Андрей Батуханов - «Ход конем» Страница 18

Дым от занимающейся конюшни тянулся к небу. В глазах офицера зажегся огонёк плотоядного веселья. Он положил палец на спусковой крючок и дал короткую очередь по конюшне. Пули прошили сарай насквозь, и из пулевых отверстий тоже пополз дымок.

Сквозь сон Подкопин понял: что-то не так. Его сознание раздвоилось. Один Алексей следил за своим сном, пытаясь запечатлеть каждое мгновение и лицо врага, чтобы потом отомстить каждому. Второй – не мог сообразить, почему на два хода затвора раздаётся три выстрела?

Старший сержант открыл глаза и понял, что пулемёт строчит уже не во сне. По характеру стрельбы стало понятно, что он методично накрывает широкий сектор. Подкопин, опираясь плечом на стену, встал на ноги. Но и стоя, он не смог дотянуться до узкого окошка под потолком. А по ту сторону жестоко поливали кого-то свинцом. «Массовый побег?» – с недоверием подумал Алексей.

Из-за спин атакующих появился боец с трофейным фаустпатроном. Он встал на одно колено и нацелился на вышку. Но немец опередил его, послав пулю в живот. Сгибаясь от боли, партизан всё же произвёл выстрел. Снаряд взрезался в угол исправительного барака. От взрыва угол лопнул, и осколки разлетелись во все стороны.

Ударная волна накрыла всех, кто был рядом, и засыпала Алексея кирпичной крошкой. Он инстинктивно прикрыл голову руками. Охранника с автоматом подкинуло вверх, понесло по коридору и припечатало к стене. Мёртвые руки сжимали автомат.

Пыль осела. Сквозь пролом в стене Алексей отчётливо услышал звуки боя и пополз наружу, чтобы своими глазами увидеть, что творится вокруг.

Опытный глаз разведчика заметил, что пулемётчик на вышке не даёт атакующим поднять головы. Даже у крайне слабого Подкопина от вида боя закипела кровь. Враг его врага – друг!

В это время один из партизан, находившийся рядом с Крижичем, вскочил, чтобы метнуть гранату, но рухнул как подкошенный. Через секунду раздался взрыв. Командир партизан родился в рубашке: его даже не царапнуло осколками. Он схватил молодого парня, указал на вышку и скрестил руки. Вместе с благообразным дедом с седой апостольской бородой они побежали на более выгодную позицию.

Вырвать автомат из рук уже окоченевшего фашиста у Алексея с первого раза не получилось. Скудный паёк последних дней и тяжёлая работа на каменоломнях превратили Подкопина в прозрачного доходягу. Сейчас он был слабее Бориса Егорова. Последний побег и избиение после исчерпали все силы старшего сержанта. Дёрнув в последний раз оружие, он затих рядом с врагом. Пару минут полковой разведчик, медленно вдыхая и выдыхая воздух, восстанавливал дыхание. Затем, используя неподвижный автомат как рычаг, зажал руку немца у плеча своими ногами, а телом повернулся по оси. Хруст ломающихся пальцев показался ему оглушительным. Но автомат теперь был его в руках! Отдышавшись, Подкопин выполз на улицу. Хорошо, что в суматохе боя никто не следил за бараком.

Дед, в надвинутой почти на глаза кепке, никак не мог поймать на мушку пулемётчика. В оптический прицел было видно, что тот крутился на своём пятачке, как уж на сковородке, постоянно прикрываясь столбом вышки. Старик решил сменить точку обстрела и жестом показал молодому, куда идти.

Пока партизаны меняли позицию, сменил её и Алексей. Преодолев несколько метров до вышки, он плюхнулся на землю. Сердце и лёгкие работали на пределе возможностей. Холодный воздух обжигал лёгкие. Очередная короткая перебежка вызвала почти полуобморочное состояние. Сердце колотилось, воздуха не хватало.

Дед Вук неторопливо приладился стрелять, взяв объект на мушку. Палец уже лёг на курок, теперь можно без суеты уложить эту вертлявую скотину. В прорези прицела возникла каска, и старик едва уловимым движением опустил ствол ниже.

Алексей, совершив гигантский шаг-скачок, упал под сторожевую вышку. Ногу свело судорогой, но полковой разведчик перевернулся на спину, вскинул автомат и с диким криком боли и ненависти открыл огонь снизу. Пули с остервенением стали рвать в щепки доски деревянного настила, потом на него грузно упал немец. Сквозь щели потекла кровь. Подкопин потерял сознание.

От усердия дед Вук даже высунул кончик языка и облизнул верхнюю губу. Палец на курке начал плавное движение. И тут фашист, дёрнувшись несколько раз, осел. Пулемёт ещё послал несколько пуль вверх и захлебнулся. Старик взглянул на Горана, тот лишь удивлённо пожал плечами. Вук открыл затвор – там лежал целый промасленный патрон.

Как только с вышки прекратили стрелять, партизаны поднялись в атаку и быстро подавили очаги сопротивления. Первым пристрелили унтер-офицера, который пытался скрыться за углом барака. В окно, где была огневая точка Кауфмана, влетела граната, и через секунду его душа простилась с телом. Разбившись на маленькие группки, партизаны кинулись к воротам бараков и стали выводить людей.

Крижич увидел группу партизан, среди которых были дед Вук и Горан, сгрудившуюся над чем-то под вышкой. Он направился к ним, бойцы расступились перед командиром.

На земле, раскинув руки, лежал узник лагеря. Худой, с заострившимися скулами. Неопрятная, куцая бородёнка торчала жёстким клином над неподвижным кадыком. Лицо и грудь были густо залиты кровью, на месте глаз образовались небольшие лужицы. Драная роба стояла колом, сквозь прорехи виднелось измождённое тело, по которому впору было изучать анатомию. Даже мимолётного взгляда было достаточно, чтобы понять – он мёртв.

Изучив убитого, Драган Крижич спросил:

– Кто это, Горан?

– Не знаем, но он точно герой! – пафосно, но печально ответил тот.

– Дед Вук, а теперь объясни мне внятно.

– Я только взял эту вертлявую гниду на мушку, – ткнув пальцем наверх, приступил к обстоятельному рассказу старик, – смотрю: он задёргался. Я даже успел подумать: «Кто это его успокоил?» Теперь понятно, что этот парень.

– Получается, он нас всех спас! – подытожил сказанное дедом Горан.

– Получается, – подтвердил командир. И для проформы спросил: – Жив?

– Нет, вроде бы не дышит, – подтвердил худшие опасения молодой.

– Тогда, – распорядился Драган, – его надо похоронить как героя. Со всеми почестями. Горан, ты всё и подготовишь.

– Есть!

Несколько человек подошли к погибшему и с большой предосторожностью стали его поднимать. Едва тело поднялось на несколько сантиметров, «мёртвый» неожиданно открыл глаза.

– Царица Небесная! Жив, что ли? – изумился дед Вук.

– Жив он, жив! – заорал Горан. – А чего же ты, друг, молчал, для чего прикидывался? Весь в крови!

Оживший знаками показал, что это кровь убитого немца. Горан, у которого от радости голова пошла кругом, кинулся переводить остальным жесты почти оплаканного героя, хотя многие и так всё понимали.

– Не его это кровь! Фашиста!

Так же, знаками, узник попросил дать ему закурить. Все кинулись за табаком. Но первым успел Горан, он протянул сигарету и зажёг спичку. «Воскресший» с удовольствием затянулся, но тут же зашёлся в кашле. Это почему-то вызвало всеобщую радость и веселье.

– Кури, друг! Кури, брат! – кричал радостно молодой партизан. – На здоровье кури!

– Ты откуда, парень? – принялся выяснять у Алексея командир, но, увидев непонимание в глазах, решил помочь: – Поляк? Француз? Болгарин? Русский?

– Русский.

– Русский он, ребята! – зашёлся в восторге Горан.

– Ты не переживай, друг, мы сейчас тебя в госпиталь отправим… – начал было Крижич.

– Госпиталь. Лечить, – с сильным акцентом по-русски заговорил Драган.

– В госпиталь не надо, – скривился русский. – Я полковой разведчик. Воевать хочу.

– Тебя как зовут? – спросил Крижич.

– Алексей. Алёша.

– Товарищ Алёша, с нами воевать будешь? – предложил командир.

– Один хрен, где фрицев колотить, лишь бы колотить. – Алексей поднял глаза и понял, что его не понимают. – Согласен! – он закивал головой для подтверждения своего выбора.

Новые друзья заулыбались.

– Подкормить бы его. Вон как отощал, – повернул дело в практическую плоскость дед Вук.

– Вот этим ты и займёшься. И лекаря нашего к нему приведи.

– Ладно, не учи меня, Драган. Не первый год живу на земле, – преисполненный собственной важности, заворчал дед Вук.

Напоследок обдав людей на платформе паром, поезд уткнулся в Белорусский вокзал и затих. Москва с размахом праздновала Первое мая сорок девятого года. На небольшой площади, перед перронами поездов дальнего следования, возле памятника Ленину, стоял небольшой духовой оркестр и играл «От тайги до британских морей Красная армия всех сильней!». В глаза назойливо лезли транспаранты: «Мир. Май. Труд», «Слава великому Сталину!», «Жить стало легче, жить стало веселее!», «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!». В серой и унылой толпе приезжих ярко выделялись радостные встречающие. Они обнимали и целовали не отошедших от перестука колёс и вагонной качки друзей и родственников.