Андрей Серба - Тихий городок Страница 18

Эти сведения Йошка передал Павлу. На распаковку вещей и устройство ушло мало времени. Павел сказал Йошке:

— Сейчас же поезжай в Мюнхен, ищи Березенко, наведайся в семнадцатое отделение почты, куда мать шлет ему письма. Вечером Нина постарается познакомиться с обитателями пансиона. Мне же предстоит идти в полицейское управление…

— Может, лучше тебя подстраховать?

— Не надо. И меня не выручишь, и себя подведешь… По возвращении из Мюнхена ищи завод детских игрушек Хохмайстера и Ахима Фехнера.

В саду появился толстозадый человек с мольбертом и красками, уселся на раскладной стульчик. Нетрудно было понять, что это Франц — брат Артура Штефи. Павел взял письмо и деревянную коробку с красками, подошел сзади, некоторое время молча рассматривал картину какого-то сражения.

— Прекрасно! — негромко, но с чувством произнес Павел.

Франц испуганно обернулся, отчего едва не свалился с хрупкого стульчика:

— Откуда вы взялись?!

— Пауль Виц. Утром я поселился вместе с женой и денщиком в вашем флигеле… Клянусь вам, вы гений!

Франц мало походил на Артура. Это был разжиревший субъект с рыхлым угреватым лицом. Белесые глаза навыкате обрамляли жесткие и прямые, как у поросенка, ресницы. Художник неопределенно махнул рукой с кистью.

— Так себе, — поскромничал он, не поняв иронии. — Пишу «Битву под Смоленском» для Дома инвалидов в монастыре святой Агнии. Старые вояки любят аллегории.

— Я вам привез письмо от Артура.

— Мой брат как был идиотом, так им и остался.

— Не скажите, Артур ведет себя геройски. — Павел придал голосу жесткие нотки.

Франц, взяв письмо Артура, быстро пробежал по строчкам мутными глазами, дернул плечом:

— Довоевался…

— Я узнал от вашего брата, что вы прекрасный художник, и добыл в России эту штуку…

Франц скомкал письмо, сунул в карман куртки, откинул крышку деревянной коробки и взвизгнул от восторга:

— Да это же чудо, господин Виц! В мире не найдешь лучше русских красок! Они делаются из настоящих масел и красителей.

Франц проворно вскочил, забежал вперед:

— Как я узнал, Артур — ваш друг. Извините, я опрометчиво высказался о нем. Я люблю Артура, хотя не одобрял, что он избрал военную карьеру. Но сейчас война, место настоящего немца в окопах, а у меня гипертония, артрит и всякие немощи…

В это время появилась его жена Клара с газетами и конвертом. Павел коснулся губами ее руки.

— Дорогая, это Пауль Виц — фронтовой товарищ нашего Артура. С женой и денщиком его поместила маменька во флигеле, — притворно ласково заверещал Франц.

— Одну минуту, — прервал его Павел, быстро сходил к себе и вернулся с плоским флакончиком «Коти». — Хорошенькая женщина, надеюсь, не откажется от этого скромного презента?

Клара, как девочка, сделала книксен и поправила высоко взбитую спереди и пышно рассыпавшуюся сзади по плечам прическу, схожую с той, какая была у Клары Доннер из нашумевшего фильма «Большой вальс».

Франц распечатал конверт, прочитал несколько строк на узкой полоске бумаги.

— Какая-нибудь повестка? — тревожным тоном спросил Павел.

— Наоборот! Йозеф Шрайэдер назначает время сеанса.

— Кто такой этот Шрайэдер?

— Важный чиновник в полиции. Эти господа хотят увековечить себя в истории, хотя папа Йозефа был простым писарем в магистрате. Кстати, я скажу ему о вас. Ведь вам нужно разрешение на проживание.

— Буду очень признателен, — Павел еще раз взглянул на картину — черное небо, багровый пожар в городе с типично немецкими крышами, даже церковью, которая напоминала мюнхенскую Фрауэнкирхе; — очевидно, таким представлял Смоленск Штефи. На переднем плане были изображены идущие в атаку танки и прижатые к броне солдаты с яростными лицами. — Нет, что вы ни говорите, у вас несомненный талант!

Вечером Нина взяла термос и пошла к фрау Штефи за кипятком. Она появилась в столовой в тот момент, когда обитатели пансионата собрались на ужин. Нина познакомилась с Францем и ветеранами из Нарвика. За столом не было лишь жильца с мансарды.

Поиски Березенко Йошка начал с 17-го отделения имперской почты. Оно оказалось напротив проходной завода «Байерише моторенверке». Молодой чех не предполагал, что будет иметь немалый успех у почтовых работниц. Смазливая девица за окошечком на вопрос, знает ли она господина Бера (так подписывался на обратном адресе Березенко), ответила игриво:

— А зачем вам понадобился этот сухарь?

Йошка поведал трогательную историю о больной матери, от которой привез благословение и посылку.

— Из Киева? — удивленно воскликнула девица.

— Откуда же еще! Я лежал там в госпитале.

В разговор вмешалась подружка из соседнего окошечка.

— Он теперь на почте бывает редко. А искать ею надо на БМВ. Однажды я видела его выходящим из проходной.

— В котором часу?

— После первой смены. В семнадцать.

— Как он выглядит?

— Длинный, дистрофичный… в очках… утиный носи… губы поджаты так… нет, так! Одет в серую тройку и реглан до пят.

Их наблюдательности можно было позавидовать.

До пяти вечера он ходил по Мюнхену, потом вернулся на почту и занял позицию у окна, откуда хорошо просматривались ворота БМВ. Кончилась смена. Из проходной повалил народ. На почте сразу стало многолюдно.

Йошка так и не увидел Бера, хотя проторчал у окна целый час. После закрытия почты ему ничего не оставалось, как пригласить подружек в кафе, угостить их пирожными и легким яблочным вином. Более серьезной девушке, видимо начальнице, по имени Ингрид он сказал:

— Если вдруг объявится Бер, передайте, что в воскресенье буду ждать его в сквере у Новой ратуши с восемнадцати до девятнадцати.

— Выходит, и я не увижу вас до воскресенья?

— Я живу далеко отсюда, но вас постараюсь увидеть раньше…

В Розенхайм он вернулся поздно.

— Почта — пока единственное место, только через нее мы сможем выйти на Березенко, — заключил Павел. — А до воскресенья постарайся разыскать Ахима Фехнера.

На следующий день с утра Йошка поехал искать фабрику детских игрушек Ноеля Хохмайстера. Она оказалась на западной окраине города. За высоким кирпичным забором виднелись три цеха, складские помещения и контора. Инспектор по найму — лысый старик, страдающий подагрой, просмотрел солдатскую книжку, справку из госпиталя об увольнении из вермахта и проговорил:

— Для устройства на работу нужна еще рекомендация от гауарбайтсфюрера.[14]

— Не знал, что детские игрушки тоже представляют для рейха военную тайну, — удивленно воскликнул Йошка.

— Мы теперь занимаемся другим делом, — шепнул старик.

— А какую работу мне дадут?

— У нас нет вакансий шофера. Пойдете разнорабочим. Паек и 80 марок в неделю.

— Я подумаю, — Йошка забрал документы и вышел.

Пивная «Альтказе», занимавшая подвал одного из стандартных четырехэтажных домов неподалеку от проходной, обслуживала рабочих этой же фабрики. Едва Йошка сел и закурил, как к нему приковылял кельнер. Под его халатом он заметил солдатский френч и синие кавалерийские галифе с рыжими леями.

— Видать, оттуда, — мотнул головой куда-то в сторону кельнер.

— А ты уже свое получил?

— С добавкой. Вместо ноги протез, а где взять вторую половину ягодицы?

— Без этого прожить можно, а вот без шнапса и пива… — Йошка извлек из бумажника продуктовую карточку и деньги. — Пусть побегает напарник, а мы хлопнем за мой счет по рюмочке за наши фронтовые дела.

Кельнер воровато оглянулся, понизил голос!

— С этим сейчас строго, но сообразим.

Он прохромал к стойке, что-то шепнул толстяку, тот скрылся в подсобке. Йошка стал разглядывать людей в пивной — старики, малолетки непризывного возраста, которые либо учились в гимназии, либо числились в командах «трудового фронта». В дальнем углу обосновалась компания отпускников в черных танкистских куртках.

Подошел кельнер с подносом, опустил на стол две литровые фаянсовые кружки крепкого портера, тарелку с зельцем, ломтиками ржаного хлеба и темной бутылкой рейнвейна. С ловкостью фокусника он выдернул рюмки из-под фартука, пододвинул стул и, скособочившись, сел. В бутылке оказался шнапс. Выпили за жизнь, за конец войны. Через полчаса Йошка знал о кельнере все — и что зовут его Хуго, и получает он пенсию по ранению, но приходится подрабатывать, так как толстяк за стойкой, чтоб у него лопнули потроха, его тесть и жмот, и откуда начал войну и где кончил — в деревне Чуриково под Малоярославцем…

— А я ведь был каменотесом! — всхлипнул Хуго и потянулся к бутылке.

— Слушай, приятель. Ты знаешь здесь всех выпивох?

— Назову каждого, — похвастался кельнер. От выпитого он побледнел, но глаза оставались трезвыми, язык не заплетался.