Николай Прокудин - Гусарские страсти Страница 18

Он уверенно уселся за столик к осетинам. Угрюмый гигант устроился напротив. Они крепко взялись за руки, обхватили ладонью ладонь друг друга.

— Командуй, Ромашкин! — скомандовал Хлюдов.

— На счет три! Раз, два, три!

Хлюдов напрягся, надулся, покраснел и задрожал всем телом. Гигант тоже напрягся, глаза выкатились из орбит, налились кровью. И минуту не продержался Хлюдов — его рука рухнула на стол.

— Черт! Бляха! Не размял я руку!

— Да ладно тебе! После драки кулаками… — Никита разочарованно покачал головой (чудес не бывает…) и с сожалением отдал кубинский ром осетинам.

Те радостно заворковали. А молодой в восторге даже пустился в пляс.

— Ромашкин, доставай последний «пузырь», — скомандовал Хлюдов. — Будем бороться еще!

— Вовка! Ты что, совсем офонарел?

— Успокойся! Сейчас правую руку разомнешь, и я с ними обязательно справлюсь.

Далее бороться вызвался средний брат, худой, но жилистый. Он сел за стол, бурно и резко атаковал, но в следующую секунду молниеносным рывком был повержен.

— Вах!

— О-о-о! У-у!

— Абанамат!!! — гигант протянул Никите только-только завоеванную бутылку обратно и грозно произнес: — Еще хочу бороться!

— Давай, я не против! — согласился Хлюдов. — Никита, массируй руку опять.

Никита принялся яростно растирать и теребить мышцы капитана.

— Володя, может, не стоит? Проиграешь.

— Просто так выйти из игры без драки все одно не получится, не дадут. Вход — рубль, выход — три! Начать легко, тяжело закончить, но будем соревноваться. Я только вошел во вкус. Смотри и учись!

Противники уселись друг напротив друга, напряглись и через минуту (о чудо!) рука гиганта медленно стала наклоняться к столику и бессильно рухнула.

— У-а-а! — завизжали горцы. — Ай-яй!

— О-о-о! — воскликнул восхищенный громила. — Меня давно никто нэ мог завалить! Как ты сумэл? Асланчик, бэги за бутылькой! Живо!

Он сунул десятку в руку гонца.

В борьбу вступил средний брат. И он проиграл состязание. Едва молодой прибежал с бутылкой, как вновь умчался за водкой.

Наконец, гигант переборол Хлюдова, и одна из бутылок возвратилась к осетинам.

Младшему надоело сновать между купе и рестораном, кровь тоже забурлила в жилах, охватил азарт. И он тоже бросил вызов русскому. Братья-соплеменники рыкнули на младшего.

— Э, минутку! — упредил их Хлюдов. — Он меня вызвал, я вызов принимаю. Боремся!

Юный джигит получил затрещины от братьев. Затем, проиграв, получил новую порцию подзатыльников.

И вновь — гигант. И опять проиграл! А еще раз? Реванш! Реванш взял, да. И обрадовался победе, как ребенок. Да и вся их горская компания возликовала: «Эдик! Эдик!» Ага, его зовут Эдик…

Хлюдов подмигнул Ромашкину, шепнул:

— Решил одну схватку сдать, чтоб не рассвирепели, — откупорил бутылку водки.

Осетины нарезали сыр, хлеб и колбасу. Хлеб вместе преломили — уже как бы друзья. Ну, не враги — и то хлеб…

— Мужики, а чего вы приперлись в эту глушь? Будете асфальтировать дороги? — спросил Никита у Эдика.

— Слюшай, откуда все знаешь? Умный, да?! Ты что милиционер? — рассмеялся громила.

— А вашего брата, по просторам Сибири не счесть. От Урала и до Владивостока: армяне и осетины дороги строят. Все шабашники с Кавказа.

— Почему так нехорошо называешь?! Посмотри на мои руки — мозоль к мозолю. Я дэсят тонн гравия за дэнь лопатой перебрасываю.

— Ну, ладно, не обижайся! — примирительно обнял Эдика за шею Хлюдов. — Давайте лучше в карты сыграем.

— Денег больше нет, — грустно признался гигант. — Сапсэм кончились. Но есть шоколадные конфеты! В коробках! Очень вкусные. Давай коробка конфет на бутылка водки играть! Свэжие конфеты, слюшай!

— Давай, — махнул рукой Хлюдов. — Только сначала нужно попробовать. Может, они старые и невкусные. Испорченные…

— Слюшай, ты специально обижаешь или как? — возмутился средний брат (Давид), вынимая из сумки две коробки и открывая одну из них. — На, пробуй, дарагой! Зачем обижяешь!?

Попробовали. Хорошие, однако, конфетки. Грильяж!

— Ладно, играем! Но ставка иная. Две коробки на бутылку.

— Черт с тобой, — согласился с Хлюдовым брат-Давид.

Началась игра не менее азартная, чем борьба на руках.

Никита совсем опьянел и перебрался за перегородку в другое купе, к старикам:

— Гамарджоба, отцы!

— Вах! Ты почему нас приветствуешь как грузин? — обиделись.

— А как нужно?

— Нужно: «Дэбон хорз!»

— Вот и славно! Дэбон хорз!

— Дэбон хорз!.. А по-грузински не надо. У них свой язык, у нас свой.

— Но они ведь тоже православная нация. Почему не любите друг друга?

— Земля, дорогой, всему причиной земля! Ее мало, а споров за нее много. И церковь у них немного отличается от нашей! А у армян еще больше отличий, хотя тоже не мусульмане.

— В бога верите? — спросил Никита.

— Само собой! А ты молодец, офицер! Сразу признал в нас осетин, не спутал с какими-нибудь ингушами или карачаевцами. Бузныт!

— Это чего такое? — не понял Никита.

— Спасыбо, говорю! Балшой спасыбо!

Да пожалуйста! Было бы за что… По правде говоря, Никита изначально-то вообще колебался: грузины? абхазы? чечены те же, не к ночи помянутые? Гигант Эдик был отдаленно похож на футболиста Газзаева (в масштабе два к одному) — потому, собственно Никита и рискнул — насчет осетин.

— Отцы! Мы все россияне, православные! Расея — общая мать! Осетины и грузины на Кавказе должны жить дружно, как братья. Ведь остальные — иноверцы! — проникновенно сказал захмелевший Никита.

— Дорогой мой! — обнял его за плечи усатый дедок. — Мы с русскими друзья, но с грузинами братьями быть не можем. У нас Сталин половину Осетии украл. Карандашом по карте провел и оттяпал весь Юг в пользу Грузии. Обыдно, да?

— Ай, земли много в стране! — махнул рукой Никита. — Советский Союз большой, и мы живем в единой могучей державе. Вся земля общая, государственная!

— Вах! Какая общая?! Это у тебя в России земли много, а у Осетии мало. Каждый клочок полит кровью предков.

— У нас ее тоже нет лишней! Но разве тебе сейчас есть разница, где проходит граница Грузии и Осетии? Это ведь только на карте пунктиры и черточки. На земле ее нет!

— Всякое в жизни случается… Сегодня нет, а через десять-двадцать лет — по горам столбы пограничные встанут.

— Но-но! Только без глупостей! Ты что думаешь, отец, у нас турки или персы пол-Кавказа отнимут? Да мы их в бараний рог согнем! Повернем армию из Афгана и до Средиземного моря дойдем! — Никита все более плыл и его потянуло на обсуждение политических тем. В конце концов, замполит он или где?! Или как?

Лекция о международном положении, как в песне о дурдоме. Один не понимает, что плетет спьяну, другой не понимает, о чем идет речь. Но кончилась всё, слава богу, обниманиями, лобызаниями, полным взаимопониманием.

У картежников дела шли хуже, обстановка накалялась. Хлюдов выиграл вторую коробку конфет, а первую, распакованную, брать отказывался:

— Э нет! Так дело не пойдет! Вы мне давайте целую, эта распечатана!

— Так ведь это ты же ее открыл! Ты пробовал, — сердился гигант Эдик.

— Ну и что? Я их пробовал, но мог ведь не выиграть!

— Но ты выиграл! Теперь получай ее!

— Э-э-э! Нет, сами их ешьте! А мне давай запечатанную.

— Выиграй вторую коробку — отдам! — горячился средний, Давид.

— Вовка! Не затевай межнациональный конфликт из-за двух конфет! Ты все равно сладкого не ешь! — попытался утихомирить вернувшийся Никита.

— Нет! Они проиграли мне целую коробку, а подсовывают начатую!

— Вовка! Сейчас в морду из-за двух конфет получишь! Зачем идти на скандал? Уступи.

— Н-ни за что!

Никита схватил бутылку, разлил водку по стаканам:

— Тост! За русско-осетинскую дружбу!

Старики в знак согласия закивали головами, а злобные рожи молодых, немного смягчились. Все выпили. Закусили конфетами из открытой коробки.

— Так где мой выигрыш? — в который раз не унялся Хлюдов.

Громила Эдик растерянно почесал затылок — открытая коробка опустела.

Брат-Давид в сердцах достал еще коробку, нераспечатанную:

— На бери! Пусть твоя русская жопа слипнется! Жадный!

— Я не жадный, я принципиальный! Играем дальше? Осетинская жопа?

— Играем!!!

Никите совсем захорошело.

— Тост! — на сей раз алаверды от горцев. — За нашу Советскую Армию!

— До дна! — Хлюдов хлобыстнул залпом. Тост того стоит!

Никита выцедил свои полстакана уже с отвращением.

— На тебя тошно смотреть! — усмехнулся Хлюдов. — Ты словно мою кровь пьешь! Так морщишься!

— Не нравится — не смотри! — Никита с шумом выдохнул. — Эх… сейчас бы чего спеть!

Брат-Давид с готовностью начал выводить что-то зычное, гортанное, с придыханием. Деды песню подхватили. Громила сорвал с себя рубашку и, свирепо вращая глазами, пустился в пляс. Молодой подсвистывал.

Хлюдов принялся стучать по столику, как по барабану. Звуки этого пластикового «тамтама» гулко загромыхали в вагоне.