Евгений Рябчиков - Поединок на границе Страница 17

Наконец наступил момент, когда у сержанта остались одна граната-«лимонка» да несколько патронов в пулеметной ленте.

— Ну что же, теперь пора, — произнес Халаби. Он достал документы, сложил их в давно опустевший портсигар. Потом, наткнувшись в кармане на карандаш, вынул из красноармейской книжки фотокарточку улыбающейся Карлыгаш и на обратной стороне ее, рядом с дарственной надписью, быстро набросал неровным почерком:

«Родина! Мы не отступили.

Халаби присоединил фотокарточку к документам и зарыл портсигар в траншее. Затем он извлек из ленты два патрона, зарядил ими винтовку. Не торопясь, прилег к пулемету и расстрелял последние шесть патронов по перебегающим фашистам.

— Все. Теперь, Джек, твоя очередь, — глухо произнес Баяхметов, беря в руки винтовку. Но, взглянув на Джека, который, будто догадываясь, что задумал хозяин, смотрел на него грустными преданными глазами, сержант невольно опустил оружие. Разве выстрелишь в друга, не раз выручавшего тебя из беды?

Заветной мечтой Халаби, когда он пришел на заставу, было — получить овчарку и стать таким же умелым следопытом, как легендарный Карацупа, о котором он столько читал.

Начальник заставы понял душу молодого солдата, назначил Баяхметова вожатым и закрепил за ним Джека. Товарищи посмеивались над Халаби: уж очень неказистой на вид была его овчарка. Низкорослая, поджарая, она мало походила на тех грозных четвероногих стражей границы, которых они видели в кинофильмах. Однако Халаби не смутила незавидная внешность овчарки. Не жалея сил и времени, возился он с нею. Через год Джек стал одной из лучших служебных собак отряда, ни разу не подвел сержанта. Благодаря его помощи Баяхметов задержал несколько лазутчиков.

Как же после всего того можно было поднять руку на Джека?

«Нет, пусть он лучше погибнет от пули врага, чем от руки друга», — решил Баяхметов и натравил овчарку на мелькнувшего за изгибом траншеи эсэсовца.

Баяхметов не слышал ни злобного рычания Джека, ни дикого крика эсэсовца, ни выстрелов.

Глядя на приближающихся гитлеровцев, он лихорадочно обдумывал, как подороже отдать свою жизнь. Взгляд сержанта упал на лежащую у пулемета «лимонку». «А что, если…» — неожиданно мелькнула мысль, и рука Халаби сама собой потянулась к гранате. Баяхметов торопливо разогнул усики предохранительной чеки, положив гранату в левый карман гимнастерки. Ближе к сердцу. Затем он взял свободный конец поводка, который пристегивал к ошейнику Джека, протянул его под гимнастерку и пристегнул к чеке «лимонки».

Фашисты были уже почти у траншеи. «Вперед!» — мысленно скомандовал себе Баяхметов и, подняв здоровую руку, медленно пошел навстречу эсэсовцам. «Только бы не упасть», — думал он, чувствуя, как голова закружилась от слабости.

Увидев сдающегося в плен пограничника, удивленные немцы даже остановились и прекратили огонь. Еще бы! Могли ли они ожидать, что после такого упорного сопротивления он сам поднимет руки. Не подозревая о намерениях сержанта, гитлеровцы кинулись к нему.

Халаби глядел на потные, злобные лица врагов, и в душе его закипела слепая ярость.

— Ух, волчья стая, — прошептал он. — Наверное, так же и к отцу подходили басмачи…

И мысль, что он, как и отец, не струсил, нашел в себе силы побороть страх, твердо взглянуть в глаза смерти, наполнила сердце Халаби гордостью.

Сержант поднял голову. Над ним простиралось бескрайнее голубое небо, в котором, распластав могучие крылья, вольно парил степной орел. Невообразимая тоска стиснула душу Баяхметова. Ему страстно захотелось жить. Но жить ведь можно по-разному.

А гитлеровцы рядом. Халаби слышит их хриплое дыхание. Пора! Сержант решительно сделал шаг вперед, последний шаг в своей жизни. И этот шаг был шагом в бессмертие.

Стоят березы во дворе заставы, прикрывая густыми ветвями гранитный обелиск. Шумят листвой, точно рассказывают молодой поросли о подвиге людей, которые своей смертью утверждали жизнь на земле.

Павел Шариков

ПОГРАНИЧНАЯ ДИНАСТИЯ

Из семейной хроники

I

В довольно пестрой коллекции адских машинок, бесшумных пистолетов, стреляющих авторучек, портативных радиопередатчиков и прочего шпионского снаряжения, отобранного у агентов буржуазных разведок на советских границах и выставленного для обозрения в музее пограничных войск, внимание привлекают два вместительных чемодана. В них иностранные дипломаты пытались перевезти через границу двух шпионок. Но случилось так, что шпионки оказались на скамье подсудимых, а чемоданы — на музейном стенде.

Задержание агентов было делом трудным, связанным с большим риском. Разведчики пользовались дипломатической неприкосновенностью, и действовать следовало безошибочно. Трудности усугублялись еще и тем, что сигнал о готовящемся нарушении границы поступил в погранотряд в самый последний момент и времени на подготовку почти не оставалось. Тем не менее к встрече «дипломатов» все было подготовлено.

Как только международный экспресс остановился на станции, тотчас же вагон, в котором ехали дипломаты, был отцеплен и угнан в тупик. Начальник станции, подоспевший туда вместе с носильщиками, извинился перед пассажирами и предложил им перейти в другой вагон, так как этот «неисправен и требует срочного ремонта». Дипломаты подчинились. Носильщики взвалили злополучные чемоданы на плечи и на пути до перрона несколько раз «случайно» роняли их. Расчет был на то, что шпионки не выдержат столь неделикатного обращения и подадут голос. Удары, однако, не произвели на них должного впечатления, — по-видимому, хозяева здорово вымуштровали своих агентов.

Когда, казалось, все было потеряно, неожиданно открылся боковой клапан у одного из чемоданов. Носильщик немедленно воспользовался этим. В образовавшееся отверстие он просунул руку, и тогда наличие живого груза было точно установлено.

Одним из руководителей этой операции был Павел Иванович Босый, в ту пору помощник начальника погранотряда по оперативной части. Правительство наградило его золотыми часами и грамотой. К слову сказать, за боевые дела Босый получил в разное время шесть именных часов и целый арсенал пистолетов — семь штук!

В грамоте сказано: «За беспощадную борьбу с контрреволюцией». Это оценка не только данного, конкретного случая. Это оценка многолетнего, требующего большого мужества и знаний труда чекиста-пограничника Босого. Павлу Ивановичу тогда исполнилось тридцать пять лет, и ровно половина из них была отдана ЧК и пограничным войскам.

Не случайно Босый оказался в чекистском строю. Он родился и вырос в рабочей семье, тесно связанной с революционным движением. Старший брат Павла, Андрей, еще в 1905 году вступил в большевистскую партию. Его богатырскую фигуру, громовой голос хорошо запомнили рабочие ташкентских железнодорожных мастерских. Это он, Андрей Босый, был одним из руководителей их выступлений в годы первой русской революции. Во время столыпинской реакции его арестовывают. Но вскоре на маленькую железнодорожную станцию, затерявшуюся между Оренбургом и Самарой, пришла весточка из Лондона: «Андрей бежал из ссылки и эмигрировал в Англию». После февраля семнадцатого он в Петербурге, участвует в Октябрьской революции.

Редко встречались братья. Лишь после ранения Андрей, приехав подлечиться, дольше обычного задержался в отчем доме. Его рассказы о революции, о большевиках, о том, что врагов еще много и что впереди предстоят большие схватки, оставили в душе юноши неизгладимые впечатления, предопределили его судьбу.

Окончательное решение, кем быть, у Павла назрело после трагического события, о котором он и сейчас не может говорить спокойно.

У Матрены Даниловны, матери Павла, женщины большого и доброго сердца, было много общего с горьковской Ниловной. Жила она нелегкой суровой жизнью. Под влиянием Андрея и его товарищей-революционеров она, как и Ниловна, из забитой, всего боявшейся женщины, становится мужественным борцом за народное дело, отважным помощником большевиков. Павел помнит долгие отлучки матери в девятьсот десятом и пятнадцатом годах. Уже потом от отца он узнал, что ездила она в свое родное село на Украину по заданию большевистского комитета. В селе стоял уланский полк. Коммунисты полка, установив через Андрея связь с ташкентскими рабочими, снабжали их оружием, а переправляла его Матрена Даниловна.

В 1919 году она была убита. На станцию, где жили Босые, налетели бандиты и на железнодорожном пути устроили завал с тем, чтобы остановить и ограбить пассажирский поезд. Мать пыталась помешать убийцам, и за это они подвергли ее зверским истязаниям.

Все это происходило на глазах сразу повзрослевшего Павла. На могиле матери он поклялся не выпускать из рук оружия до тех пор, пока по нашей земле ходят враги. Он оставляет железнодорожное училище, едет вместе с отцом на Украину и там поступает на работу в ЧК. Украинские чекисты после окончания гражданской войны были заняты ликвидацией недобитых банд, которые, словно волчьи стаи, рыскали по степи. Под видом сапожника Босый ходит по селам, разведывает, когда и где должны появиться бандиты, участвует в облавах и боях.