Ежи Путрамент - Сентябрь Страница 18

— Это тот самый Вестри? Банкир?

Повеселевший Потоцкий кивнул. Минейко выпрямился, машинально одернул мундир и торжественно подошел к девушке.

— Крися, разреши…

Крися уже успела припудрить носик и лоб, и от нее с новой силой пахнуло приятными духами — не то сиренью, не то гвоздикой. Мужчины по очереди поцеловали ее большую, сильную, красивую руку. Вестри взял Крисю под руку и, слегка прижимая к себе ее локоть, повел к столику. Он был на полголовы ниже девушки.

Наконец после долгих споров, кому первому сесть, все сели.

Поначалу разговор не клеился. Офицерики держались, как ученики на экзамене. Однако уже первая бутылка шампанского несколько их расшевелила. Вестри крикнул: «За здоровье пани!» — и все чокнулись. Выпили по-польски — залпом. Оркестр заиграл какой-то фокстрот, Вестри вскочил и, попросив разрешения у Минейко, повел Крисю танцевать. Все смотрели, как они извивались в танце. Вестри — плотно прижавшийся к девушке, с заострившимся от вожделения лицом, она — улыбающаяся, с немного откинутой головой, не то от радости, не то для того, чтобы избежать слишком бесцеремонного прикосновения к ее лицу носа Вестри. «Как это отвратительно, когда люди его возраста атакуют молодых девушек», — подумал Потоцкий и тут же испугался, что Минейко снова вспылит; теперь его ревность была бы намного более обоснованной, чем четверть часа назад…

— За здоровье армии! — чокнулся он с Минейко. — Выпьем, поручик! Господа, за здоровье армии! На вас вся наша надежда!

Товарищи Минейко поднялись. Вернулась Кристина. Лавируя между столиками, Вестри с трудом поспевал за ней.

— Что? — крикнул он. — За здоровье армии? Я тоже! Тост недействителен, его провозгласили без нас! Кельнер, еще раз этого же вина, только быстро! Кристина божественно танцует! — обратился он к Минейко. — Вам повезло. Такое сокровище!

Выпили еще раз за здоровье армии. Офицеры приободрились, и один из них даже вступил в спор с Потоцким:

— Будьте спокойны! Армия свой долг выполнит! Это у вас, у гражданских, могут быть всякие сомнения, армия — это каменная стена! — Он согнул руку в локте и помахал кулаком. — Вам это ясно?

— Разумеется! — поторопился заверить его Потоцкий.

— Ничего-то вы не знаете! — крикнул Брейво. — Хоть вы и того… сенатор, все равно вы штатский! А я служу в штабе главного командования! То есть, прошу прощения, в Управлении по вооружению. Но теперь это все равно. Я все знаю. Вы, наверное, думаете: щенок, подпоручик…

— Ну, что вы…

— Может быть, вы полагаете, что я ничего не знаю? Нет, знаю. Ого! Подпоручик Брейво из Управления по вооружению кое-что знает. Только я не могу… вы понимаете…

— Конечно, военная тайна!

— Вот именно. Будьте бдительны, враг подслушивает! Ха-ха-ха! Вы слышали об этом ребусе? Слышали историю с «Озоном» [28]? Ха-ха-ха! Между нами говоря, вы, пан сенатор, и весь ваш «Озон» — это как раз то, что… знаете?.. Вы на меня не сердитесь? О присутствующих, конечно, не говорят, но вообще-то верно?

Потоцкий сжался и слегка отодвинулся от Брейво. От навязчивых излияний этого сопляка приятное возбуждение, вызванное шампанским, испарилось. Заметив, что сенатор, отодвинулся, Брейво принялся атаковать его с удвоенной энергией:

— Ох, вы уже обиделись. Прошу извинения, дорогой сенатор. На нас нельзя сердиться. Мы как перелетные птицы, — заговорил он нараспев, — сегодня здесь, а завтра на передовой. Не для нас цветут розы! — заорал он на весь зал, перекричав оркестр.

— Подпоручик! — сухо одернул его Минейко.

Брейво вскочил и щелкнул каблуками:

— Разрешите доложить, подпоручик Брейво!

— Сидите и не пойте!

— Есть сидеть и не петь! — Брейво сел и со вздохом выпил вина. — Строгий! — шепнул он на ухо Потоцкому. — Замечательный парень, но строгий. В сущности, он мне ни брат, ни сват и не имеет права приказывать. Он тут проездом, приехал из провинции со своим стариканом. Старший ординарец. Адъютант. Хороший парень, но растяпа. Может быть, вы слышали о существовании старой перечницы Фридеберга? Еврей, — произнес он театральным шепотом прямо в ухо Потоцкому. — Вот какие у нас порядки. Еврей — генерал, а я, Брейво, потомственный поляк Брейво, — подпоручик. Это все ваша работа, пан сенатор, да-да, прошу не отрицать. «Озон» — это ваша работа.

Потоцкий с отчаянием огляделся по сторонам, надеясь найти хоть какой-нибудь предлог, чтобы удрать отсюда. Как только оркестр снова заиграл, он стремительно встал и подскочил к Кристине. Вестри не успел опомниться, как оказался один в обществе офицеров. Он посмотрел вслед Потоцкому и погрозил ему пальцем.

К Потоцкому снова вернулось хорошее настроение. Как бы случайно передвинув ладонь немного ниже талии, он крепко прижал девушку к себе. Крися не протестовала. Голова ее склонилась на плечо, и прядка растрепавшихся волос слегка задела щеку сенатора. Его вдруг охватило такое вожделение, что пришлось стиснуть зубы. Ничего не соображая, он натыкался на танцующие пары. Всем своим существом он чувствовал близость этого молодого тела.

— Как вас зовут? — спросил он придушенным голосом и тут же вспомнил, что уже трижды обращался к ней по имени.

— Крися, — улыбнулась она. — Вам нравится?

— Если бы вас даже Кунигундой звали, мне бы все равно понравилось. Все, с чем вы соприкасаетесь, становится прекрасным. Вы словно царь Мидас, слышали о нем?

— Кажется, грек?

— Почти. К чему бы он ни прикасался, все превращалось в золото.

— Правда? Какой счастливчик! Как я ему завидую! Но вы преувеличиваете, мне совсем не так хорошо живется.

— Какие могут быть у вас огорчения? Вы такая молодая, красивая. И у вас молодой красивый жених. Вы давно с ним знакомы?

Крися вздохнула, может, нарочно, а может, нечаянно, сильнее оперлась на плечо Потоцкого и тихо промолвила:

— Мы не можем пожениться.

— Почему? Он женат?

— Нет, но поручикам нельзя. Если бы я еще была невеста с приданым, а так…

— Не может быть!

— Разрешат, когда его произведут в капитаны. А это еще не скоро. Разве что начнется война, тогда он скорее добьется повышения.

— Вы хотите, чтобы была война?

— Нет, пожалуй. Ведь его могут послать на фронт.

Она взглянула на него невинными глазками и перевела разговор на другую тему:

— Этот ваш друг богатый?

Потоцкий нехотя кивнул головой.

— Очень? Все говорят, что очень богатый. Вот у него, наверно, веселая жизнь. Небось каждый день здесь бывает. А как тут хорошо! — Она заметила, что Потоцкий молчит, и с истинно женской интуицией угадала причину. — Вы тоже богатый?

— Нет, как раз наоборот.

— Наверно, шутите? Вы ведь Потоцкий, правда? Граф, правда? Как приятно быть графом! Я слышала вашу фамилию еще в школе. Она историческая, правда? Сейчас вспомню. Была какая-то конфедерация, только не помню какая. Столько надо было зазубрить всяких конфедераций и восстаний. Что-то похожее на кинофильм, на фамилию актрисы: Батицкая? Малицкая? Обарская? Барская, да?

— Тарговицкая, — сквозь зубы процедил Потоцкий.

— Это все равно, правда?

— Я бы сказал, не совсем.

— Я вам очень завидую! Но мы тоже из шляхты. Моя мама урожденная Култужицкая, у них есть родовой герб, только не помню какой. Кажется, подкова, а может быть, крестик. Вы не знаете, какой у них герб? Жаль! А я так рада. Завтра расскажу в конторе, что танцевала с самим графом Потоцким, из Тарговицкой конфедерации. Ну и взбеленятся они! Никак не могут простить, что я пользуюсь успехом. Разве я в этом виновата? Пусть попробуют, если смогут, правда?

Кто-то совсем рядом захлопал в ладоши.

— Отобьем! — крикнул с трудом протиснувшийся к ним Вестри, и Крися, как показалось Потоцкому, с радостным писком бросилась в его объятия.

Сенатор вернулся к столику, размышляя о том, как бы поскорее отсюда выбраться. Вестри внушал ему отвращение и зависть. Хамство царит везде и всюду, только деньги принимаются в расчет. Потоцкий был зол на самого себя. Словно шут, делал комплименты этой глупой девчонке, связался с офицериками и, главное, принял приглашение такого хама, как Вестри. Если не можешь оградить себя от бестактности дурного общества, сиди дома. А тут еще Тарговицкая конфедерация. Нет, пора уходить.

Но он не ушел. Ведь ему даже не удалось поговорить с Вестри о деле. Черт бы их всех побрал!

Тут Брейво хлопнул его по плечу.

— Сенатор озабочен? Сенатор задумался? Чепуха, пусть за нас лошади думают, у них большие головы. А, понимаю, понимаю… «Любовь тебя сгубила и красотка. Красотка злая», — снова запел он и тут же умолк под суровым взглядом Минейко.

Вернулся совершенно разомлевший Вестри и подозвал кельнера. Пили шампанское, ковыряли ложечками плоские кусочки ананаса и снова пили. Кристина откинула голову на спинку стула и, прищурившись, смеялась остротам Брейво и Вестри. Придвинувшись к ней вплотную, они с двух сторон шептали ей что-то на ухо и терлись щеками о ее растрепавшиеся волосы. За соседними столиками уже обратили внимание на эту веселую компанию, особенно на серебряноголовые бутылки в ведерке, наполненном хрустящим льдом. До слуха Потоцкого долетели замечания, в которых было больше удивления и зависти, чем иронии.