Свен Хассель - Направить в гестапо Страница 18

— А, — произнес Малыш, подмигивая. — Впечатляет, не так ли?

Легионер снисходительно улыбнулся и покачал мне головой.

— Дай ему немного похвастаться, — вполголоса произнес он.

— А что, так и было! — запротестовал Малыш.

— Конечно, — спокойно согласился Легионер. — Только в первый и последний раз, мой друг! Со мной больше этот номер не пройдет!

— Со мной тоже — проворчал я, сунув под мышку пострадавшую руку.

Порта снова застучал по столу, громко и непристойно требуя еще пива. Официантки лишь возмущенно фыркнули и отвернулись, но Большая Хельга, заведующая, вышла из-за стойки и с грозным видом направилась к нашему столу. Встала перед Портой, широко расставив ноги и подбоченясь, ее громадное тело дрожало от негодования.

— Как ты смеешь называть моих девочек такими словами? Это тебе что, бордель?

— Какой там к черту бордель? — ответил Порта. — С такими лахудрами? Хоть нам и туго приходилось, милочка, никто не дошел до того, чтобы позариться на них!

— Я заявлю на вас, — сказала Большая Хельга, как говорила много раз за день многим солдатам. — Здесь приличное заведение, и хотела бы я знать, где бы вы без нас были.

— Могу сказать, — ответил Порта.

Большая Хельга отступила от него на шаг.

— Девочки здесь все приличные, а у Гертруды, чтобы вы знали, ухажер из СД. Если будете еще ругаться, скажу ей, чтобы заявила на вас.

— Да брось ты разоряться, — сказал Малыш. — Сама же знаешь, что любишь нас, кроме шуток.

— И хотели мы только пива, — вмешался я. — По ее поведению можно подумать, что мы попросили шестерых шлюх.

Большая Хельга, возмущенно фыркнув, вернулась к стойке. Подозвала Герду, самую страховидную из непривлекательных официанток, и отправила к нам с пивом. Герда была неплохой девушкой, но Жердью ее прозвали не зря. Я не видел женщин, которые бы так напоминали оживший телеграфный столб.

— Будь у тебя там побольше мяса, я бы, пожалуй, соблазнился затащить тебя в постель, — негромко сказал Малыш, с сожалением проводя рукой по юбке Герды, пытаясь нащупать ее несуществующий зад. Герда показала, что думает об этом ухаживании, стукнув его подносом по голове, и с достоинством удалилась.

Тут появился Барселона с неприятной новостью — вечером нам предстояло заступать в караул.

На шее у Барселоны была громадная повязка, вынуждавшая держать голову прямо и неподвижно. В один из последних дней в горах его ранило осколком шальной гранаты, и теперь он был временно освобожден от строевой службы. Ему надо было бы лежать в госпитале, но лейтенант Ольсен пустил в ход кой-какие связи, Барселоне разрешили вернуться в роту и нести службу в канцелярии; правда, его гораздо чаще можно было найти не там, а в солдатской пивнушке или в оружейной мастерской.

Кое-кто считал, что он поступил глупо, отказавшись от возможности поваляться в госпитале несколько месяцев, но Барселона был не новичком в армии и понимал, что если оторвешься от своей роты, после выписки с тобой может случиться всякое. Вероятность того, что тебя вернут в твою роту, была ничтожной, а в эти дни в уже сложившейся группе новичка почти неизбежно ждала смерть. Самые тяжелые и опасные задания автоматически выпадали на твою долю, и гибель казалась предопределенным результатом.

— Черт возьми! — произнес Барселона, глядя на стол с множеством пивных кружек. — Залпом осушали их, что ли?

— Не обращай внимания, — сказал Порта. — Лучше скажи, где будем нести караул — я ничего не имел бы против местного борделя…

— Увы! — Барселона покачал головой и взял чью-то кружку. — В гестапо, пропади оно пропадом.

— Какой болван это придумал? — спросил Легионер.

Барселона пожал плечами и бросил на стол листок бумаги. Старик вытащил его из пивной лужи и равнодушно взглянул.

— «Девятнадцать ноль-ноль, Карл-Мук-Платц, Гамбург».

Он с мрачным видом сложил листок и положил в нагрудный карман.

Штайнер внезапно ожил и сверкнул глазами на Барселону, словно он лично это устроил.

— В треклятом гестапо!

— Не смотри на меня так, — Сказал Барселона. — Не я тот осел, который это придумал. И благодарите свою счастливую звезду, что не выпал еще худший жребий. Четвертое отделение назначено в Фульсбюттель[22] — расстрельной командой от вермахта.

— Я бы не прочь поменяться с ними, — сказал Малыш, как всегда растленный. — Там всегда есть возможность поживиться. Мы раньше делали это, чего уж там…

— Как? — недоверчиво спросил Штеге. — Как вы это делали?

— Просто. Пообещаешь человеку сохранить жизнь, и он готов отдать все, что ни попросишь.

— Значит, ты готов взять деньги у приговоренного?

Судя по тону Штеге, он не верил своим ушам.

— А почему бы нет? — вызвающе ответил Малыш. — Иду на спор, ты с радостью заплатил бы за спасение.

— К тому же, — добавил Порта, — это не так уж безопасно. Если узнают о твоих намерениях, сам попадешь на виселицу.

Штеге открыл рот, чтобы возразить, но тут Хайде пробудился от крепкого сна и увидел перед собой сплошную стену пивных кружек. Раздраженно их отодвинул.

— Мы слишком много выпили. — Рыгнул и потянулся к ближайшей полной кружке. — И как только смогли столько выдуть?

— Неважно, — ответил Малыш. — Выдули, и это главное — не считая того, что платить за пиво тебе. Деньги есть только у тебя.

— Мне? Я на мели! — запротестовал Хайде.

— Ничего подобного! У тебя целая пачка денег за голенищем!

— Откуда ты знаешь?

Малыш пожал плечами.

— Видел. Вчера мне понадобились деньги, вот я и заглянул в твой шкафчик. Негодный замок только у тебя, скажи, пусть заменят. Не запирается толком.

— Ты что, рылся в моих вещах?

— Пожалуй, можно сказать так.

— Так это ты стянул сто марок?

— Осторожней на поворотах, — сказал Малыш. — Я же не сказал, что взял что-то, так ведь?

— Но ведь совершенно ясно, что ты!

Малыш ухмыльнулся.

— Попробуй доказать!

— И доказывать нечего! Ты сам, в сущности, признался — и, клянусь богом, поплатишься за это! — Лицо Хайде побледнело от ярости, как простыня. — Я добьюсь, что бы тебя разжаловали в рядовые — даже если это будет моим последним поступком. Добьюсь, чтобы тебя повесили. Добьюсь…

— Черт возьми, — лениво произнес Легионер, — неужели это такое уж важное дело?

— Для меня — да! — огрызнулся Хайде.

— Слушайте, — сказал Порта, словно ему внезапно пришла в голову мысль, полностью решающая проблему, — почему нам не взять с собой в караул несколько бутылок? Старушка Жердь охотно подаст нам их из под стойки.

— Да? А куда денем бутылки, когда явимся на Карл-Мук-Платц?

— Где-нибудь надежно припрячем. Это несложно. Я знаю одного из ребят, которые недавно несли там караул, он говорит, место отличное. Находишься в подвале. Никто и не подумает зайти, посмотреть, что ты там делаешь.

— А камеры? — спросил Штайнер.

— Что камеры? Заключенные проводят там всего одну ночь. Большинство их утром выводят в расход. Те, кого гестаповцы хотят еще помытарить, сидят наверху, как и они. Так удобнее. Не приходится бегать вверх-вниз по лестницам, когда захочется вырвать несколько ногтей. О камерах можешь не думать — хлопот нам заключенные не доставят.

— Что скажете о конной статуе императора? — предложил Хайде, внезапно забыв о ста марках и увлекшись идеей Порты. — Ноги у коня полые. Держу пари, там можно припрятать немало бутылок, и никто не заметит.

— Я уже думал об этом, — заявил Малыш. — И как раз собирался сказать сам. Я всегда думаю о хороших тайниках — вот потому и заглянул в твои сапоги, — признался он Хайде, который тут же злобно надулся.

— Возьмем полдюжины больших, — решил Порта. — Сделаем смесь. — И поманил Герду, та отвалилась от стойки и с недоверчивым видом подошла к нам. — Шесть бутылок. — сказал он ей. — Вот на столько дортмундера[23], — он показал разведенными большим и указательным пальцами, — потом доверху сливовицы. Идет?

Герда пожала плечами.

— Как скажешь. Мне бы не понравилось, но у каждого свой вкус.

Пренебрежительно фыркнув, она повернулась. Порта потер руки и взглянул на Легионера, ища одобрения.

— Правильно, да? Сперва пива, потом сливовицы?

Легионер кивнул с легкой улыбкой, словно наблюдал за гурьбой детворы.

Герда вернулась с первой бутылкой, вовсю тряся ее, чтобы смешать обе жидкости. Порта вырвал бутылку.

— Что ты делаешь, черт возьми? Взорвать нас всех хочешь?

— Если удастся, — раздраженно ответила она.

Затем принесла остальные бутылки, со стуком поставила их на стол и молча протянула руку за деньгами. Постояла, пересчитывая их и проверяя каждую кредитку, не фальшивая ли. Там временем из туалета вышел Штайнер. Встал у стола, рыгая и застегивая брюки, не обращая внимания на считавшую деньги Герду.