Игорь Срибный - ПЛАСТУНЫ Страница 17

           Шамхал снова попытался подняться, но казак придавил его тяжелой рукой к подушкам и сказал:

           - Я не хочу слушать твоих оправданий. Потому как, ты скажешь, что нападение сие произошло помимо твоей воли, но ты - владетель земель горских, и потому несешь ответственность за действия твоих амиров.

           - Что с моими нукерами? – Мехти-хан наконец смог разлепить спекшиеся враз уста.

           - Кто отправился к праотцам, ну, а кто был поумней, и не стал хвататься за оружие, тех связали и отправили в твои погреба – охранять твои немереные запасы, коими армию можно накормить. Это ж надо, – казак растянул в улыбке жесткие губы, - У тебя только овса более ста мер. Да еще в ясли засыпано мешков пятьсот! А лошади у тебя хорошие – вот лошадей мы у тебя заберем, а молодняк оставим, уж не взыщи.

          - Кто ты? – спросил шамхал. – На чью голову мне насылать проклятья?

          - Я – атаман казаков днепровских – Гнат Заруба, - ответил казак, ухмыляясь -  А проклятий твоих я не боюсь, ибо слаб ты, шамхал. В душе твоей хитрости и брехливости больше, чем отваги и лыцарской доблести, коими славны запорожцы. Труслив ты и жаден – не ровня ты мне по духу. Так что, угрозы свои оставь детишкам да женкам своим. Вон сынок твой, - Заруба кивнул головой в сторону Сулеймана, - Волчонком глядит, не боится. Вот из него добрый лыцарь вырастет, но не в твоих руках. Вот отдай его нам – казакам на воспитание – посмотришь через пару-тройку годков, какой воин выйдет из мальца сего.

           - А я согласен, - вдруг чисто по-русски, почти без горского акцента, сказал Сулейман. – Даже если отец будет против, я уйду с вами!

           Мехти-хан вдрогнул, как от удара, услышав слова сына, на которого он возлагал столько надежд, но, взглянув в глаза Сулеймана, понял, что навсегда потерял его…

26. В НИЖНЕМ ГОРОДЕ

           В нижнем городе сотня Драгомила тоже действовала быстро и решительно. Едва из ворот выехал ночной разъезд нукеров, как на него со всех сторон навалились казаки. Двое стражей, охранявших решетчатые ворота, пали под ударами кистеней, не успев издать ни звука. И сотня вошла в город, растекаясь по майдану и уничтожая стражей, попытавшихся остановить казаков саблями и пиками.

           Перепуганные торговцы и ремесленники заметались по площади, закрывая свои лавки и укрываясь за толстыми каменными стенами. Через несколько минут казаки закрыли проходы во все улочки брошенными на майдане арбами и перекрыли стянутыми со всех сторон площади бочками с рыбой, оставленными торговцами мешками с зерном и овощами довольно широкий подъем, ведущий к майдану со стороны кварталов бедноты.

           Захватив майдан, Драгомил тут же отправил гонца наверх, во дворец – доложить атаману, что его сотня поставленную задачу выполнила.

           Гонец вскоре вернулся и сообщил, что рано утром будун  соберет народ на площади, и шамхал разъяснит горцам, что Дагестан входит в подданство России. Посему прикажет сложить оружие и не воевать больше с русскими.

           Сразу же после речи шамхала казаки уйдут, уводя с собой шамхала и его сыновей.

           Драгомил еще раз обошел майдан, высматривая слабые места в обороне, но не найдя таковых, решил устроить себе наблюдательный пункт. Он присмотрел высокую саклю с красивой башенкой сверху и, подойдя к широкой дубовой двери, постучал в нее рукояткой нагайки. Дверь открылась сразу же, как будто хозяин стоял за нею и ждал прихода гостей.

            На пороге стоял седой благообразный старик, одетый в дорогой шелковый каптал. Уже совсем стемнело, и старик держал в руке серебряный светильник, осветивший стоящего у входа казака.

             Драгомил подозвал Уляба, который остался в его отряде, поскольку Заруба знал, что и шамхал, и его старшие дети говорят по-русски, и решил, что толмач будет нужнее Драгомилу. Сотник объяснил Улябу, что хочет пройти наверх – в башню, чтобы с нее осматривать подходы к городу, и толмач перевел его слова горцу.

              Хозяин молча посторонился, и Драгомил с Улябом вошли в саклю. Старик пошел впереди, освещая богато убранные покои, и головой кивнул на лестницу, ведущую наверх.

 Поднявшись по крутым ступенькам и откинув шелковый полог, казаки оказались в просторной башне, посреди которой стоял резной стол, вокруг которого были расставлены удобные глубокие кресла.

               Драгомил подошел к обрезу башни и убедился, что сделал правильный выбор – с высоты строения в призрачном свете взошедшей луны просматривалась и дорога к городу, и все окрестные улочки. Он придвинул одно из кресел к проему и уселся в него, осматривая окрестности.

               Тишину ночи нарушал только треск цикад и шелест листьев под легким дуновением теплого ветра. Так в тишине и покое прошло довольно долгое время, и сотник сам не заметил, как задремал.

               Вдруг Уляб тронул его плечо. Драгомил обернулся и увидел напряженное лицо толмача, который пристально вглядывался в лестничный проем. Теперь и сам сотник услышал легкий скрип ступенек под чьими-то шагами. Он бесшумно вскочил на ноги и, вынув из кожаных ножен кинжал, встал у стены, сбоку от прохода. Скрип прекратился, но вскоре раздался рядом с пологом. Уляб, приблизился к проходу и встал с другой стороны от него. В его руке матово блестел длинный горский кинжал, занесенный для удара.

               Полог рванула чья-то сильная рука, и трое молодцов влетели в башню, размахивая саблями. Готовые к нападению казаки, расправились с ними мгновенно. Тяжелые тела, пораженные ударами кинжалов, рухнули на пол. Со звоном полетели выбитые из рук сабли…

               Приподняв тело одного из нападавших, и прикрывшись им, как щитом, Драгомил надел ему на голову свою казачью шапку и выставил его в проход.  Тут же в застывшем воздухе тонко просвистела стрела, насквозь пробив мертвое тело. Сотник толкнул его вниз, и тело загрохотало по ступенькам. На некоторое время воцарилась тишина, которую разорвал вдруг женский вой.

               Драгомил бросился к проему башни и выглянул наружу. Несколько казаков, потревоженных женским криком, медленно стягивались к сакле, прижимаясь к стенам и держа наготове ружья. Узнав первого из них, сотник приглушенным голосом позвал его:

               - Эй, Драган, - казак поднял голову и остановился, увидев сотника в башне, - Брось мне веревку!

               Драган отвязал от пояса аркан и, раскрутив, метнул сотнику. Поймав аркан, Драгомил накинул его петлю на зубец башни и скользнул по аркану вниз. Вслед за ним спустился Уляб.

                - Плохой старик, без чести и совести совсем - сказал он вполголоса, - Горец, если уж впустил гостя в дом, должен оберегать его. Должен пищу дать и приют. А уж потом, когда гость покинет дом, может убить его, если он враг. Старик закон гор преступил!

                - Клята баба, зараз увесь город пидниметь, - слушая доносившиеся из сакли вопли и мрачно оглядываясь по сторонам, тихо сказал Трохим Сокыра.

                - Подоприте дверь и держите окна под прицелом, - скомандовал Драгомил. – Там кто-то очень метко из лука стрелы пускает. Да схоронитесь, не стойте открыто!

                Он отошел от злосчастной сакли, ругая себя за то, что решил войти в дом горца, и услышал шорохи и шелест со всех сторон. Это потревоженные криком жители пытались через окна и двери рассмотреть и понять, чем вызваны эти вопли на майдане.

                Вдруг рядом с Драгомилом со скрипом отворилась дверь, и на каменные плиты майдана шагнул мужчина, одетый в простой халат. На голове его красовалась высокая папаха, обшитая по кругу широкой зеленой лентой. Тяжело опираясь на посох, он подошел вплотную к Драгомилу, и, выйдя из тени сакли под лунный свет, оказался высоким худым старцем с белой бородой до пояса. Старец быстро заговорил, гневно потрясая посохом, но сотник, ничего не поняв из его речи, обернулся, высматривая толмача. Но тот уже сам шел к ним, на ходу складывая ладони вместе перед грудью. Подойдя, Уляб низко поклонился старцу и заговорил в уважительно-почтительном тоне, не поднимая низко опущенной головы.

               Старец выслушал толмача и, постояв некоторое время в раздумье, отправился к сакле, из которой, не прекращаясь, доносились женские вой и плач.

               Подойдя к двери, старец стукнул в нее посохом и что-то сказал. Услышав ответ из-за двери, он повернул голову к Улябу, и тот, без слов поняв, чего хочет старец, сказал Драгомилу, что он хочет войти внутрь.

                Казаки убрали подпорки, и дверь отворилась. Согнувшись, старец исчез в дверном проеме.

                Еще несколько мужчин, видимо, увидев через окна, что происходит на площади вышли из своих жилищ и встали около дверей. Все они были без оружия.