленное душевное состояние Ранке усиливалось еще и тем, что расследование таинственного исчезновения Вернера ни к чему не привело. Действуя в качестве уполномоченного гаулейтера, он подверг экзекуции многих жителей поселка Колодищи, схватил нескольких подозрительных и отправил в минскую тюрьму, но все это не прибавило славы барону.

Всю дорогу по пути в Борисов фон Ранке злился и на имперского комиссара, и на партизан, и на жителей поселка Колодищи, на всех и вся.

В Борисов фон Ранке прибыл под вечер и сразу же вызвал к себе Нивеллингера.

— Как дела, полковник? Приступили к выполнению секретной инструкции имперского комиссара?

— Так точно, господин доктор, все наши силы уже приведены в боевую готовность. Кроме того, на случай неудачи с операцией по уничтожению партизан мною разработан ряд новых планов по засылке нашей агентуры в партизанские отряды.

— Какой неудачи? Исходить из неверия в нашу победу? Стыдитесь, полковник!

— Я полагал…

— Что вы там полагали, меня сейчас мало интересует. Потрудитесь принести мне все ваши планы, и как можно скорее — время не терпит. В силу ряда обстоятельств имперский комиссар приказал начать операцию «Коттбус» раньше намеченного срока.