Иосиф Лоркиш - Невидимые бои Страница 17

— Направьте его ко мне, — приказал Перепелица. И, обратясь к сидевшему рядом уполномоченному особого отдела, сказал: — Странный гость. Не уходите. Будем принимать его и разбираться вместе.

Вскоре командир роты Скороходов и неизвестный капитан вошли в землянку.

— Кто вы такой? Предъявите документы, — обратился к неизвестному командир батальона.

— Мои документы фальшивые, — ответил задержанный. — Я заслан к вам как агент немецкой разведки. Моя кличка Шубин. На эту фамилию и выписаны документы. А на самом деле я коммунист и командир Красной Армии. Моя настоящая фамилия — Иванцов. Вот оружие, которым меня снабдили немцы. Вот сто тысяч рублей. Прошу немедленно направить меня в контрразведку. Я должен передать сведения чрезвычайной важности. Доложите в контрразведку, что я знаю пароль «Нева».

Перепелица приказал особисту немедленно отвезти задержанного в Ленинград. Спустя несколько часов Шубин был доставлен в Управление контрразведки. Уже после того, как Шубин — Иванцов все подробно рассказал: и об обстоятельствах плена, и о том, что побудило его завербоваться в фашистскую разведку, и какое задание он получил при засылке в Ленинград, — противник передал еще одну радиограмму: «Курьер направлен. Встречайте Ольгино. Подтвердите прибытие».

В течение нескольких дней Михаил Воронов и Виктор Волосов усиленно работали с Шубиным — Иванцовым. Морозов даже освободил их от других дел, — они занимались только курьером. Дорог был каждый час, приходилось даже обедать в кабинете. Требовалось в первую очередь установить, действительно ли Шубин — Иванцов — советский патриот, действительно ли он, тяжело раненный, в сложной обстановке боя, попал в немецкий плен не по своей воле, искренни ли его якобы добрые намерения…

Все признания Шубина, все факты и сведения, которые он сообщал на допросах, немедленно проверялись и перепроверялись. Телефон и телеграф непрерывно приносили всё новые и новые данные.

Порой в кабинет заходил Морозов. Он вслушивался в то, что говорил Шубин, задавал ему вопросы.

Шубин рассказывал, что он решил попасть в фашистскую разведку с определенной целью: добиться получения задания, связанного с переходом на советскую сторону. Людей, попавших в такое же, как у него, положение, у немцев немало. С одним настоящим патриотом, как утверждал Шубин, он познакомился очень близко, и тот научил его многому.

— Кого вы имеете в виду? — осторожно спросил Морозов.

— У немцев он работает под фамилией Александров, — ответил Шубин.

— Как вам поверили немцы?

Шубин помрачнел.

— О, это было нелегко, — сказал он тихо. — Поверьте, очень нелегко.

Видно было, что ему трудно вспоминать.

— Пришлось перенести… всякое, — помолчав, добавил он.

— Я читал ваши показания и знаю подробности, — прервал его Морозов.

— В общем, немцы поверили мне, — продолжал Шубин, — и недавно предложили мне идти с заданием в Ленинград.

— Вы сразу сказали Александрову об этом задании?

— Не сразу, но сказал. И Александров дал мне понять, что это он рекомендовал Эрлиху послать меня в Ленинград.

— Почему именно вас? — с интересом спросил Морозов.

— Я сам вначале удивился, но несколько позже понял: видимо, Александров поверил мне, — ответил Шубин.

— И он же вам сообщил пароль?

— Да.

— Когда?

— Перед самым моим выходом.

— Расскажите подробнее, как это произошло.

— Меня вызвали к капитану Эрлиху. В кабинете был один Александров. Мы вышли якобы покурить, и он мне сказал, что, перейдя линию фронта, я должен немедленно пойти в советскую контрразведку и рассказать о своем задании. Он сказал, что мне поверят, если я назову пароль «Нева».

— Большим доверием пользуется Александров у немцев? — снова спросил Морозов.

— Да. Особенно ему доверяет капитан Эрлих. Кое-кто из русских презирает Александрова. Те, кто почестнее. И ему, конечно, очень тяжело… А вообще-то немцы всякий сброд насобирали. Особенно Федор Плетнев отличается. Хотели мы с одним эстонцем пристукнуть его, но Александров не позволил.

Морозов что-то тихо сказал Воронову. Тот кивнул и, достав из ящика стола несколько фотографий, положил их перед Шубиным:

— Посмотрите, нет ли кого из знакомых?

Шубин просмотрел фотографии и уверенно отложил фото Шамрая:

— Вот он. Плетнев.

Морозов удовлетворенно кивнул, закурил, предложил папиросу Шубину. Медленно прошелся по кабинету, спросил:

— Что еще вы хотели бы сказать?

— Самое главное, — и Шубин порывисто встал со стула, — поверьте мне. Я готов выполнить любое задание. Я столько выстрадал…

Шубин задыхался от волнения. Воронов налил ему воды, и он стал пить ее судорожными глотками. Потом устало опустился на стул.

Морозов, задумавшись, сосал потухшую папиросу. Некоторое время все молчали. Затем, обратившись к Воронову, Морозов вполголоса, но так, чтобы Шубин слышал, спросил:

— Сколько дней у нас Шубин?

— Третий день, — ответил Воронов и, посмотрев на Морозова, увидел, что тот улыбается одними глазами.

— Постановление на арест предъявили? Обвинение?

— Нет, — улыбнулся уже и Воронов.

— То-то же. Законы никто не имеет права нарушать. Если в течение сорока восьми часов не предъявлено постановление об аресте, не сказано, в чем задержанный обвиняется (Шубин поднял голову, еще не веря до конца тому, что слышит) — то он не может считаться арестованным.

И, подойдя к Шубину, Морозов положил ему руку на плечо:

— Мы хотим вам верить. И думаю, что в конце концов поверим. Потерпите еще немножко. Все будет хорошо. Кстати, скоро должны поступить сведения о вашей семье. Так что не волнуйтесь, Шубин.

Морозов вышел из кабинета.

Шубин, уже несколько успокоившись, встал со стула, подошел к Воронову, забыв, что официальные допросы еще не кончены и он все еще находится на положении подследственного.

— Проверяйте, проверяйте поскорее. Я не боюсь проверки. И на фронт, на фронт. Мое место на фронте. Только на передовой мое место, только там.

— Всё проверим, служба такая, — официально произнес Воронов. — А насчет фронта не беспокойтесь. Еще навоюетесь.

Все эти дни Поляков по два-три раза в день требовал протоколы допросов Шубина. Он вчитывался в каждую строчку показаний, подсказывал новые уточняющие вопросы. О результатах проверки показаний Шубина Морозов докладывал Александру Семеновичу немедленно. Несколько раз по прямому указанию Полякова были посланы новые телеграфные запросы.

На третий день, поздно вечером, Морозов явился на очередной доклад к Полякову. Александр Семенович сидел за столом, глубоко задумавшись. Шло время. Нужно было принимать решение. От его правильности зависел успех операции. И не только успех. От этого, в первую очередь, зависела жизнь Александрова. Ведь если Шубин окажется все-таки предателем, узнавшим каким-либо путем пароль, то с Александровым будет покончено.

— Ну так как же? Что будем решать? — строго спросил Поляков. — Время не ждет.

— Предлагаю дать возможность Шубину «выполнить» задание и отправить его обратно к немцам. Уверен, что это наш человек. А немцы, видимо, ему верят, раз послали сюда. Там он будет хорошим помощником «Неве». И в случае… провала «Невы», — Морозов поморщился, так ему не хотелось даже думать о подобной возможности, но тут же закончил твердо: — в случае провала Шубин заменит его. Он хорошо знает обстановку. А главное, возвращение Шубина успокоит Эрлиха и других. Если Шубин вернется и скажет, что видел всю «теплую компанию», — значит, тут никакого подвоха нет, с резидентурой все обстоит благополучно и можно дальше засылать в Ленинград людей, деньги, рации, снаряжение, продовольствие. Откровенно говоря, мы уже план работы Шубина и его переброски подготовили. Вот, прошу ознакомиться.

Александр Семенович внимательно прочитал план. Он уже почти не сомневался в искренности Шубина. Теперь его мысли были о другом. Справится ли Шубин? Сможет ли снова пройти через все испытания у немцев? Ведь неизвестно, пошлют ли его с новым заданием в Ленинград или нет. Может быть, до конца войны придется Шубину вести двойную игру.

Поляков встал, закурил, прошелся по кабинету. Потом сел напротив Морозова… И началось. Сначала Александр Семенович камня на камне не оставил от плана, предложенного Морозовым. Но Морозов был к этому подготовлен. Он знал, что делал это Александр Семенович с определенным умыслом: чтобы каждый пункт операции, каждый ее момент был очень точно обоснован, подготовлен, чтобы не было в ней даже крохотного уязвимого места. И поэтому всегда начинал с разгрома.

Так было и сейчас. После нескольких часов ожесточенных споров, после того как были продуманы буквально все детали предстоящей операции, план наконец приобрел свои окончательные черты.