Юрий Коротков - Девятая рота. Дембельский альбом Страница 18

Прежде, чем истлела сигарета, в Олиных окнах зажегся свет. Он видел, что она подошла к окну и осторожно — из-за шторы — выглянула на улицу.

Перед тем, как уйти, он повернулся к ней, помахал рукой и подумал, что она чем-то неуловимо напоминает Белоснежку!

Второй секретарь горкома партии товарищ Шапкин, слывший в народе настоящим принципиальным коммунистом и правильным мужиком, крайне заботился о собственной репутации, а потому встречи с Быкаловым всегда назначал за городом, в лесном охотничьем домике, подальше от посторонних глаз.

— Привез? — он испытующе посмотрел на прибывшего партнера.

— А как же, Вениамин Борисович! Вот они, родненькие! — На стол перед чиновником лег черный кожаный дипломат.

Открыв крышку, Шапкин с удовольствием погладил ладонью лежащие внутри кейса пачки стодолларовых купюр.

— Нет, ну нет в жизни справедливости! — Шапкин сделал трагическое лицо. — Посуди сам, денег пропасть, а потратить я их не могу. Слишком много товарищей вокруг, которые только и ждут, чтоб завалить меня и сесть на мое место. Даже «волгу» поганую не могу свободно купить, не говоря о «мерседесе».

— Деньги работать должны, — согласился Быкалов. — Они же нам строить и жить помогают! Хотите, я поговорю со своими донорами. Есть у меня прикормленный банкир на примете, положим деньги под хорошие проценты.

— Положим, положим, только позже, сейчас надо залечь в тину. Я тебя за этим и позвал, друг ты мой разлюбезный. Плохи твои дела. Совсем плохи.

— А что случилось, Вениамин Борисович? — побледнев, насторожился Быкалов.

— Тобой плотно милиция занялась. Менты клятвенно пообещали живым закопать тебя в землю. И людей им подбросили в помощь — волкодавов. Они уже вой подняли…

— Ну а вы-то на что, Вениамин Борисович? — Быкалов недоуменно развел руками. — Неужто вашей власти не хватит им пасти заткнуть?

— Я еще не договорил. Менты — еще полбеды. Их бы я сам нейтрализовал. Финт в том, что тебя и твою бригаду держит под колпаком Комитет госбезопасности. А милиция пляшет под их дудку. Разницу улавливаешь?

Потеряв самообладание, Быкалов грязно выругался и поинтересовался:

— А кто там, в Комитете, на меня бочку катит?

— Ну, допустим, полковник государственной безопасности Иванов Андрей Станиславович. Тебе это имя о чем-нибудь говорит?

Быкалов отрицательно покачал головой, недовольно поджал губы.

— Тогда какого лешего спрашиваешь? Или надеешься в КГБ концы найти? Так я тебе сразу говорю: не получится. Они там все как один, шибко принципиальные.

— И что делать будем? За бугор свалим, или как?

— Не паникуй, — партчиновник покровительственно похлопал Быкалова по плечу. — Пока ты со мной, тебе ничто не грозит. Шапкин, он на то и Шапкин, чтобы всем дать по шапке! Ха-ха!

— Спасибо вам, Вениамин Борисович! Золотой вы человек! — Быкалов бросился пожимать Шапкину руку.

— Да брось, — освободился тот. — Спасибо в карман не положишь.

— Что? Что надо сделать? Вы только скажите, я для вас горы сворочу!

— Правильно говоришь насчет гор. Слушай меня внимательно, Быкалов, — тихо и внятно произнес Шапкин. — Деньги будешь привозить как всегда, один раз в месяц. Но сумму необходимо увеличить вдвое, поскольку риск твоих операций возрастает с каждым днем.

— Вдвое? — Глаза у Быкалова от возмущения стали квадратными. — Но я же столько не потяну!

— А не потянешь, сдам тебя комитетчикам! — закричал на него Шапкин. — Ты понял меня? Хочешь жить, умей вертеться. Маскируйся! Расширяй бизнес! Укрепляй бригаду! Бери коммерсантов за вымя!

— Понял, — сник Быкалов, — я все понял, Вениамин Борисович. Все сделаю, как вы скажете…

Еще в коридоре общаги Олег почувствовал запах дешевого курева. Опять Пахомыч начадил своим «Беломором»? Он резко открыл дверь в свою комнату с намерением шутливо осадить старика-соседа, и застыл на пороге. Никакого Пахомыча в их берлоге не было.

— Добрый вечер, Олег.

За его столом сидел и курил Кормухин, тот самый капитан, с которым Олег познакомился в отделе транспортной милиции на Красноярском железнодорожном вокзале. Правда, он был в штатском, однако довольно приличный серый костюм сидел на нем, как форменный мундир. Перед ним на столе лежал внушительных размеров кейс.

— Удивлен, афганец? А я вот решил нанести тебе визит, — капитан поправил неброский темно-синий галстук и с благожелательной улыбкой уставился на Олега.

Тот с мрачным лицом продолжал разглядывать незваного гостя, не делая ни малейшей попытки поддержать разговор.

— Нет-нет-нет! — замахал Кормухин руками, по-своему истолковав невеселое настроение хозяина. — Ты не думай, ничего страшного не произошло, не пугайся! Да ты присаживайся, будь как дома, — пошутил он, чтобы снять возникшее напряжение.

— Я и так дома, — не принял чужих правил игры Лютаев. — Так чего надо? — он подошел к холодильнику, стоявшему в углу комнаты, и прислонился к нему спиной.

— Ну, — неопределенно пожал Кормухин плечами, — может же один человек зайти в гости к другому просто так, без причины? — Перестав улыбаться, он смотрел на Олега так серьезно, что тому показалось, будто его просвечивают рентгеном.

Лютаев вдруг почувствовал, что, оставаясь на ногах, он оказался в слабой позиции: капитан разговаривает с ним, как с подчиненным, а ведь он находится на своей территории. Поэтому он решительно подошел к столу и сел на свободный стул.

— Так в чем дело?

— Знаешь, как раз сегодня день рождения моего братишки. Вот так в жизни случается: день рождения есть, а человека нет. — Кормухин печально улыбнулся. — Чем-то ты мне, парень, брата напоминаешь. Вот и решил к тебе наведаться. Ничего, что без приглашения? — Он открыл кейс и достал оттуда бутылку водки.

— Да ладно, проехали, — кивнул Лютаев.

— Помянем усопшего воина. Стаканы и закусить чем найдется?

— А то вы не проверили, что здесь есть. — Олег показал рукой на холодильник. — Найдется. А Пахомыч-то где?

— Да я его погулять отправил, чтоб разговору нашему серьезному не мешал…

4

Год пролетел незаметно. И как-то во время рабочей смены Олега Лютаева вызвали из литейного цеха в профком. С чего бы это? В общественниках-активистах он сроду не числился. Может, сам не заметил, как натворил чего?

— Пляши, парень! Бросай свою общагу! Комнату тебе дают в коммуналке! И старика с собой забирай — Пахомычу тоже дали!

— Не может быть… — Олег просто не верил своему счастью.

— Может-может. — Председатель профсоюзного комитета торжественно вручил Лютому первый в его жизни ордер на собственное жилье. — Ты видишь, как партия и правительство заботятся о благе народа?

— Спасибо!

Впервые в жизни у него будет собственная комната, пусть даже в коммуналке. Четыре стены, которыми он отгородится от посторонних взглядов. Где он будет один на один с собой. Олег вспомнил детский дом: там воспитанники спали в одном из классов, в котором парты были заменены деревянными козлами с натянутым на них дерматином. Потом армия — снова казарма и жизнь у всех на виду, изо дня в день одни и те же лица. После армии — общага с соседями. А теперь у него будет настоящее отдельное жилье!

— А за что мне? — спросил он председателя профсоюзного комитета. — Я же ничего такого особенного не сделал…

— Не скромничай! Работаешь ты отлично, наставник доволен тобой. И, потом, не одного тебя переселяем. По указанию нового председателя исполкома, товарища Шапкина, освобождаем все общежитие ваше. Так что соседи у тебя будут все знакомые.

Понятно. На трезвую голову Олег не горел желанием общаться с ребятами и девчонками по общаге. А вот отдельная комната — это здорово. Молодец все-таки этот Шапкин, о простом народе заботится. Может, прав был Клепа, и никакой он не вор? Олег вспомнил сытое лицо Шапкина, и его снова охватило чувство брезгливости. Нет, он в нем не ошибался ни сейчас, ни год назад, когда впервые увидел его по телевизору…

Общежитие освободили в один день. Все было организовано чрезвычайно грамотно. Подогнали — страшно подумать — тридцать заводских грузовиков, на которые споро загрузили нехитрый скарб работяг. И — поехали!

— Здравствуй, дорога длинная, здравствуй, земля целинная! — орали новоселы без умолку, сидя в кузовах поверх барахла и еще даже не зная, куда, собственно, везут. Да и какая разница? Свое жилье — оно и в Африке свое жилье.

— Эх, жизнь какая пошла! — плакал от радости старик и тряс он Лютаева за плечи своими морщинистыми руками. — Это же сказка! Это же песня! А я-то, дурак, думал, что помру в этой общаге, так и не получив своего угла. Есть на земле правда! Есть справедливость!

— Ура товарищу Шапкину! — кричали люди, когда грузовики проезжали мимо здания исполкома.