Курт Циммерман - Таинственная незнакомка Страница 18

«Выскажи все, что у тебя на сердце, Хильда». Эти слова прозвучали тихо, почти нежно.

Хильда встала:

«Позвольте предложить вам чаю?»

Они просидели еще почти два часа. Серьезный топ, соответствующий этому разговору, был забыт. Трое товарищей обменивались мнениями в дружеской беседе. Каждый сознавал, что речь идет о судьбе человека, даже, пожалуй, о большем.

«Все будет не так, как в кино, Хильда. Тебя ждут не развлекательные приключения. Это трудная, каждодневная черновая работа, которую ты обязана выполнять. Ты должна действовать по-научному четко и методично. Чтобы выбрать из массы сведений самую важную информацию, надо иметь не только терпение, но и знания, а еще больше — старание».

«Ты все время должна быть начеку. Но не путай бдительность с недоверием. Если в любой обстановке и к любому человеку ты будешь недоверчива, ты вообще не сможешь работать, не сможешь установить контакт, и у тебя просто скоро сдадут нервы».

«Хильда, ты должна забыть, что ты девушка из рабочей семьи. Они примут тебя в свой круг, только когда ты станешь такой же, как они. Ты должна перенять их манеры, их речь, их привычки и причуды».

«Ты видела в зоопарке хамелеона? Он всегда принимает окраску окружающей среды. Ты должна сделать больше. Только одной окраски будет мало».

«Но не будь и наивной овечкой, которая считает, что ей достаточно только набросить волчью шкуру, чтобы быть в безопасности в волчьей стае. У волков хороший нюх и острые зубы».

Они беседовали очень откровенно. Их связывала не только общая политическая идея, но и общая тайна. Мужчины видели, как непросто Хильде принять решение. Не однажды она сама начинала разговор и тут же меняла тему. Она рассказала о своей работе в редакции.

«Вы даже не смеетесь. Обычно я рассказываю очень забавно».

«Не спеши, Хильда. Подумай, не мучайся. Мы не требуем от тебя решения именно сегодня. Какое бы решение ты ни приняла, никто не будет на тебя в обиде».

Хильда улыбнулась, но эта едва заметная улыбка тут же сошла с ее лица.

«Я боюсь. Боюсь, что не справлюсь».

Мужчины не ответили. Они только смотрели на нее. И вот улыбка появилась снова. Теперь она светилась уже в трех парах глаз.

СОЮЗНИКИ

Элегантный кабриолет привлекает в Гревенитце всеобщее внимание, и это доставляет Удо фон Левитцову огромное удовольствие. Он еще вставляет в глаз монокль, хотя знает, что Хильда этого не любит. Перед гостиницей «Дойчес Хаус» он делает последний лихой разворот. Хозяйка, Труде Тетцлафф, приветствует гостей у входа:

— Как хорошо, что вы приехали, фрейлейн Гёбель. Я бы сейчас ни за что не согласилась остаться в Берлине. Ни за что на свете!

Левитцов пронзает хозяйку взглядом сквозь свой монокль и произносит тоном, какого Хильда от него еще не слышала:

— Скажите-ка, хозяйка, вы что, имеете что-нибудь против столицы рейха?

Но Труде Тетцлафф не так-то легко сбить с толку.

— Вы хотите провести уик-энд в Гревенитце, потому что моральный климат в Берлине не слишком полезен для здоровья?

Советник хохочет, перестает изображать из себя аристократа и превращается в обычного человека.

Хильда с признательностью кивает хозяйке:

— Позвольте представить вам господина фон Левитцова!

Та оглядывает носителя монокля с чуть заметной иронией и дружески протягивает ему руку.

— Добро пожаловать, — произносит она и снова обращается к Хильде — Я приказала приготовить две комнаты, как вы просили, фрейлейн Гёбель. — И, подыгрывая начатой игре, добавляет манерно: — На долю нашей скромной деревенской гостиницы не слишком часто выпадает встречать таких важных столичных гостей. Мы, право, польщены.

Они отвешивают друг другу вежливый поклон и, рассмеявшись, входят в дом. Левитцов спрятал свой монокль и, нагруженный сумками и чемоданами, больше походит теперь на слугу.

— Видите, фрау Тетцлафф, мы привезли вам хорошее настроение, — говорит Хильда, беря под руку хозяйку, очень располневшую со времени их последнего визита. — Часы, проведенные в Гревенитце, покажутся нам раем.

— Надеюсь, вы не будете разочарованы, фрейлейн Гёбель. Ведь «Дойчес Хаус» не более как сельская гостиница.

— Ну что вы, фрау Тетцлафф, — возражает Хильда, — когда я была здесь на пасху с матерью…

Но хозяйка не дает ей договорить:

— Пасха! Это было еще в мирное время. А теперь, когда ко всему прочему прибавилась и война с русскими, у нас тут стало несладко.

Вся напускная веселость куда-то исчезла. Гости из Берлина молча глядят друг на друга, размышляя об истинной цели своей поездки.

Левитцов встряхивает головой, словно желая отогнать неприятные мысли:

— Я отнесу вещи наверх. Можно взять ключ?

Обе женщины глядят ему вслед. Он поднимается по лестнице как актер, изображающий дворянина или лакея, который на самом деле является принцем. «Никогда не упустит случая», — думает Хильда.

— Вас можно поздравить, фрейлейн Гёбель! Такой представительный мужчина. И с машиной, и даже «фон».

— Что это вы мне приписываете, фрау Труде? Вы знаете, что я не гонюсь за розами и орхидеями. Моей привязанностью остались лютики.

Фрау. Тетцлафф и не ожидала другого ответа. Она просто хотела убедиться в этом. С материнским участием погладила она Хильду по волосам, потом решительно направилась за стойку, вспомнив о своих обязанностях хозяйки.

— Как вы смотрите на то, чтобы выпить за ваш приезд?

— Не откажусь. — Именно здесь Хильда научилась пить крепкий киршвассер одним глотком. Тогда она была вместе с Бруно. Нет, лучше не вспоминать! — Что нового в Гревенитце, фрау хозяйка?

— Новое-то есть, только хорошего мало. Они, наверное, опять начнут свои набеги, как на пасху. Тогда вы все узнаете из первых уст. Кто был дома, кто больше никогда не пойдет в отпуск, кто ожидает весточки с фронта и все такое прочее.

Советник фон Левитцов не только отнес наверх чемодан Хильды, но еще и позаботился о букете цветов для нее, рассчитывая на похвалу.

— Хильда, а мне здесь в самом деле нравится. Домик будто специально создан для приятного уик-энда.

— Удо, вы недооцениваете мою любовь к удовольствиям. Мне мало только уик-энда.

— Черт возьми, это что-то новое! Такой вы мне нравитесь еще больше, моя прекрасная фрейлейн!

Хильда подходит к нему полти вплотную и заглядывает в глаза:

— Предупреждаю вас, я пробуду здесь неделю, месяц — пока все не закончится.

— А как насчет небольшого аванса?

Но прежде, чем он успевает обнять ее, она проворно отскакивает в сторону и с привычной деловитостью начинает заниматься распаковкой вещей:

— Удо, для отдыха в вашем понимании время еще ке пришло. К тому же мы не имеем на это права. Вермахт рвется к Москве. Вы знаете, каких я жду сведений.

— Я знаю, как вы меня гоняете с самого начала русской кампании, моя дорогая. Но почему мы не можем совместить приятное с полезным?

— Что может быть сейчас более полезным, чем нужная информация?

Хильда искренне хочет внести свой вклад в дело защиты Советского Союза. А у нее уже в течение нескольких недель связаны руки. После нападения на Советский Союз, которого она ждала, опасалась и которое ее тем по менее чрезвычайно напугало, связь с Центром прервалась. Она приложила максимум усилий, чтобы в тяжелейших условиях восстановить этот контакт. Она еще старательнее собирает сведения и ищет возможность переправить их дальше. Каждая сводка о победе или специальное сообщение верховного командования вермахта подстегивают ее. Но она старается не показывать свое волнение перед другими.

Левитцов рассержен. Он не знает, восхищаться ли ему этой женщиной или, как мужчине, чувствовать себя уязвленным тем, что она так настойчиво дает ему отпор. Может, ему следует быть таким же последовательным, как она? Он знает, что никогда не сможет измениться, даже в угоду ей. Что же касается большого дела, которому они оба служат — правда, она никогда не говорит об этом, только действует, — то она требует от него фактов, сведений, цифр, информации. Все больше и больше.

— Знаете ли вы, железная женщина, что происходит в берлинском обществе?

— Могу представить. К счастью, в священных стенах нашей конторы по крайней мере прекратились ночные увеселения.

— К счастью для кого?

— В том числе и для вас, господин советник!

— Вот еще! Мне это доставляет удовольствие. Словно во Франции дореволюционных времен. Тост, который чаще всего провозглашают в берлинском обществе: «После нас хоть потоп!»

— И вы поехали со мной в Гревенитц, потому что рассчитывали провести выходной под этим лозунгом?

— Я знаю, зачем мы сюда приехали. Меня уже тошнит от этого! Простите, Хильда. Поездка сюда, тихая деревенская гостиница, уютные комнаты, ваша близость. Чего же вы еще от меня ждали?