Борис Яроцкий - Эхо в тумане Страница 17

Пока бронетранспортер катил к закрытому шлагбауму, Забродин обратился к товарищам:

— Беру с собой двух добровольцев.

— Почему добровольцев? — резонно заметил Козютин. — Ты лучше спроси, кто дальше бросает связку. Это могу я и вот он. — Ладонью вытянутой руки Козютин показал на конопатого бойца в расстегнутой гимнастерке, из-под которой выглядывала флотская тельняшка. — Митька Пятак.

— Ошибки нет, — невозмутимо подтвердил конопатый боец, поднимаясь.

— Тогда — вперед! — скомандовал Забродин, и они втроем со связками гранат побежали навстречу бронетранспортеру. Их надежно укрывали валуны и высокий папоротник. Но вот кончился лес, а до перекрестка еще метров семьдесят. Тут нужен был рывок, и Забродин цепенел от мысли, что немецкий пулеметчик, взявший под прицел стену соснового бора, не даст им как следует махнуть гранаты.

У шлагбаума бронетранспортер остановился. За пуленепробиваемой стенкой немцы выжидали.

— Ломаются, сволочи! — шепнул лежавший рядом с Забродиным Козютин. Его еще не знавшая бритвы щека нервно подергивалось. Он лежал на животе, обдавая связку своим горячим дыханием.

— Ударить бы из окопчика! — мечтательно произнес Забродин, приподнимаясь на локтях. Вся его упругая, словно из тугой резины фигура, казалось, вот-вот взлетит над открытым пространством, и фашист, укрывшийся за броней, не успеет даже глазом моргнуть, как брошенная связка сделает свое дело. А пока сквозь узкую прорезь смотровой щели враг выискивал цель.

— Расползаемся, — шепотом скомандовал Забродин. — Сейчас он вспыхнет как спичка!.. Ну… пошел, — и первым круто отвалил вправо — к наполненному водой кювету.

Влево свернул Пятак. Козютин остался на месте. Он пристально следил за каждым движением ствола пулемета. Да, вражеский пулеметчик выискивал цель, но все живое, словно предчувствуя беду, спряталось и затаилось. Черными глазницами амбразур на дорогу смотрели доты. Там, как и везде, никаких признаков жизни. И только на опушке паслись кони. Время от времени они поднимали головы, словно удивлялись, отчего это так много пней?

Бронетранспортер стоял у шлагбаума. А из-за поворота, наполняя гулом окрестности, шла колонна. Грузовики с высокими кузовами, обтянутыми брезентом, отдаленно напоминали кибитки степных кочевников.

— Фашисты шумною толпою по Карелии кочуют, — вслух сказал себе Козютин и пообещал: — Ничего, мы их докочуем…

Фыркнув, бронетранспортер ударил по шлагбауму, и полосатый шест, выскользнув из-под скобы, под тяжестью противовеса принял вертикальное положение. Доты по-прежнему молчали.

Фашисты, чувствовалось, нервничали. Козютин заметил, как ствол пулемета качнулся в сторону вырубленного леса. Из него запрыгало, пульсируя, желтое пламя. Козютин не сразу определил, куда послана очередь. Он только помнил, что там, у вырубленного леса, наших нет. Не выпуская из виду бронетранспортер, боец оглянулся.

— Ах, вот оно что!.. — В голове не укладывалось: «Зачем?!.»

Немец полоснул по лошадям. Три упали сразу, одна, раненная в шею, истово мотала гривой, словно хотела от чего-то освободиться. Брызгами разлеталась кровь. Две стреноженные кобылицы, напуганные стрельбой, по не задетые пулями, попрыгали вдоль опушки, высока подбрасывая ноги. Фашист не дал им далеко отпрыгать. Оглушительно ударила вторая очередь, еще одна лошадь упала, как споткнулась.

И тут Козютин не выдержал — выскочил из укрытия. Ствол пулемета дернулся. В последний момент боец, видимо, понял, что немец не даст ему бросить связку. Коротко, как пудовую гирю, он метнул ее из-за спины. Рано метнул. Навстречу брызнуло желтое пульсирующее пламя. Связка взорвалась, не долетев до цели.

Козютин, падая уже мертвым, второго взрыва не услышал. Это метнул гранаты Пятак. Он появился неожиданно для всех без гимнастерки, в тельняшке. Ему так хотелось быть похожим на краснофлотца! Связка угодила не совсем удачно — в колесо. Огрызаясь огнем пулемета, бронетранспортер дал задний ход, двигатель надрывно ревел, машина ползла по щебенке, пока не очутилась в глубоком кювете.

Метким оказался бросок Забродина. Связка разорвалась на броне. Двигатель заглох, но не загорелся. Забродин попытался отбежать, но пули веером брызнули под ногами, прижали бойца к земле.

19

За поединком наблюдали все, кто мог. Такое на войне ребята видели впервые. В новинку это было и для командира. Сначала ему показалось странным поведение фашистского пулеметчика, открывшего огонь по животным. Но, как только тот стал бить по землянкам, сомнение отпало.

— Провоцирует, паршивец, — разгадал Кургин его замысел. — Думает, мы ответим из винтовок. А мы его — гранатами!.. Кто этот, в тельняшке? Метнул правильно.

— Пятак, — объяснил Иваницкий. — Они вместе с Лыковым мечтали на флот. А их — в пехоту…

Бронетранспортер завяз метрах в двадцати от окопа. В том окопе, не обнаруживая себя, затаился Усиссо. Фашист, не видя целей, постреливал для острастки. Пули чертили воздух, оставляя в нем запах сгоревшего фосфора. По кювету можно было проползти к затаившемуся эстонцу и оттуда, из его окопа, поражать эту стальную, огрызающуюся огнем коробку. Кургин взял телефонную трубку:

— Лобода, посылай ребят на кухню. Там, говорят, бочка с керосином. Надо с броневиком кончать… А гранаты побереги.

Почему немец провоцировал на ответную стрельбу, выяснилось довольно скоро. Колонна автомашин, показавшаяся из-за поворота, затормозила, не дойдя до перекрестка километра полтора. Пока бронетранспортер вел огонь, из автомашин выскакивали серые комочки, похожие на сусликов, и тут же исчезали в зарослях осинника.

— Товарищ лейтенант! — из траншеи тенорком крикнул щуплый боец, которого Иваницкий оставил наблюдателем. В отряде не было биноклей, не оказалось их и среди трофеев, поэтому надеялись только на зоркость молодых глаз.

— Что там, Чубриков?

— Немцы что-то раскладывают… Трубы какие-то.

Стали всматриваться туда, где копошились серые комочки. Фашисты выгружали… минометы.

— Как, товарищ Косарь, достанем? — спросил Кургин, повернувшись к пулеметчику.

Дежуривший у пулемета боец, морща темный от пороховой копоти лоб, с готовностью ответил:

— Нарисую.

— Рисуй.

Косарь быстро поменял диски, объяснив на ходу:

— Тут у меня трассирующие. — И, прицелившись, дал короткую очередь. Оранжевыми шмелями пули помчались вдаль, но до колонны не долетели. Отрикошетив от дорожного покрытия, исчезли в пасмурном небе. Пулеметчик слегка качнул ствол чуть вверх, и вторая стайка оранжевых шмелей вонзилась в радиатор головной машины. Суслики-комочки — врассыпную.

— Ага! Забегали!

— Рисуй дальше! — входил в азарт Кургин.

Короткими, жалящими очередями Косарь выпустил полдиска. Над радиатором далекой машины весело заплясало пламя.

— Ну вот!..

Словно в отместку, прямо над головой, послышался нарастающий шелест — знакомый пугающий звук. Мина разорвалась на крутом склоне, градом посыпалась гранитная крошка. Вторая разворотила бруствер. Здесь одно спасение — дот. И бойцы, оставив траншею, бросились под его бетонную крышу. Мины ложились кучно. Две или три — было слышно — угодили в бетон. Немецким минометчикам в меткости отказать было нельзя. Цель они накрыли почти без пристрелки.

В доте стало тесно. С каждым взрывом тротиловый дым все туже пеленал высоту. От него до тошноты горчило. Люди кашляли, выглядывали из дверного проема, хватая воздух. Кто-то, не добежав, остался лежать на дне траншеи. После каждого нового взрыва его все больше засыпало крошкой. Не дождавшись конца обстрела, к нему пополз Гулин.

А в доте звонил телефон.

На этот раз лейтенант Лобода вызывал Колосова — посоветоваться по срочному делу.

— У меня пленный, — докладывал он.

— Знаю… Он что — желает дать показания?

— Наоборот!.. Нас обстреливают, а он на губной гармошке марши…

Сообщение командира взвода и рассмешило и раздосадовало: нашел время о чем докладывать!

— Как быть, товарищ политрук? — домогался Лобода. — Вы имейте в виду, мы у себя фашистской пропаганды не потерпим!

— Потерпите. Вот наши ударят, а вы послушайте, о чем он вам тогда запоет.

— Можно, мы отберем гармошку? Чтоб не издевался…

Вскоре фашисты перенесли огонь на нижний дот. Но били аккуратно, щадя свой бронетранспортер. Дот — укрытие надежное, только всех бойцов он вместить не смог. А мины рвались не столько на земле, сколько на соснах, и в открытой траншее не было от них спасения, как от шрапнели.

Лейтенант Лобода успокоился ненадолго. Он опять звонил, но на этот раз докладывал уже по другому поводу:

— Жду атаки. Вижу немцев. Много…

По узлу вела огонь по крайней мере минометная батарея. Это была самая обычная артподготовка. Минут через десять обстрел прекратился, и первая цепь атакующих показалась в отдалении. Треск автоматных очередей слился в густую барабанную дробь. Им дружно ответили наши «Дегтяревы».