Григорий Линьков - Война в тылу врага Страница 19

— Я сапожник, работал в Латыглино, — сказал он, — теперь иду искать работу в другую деревню.

Это был явно подозрительный тип, тщедушный человечишка с редкой растительностью и с густой сетью мелких морщин на лице.

Нам уже рассказывал лесник-объездчик, как в одной деревне каратели расстреляли почти всех жителей только за то, что в ней побывали партизаны. Перед приходом карательной экспедиции в этой деревне находился «портной», выдававший себя за бежавшего из немецкого плена бойца Красной Армии. Этого «портного» жители вскоре опознали среди солдат-карателей: он был уже в немецкой форме со знаками ефрейтора.

Задержав «неизвестного», мы сразу же вспомнили рассказ лесника про «портного». Но этот выдавал себя за сапожника.

Когда мы начали более основательный допрос, «сапожник» быстро запутался в своих показаниях.

Затем, при помощи уцелевших от расстрела людей, нам удалось установить, что задержанный — тот же «портной». По старому русскому обычаю, мы забили осиновый кол на его могиле.

Но этот случай был весной сорок второго года. Осенью сорок первого мы еще учились в первом классе и многое представляли примитивно. Разговоров в деревнях о москвичах-десантниках было много. Многим казалось, что нас несколько тысяч. Впрочем, народ умел создавать легенды и знал, для чего это нужно.

Стоило однажды ночью через деревню проехать пяти верховым из группы Кеймаха, как по трем районам, точно по радио, разнесся слух, что в таком-то месте проследовало пять эскадронов советской кавалерии. Такие разговоры были нам на руку: полиция и небольшие группы немцев в деревню не поедут, а для того, чтобы послать против «такой силы» крупную карательную экспедицию, враг сначала должен был провести надлежащую подготовку.

11. Последние поиски

Иван Библов, замещавший командира в отряде, по серьезным, молчаливым лицам вернувшихся из очередного похода товарищей видел, что расспрашивать не о чем. Все же, когда он остался у шалаша наедине с командиром, спросил:

— Что, Саша, опять неудача?

— Неудача — одно, Иван Андреич, беспокоит другое, — ответил Шлыков, устало опускаясь на широкий пень, — Боюсь, попадет Батя в лапы карателей.

— Ну, это ты напрасно… — медлительно и спокойно заговорил несколько флегматичный по характеру Библов. — Сам же рассказывал, что его в гражданку лосем прозвали. Нет, такой им в руки не дастся, — убежденно заключил он.

— Лесовика мы там одного встретили, — продолжал Шлыков, упирая носок сапога в задник и стягивая другой, тесный сапог. — Кулундук по фамилии, добрый такой, хорошей души человек… Говорил, каратели у него три дня стояли. А Батя был у него на хуторе… до и после гитлеровцев. Причем, второй раз появился там чуть ли не через час после их ухода.

— Так чего же расстраиваться, раз был и после карателей… Он своих ищет и к другим отрядам, видать, не желает выходить. Понимаешь? Иначе обязательно где-нибудь объявился бы.

— Это я понимаю, друг, а вот ты понимаешь, что это такое — один? Нарвался на засаду — конец.

— Нет, — помолчав немного, с той же убежденностью произнес Библов, — по всем слухам выходит, что жив-здоров наш командир. Вчера тут из отряда, что неподалеку от нас стоит, — Щербина, что ли, у них командир? — несколько человек к нам заявилось. Так вот, говорили эти ребята, — там тоже кто-то Батю встречал.

— Эх, тюлень! Так чего же ты молчал?! — Шлыков вскочил на ноги и быстро натянул сапог. — Давно видали-то? Кто? Где? В каком месте?

— Вот этого я тебе не могу сказать, — развел руками Библов. — Ты сам с ребятами поговори.

Шлыков бросился к бойцам из отряда Щербины, но они толком ничего не могли рассказать. Тогда он, расспросив, как пробраться на их базу, прихватив пять человек десантников, сам отправился туда, но и там не смог получить точных сведений, Капитан Щербина подтвердил, что кто-то из его бойцов действительно встретил однажды в лесу человека, выдававшего себя за командира парашютистов, но сам капитан, видимо, не придавал этому серьезного значения. Мало ли всякого народу бродило в эти дни по лесным просторам?! Бойцов, встретивших парашютиста, в отряде не оказалось, и Шлыков ушел ни с чем, взяв с капитана слово, что он подробно расспросит своих людей о приметах человека, называвшего себя Батей.

Четыре дня я провел в лесу под Кушнеревкой в томительном ожидании. Никто из моих ребят не появлялся. Васьки тоже все еще не было. Очевидно, он, не зная дороги, блуждал где-нибудь в лесах, но Васькины друзья, окруженцы, уже начинали подозревать меня в предательстве. Они переставали верить, что я жду каких-тосвоих людей, и готовы были расправиться со мной при первом удобном случае. Мои товарищи должны были прийти вечером девятого октября. Они не пришли и десятого и одиннадцатого. Значит, ушли на озеро Домжарицкое. Значит, и мне нужно снова итти туда, без карты и компаса, полураздетым и безоружным.

Вырезав хорошую дубовую палку и сунув в карманы по булыжнику, я в третий раз направился в район заветного озера.

Ночь была светлая, слегка морозило. Шел большей частью напрямую, в обход деревень, направление определял по луне и звездам.

Но Белоруссия не Казахстан, где по сухой песчаной степи можно проехать без дороги сотню километров на автомашине. В Белоруссии ручеек — курице напиться, а грязи целое озеро, то непролазная заросль крапивы, то топкий вязкий луг. Вот так и в эту ночь. Одно селение я обходил часа два, болотам нет конца и края. Бреду по самым огородам, а деревня явно незнакома. Вдоль улицы кто-то бродит с колотушкой, подозрительного не слыхать. Собаки тоже спят, или их постреляли полицейские по приказу оккупантов.

Решил пройти около крайней хаты. Удары колотушки тоже подвигались к этому концу. Тихонько подобрался к уголку крайнего дома, остановился. Высунулся из-за хаты — передо мной, метрах в десяти, стоит человек, он явно слышал, как я шел. Теперь он первым увидал меня. Кто он? Сторож или полицейский? Прятаться бесполезно. Бежать — завязнешь. Минуты две мы стояли молча, я опирался на дубину, у него в руках было что-то короткое — не рассмотришь: хотя и светлая, а все же ночь.

«Может, в деревне партизаны? — полезла мне в голову мысль. — Может, передо мной партизанский часовой? Уж не мои ли здесь остановились? Очень почему-то смел этот неизвестный страж».

Я потихоньку кашлянул, достал из кармана кусок газеты и начал отрывать на закрутку. Стоявший против меня тоже подкашлянул и медленно стал подходить ко мне. Теперь я рассмотрел его лицо в отраженном свете луны. Это был пожилой белорус, с колотушкой в руках. Не доходя шага три, он снова остановился и стал рассматривать меня с ног до головы.

— Здравствуйте! — сказал я первым.

— Здравствуй, — ответил сторож.

— Немцы в деревне есть?

— Вечор выехали в Лепель.

— А полицаи?

— Полицаи, мабудь, остались.

Я инстинктивно попятился в тень к хате.

— Да ты ж не бойся, у нас их нету.

«Вот болтун старый», — чуть было не сорвалось у меня с языка. Но я сдержался и, подавив раздражение, спросил:

— А где же, вы говорите, остались полицейские?

— Вот в Лукомле, — сторож, подойдя вплотную, указал мне рукой на темневшие метрах в трехстах постройки.

Мы оба сели в тень за хатой и, затягиваясь самосадом, долго говорили о Лукомле и о полицейских, об оккупантах, старостах и сторожах, которых немцы обязали охранять деревни от партизан, о том, как пройти мне безопасней напрямую к Ковалевическому лесу.

В какой-то раз я дал себе слово — напрямую не ходить, тем более с таким «оружием», которое было у меня на этот раз. Общение со своим человеком подкрепило силы, и я уверенней пошел дальше.

12 декабря утром я вышел к хутору Кулундука. Лошади наши паслись в лесу на острове; теперь им было не выбраться отсюда без помощи человека, пока не замерзнут болота.

Я снова обошел условленные пункты встречи. Ветер гудел в пустых проемах окон заброшенных домов Ольхового, — нигде ни души. Вечером встретился с Кулундуком.

— Никак я не пойму, что у вас происходит, — заявил Андрей, пожимая мне крепко руку и пристально вглядываясь в лицо.

Мне ничего не оставалось, как только пожать плечами.

— Вы разве не знаете, что еще были ваши люди? — спросил Кулундук.

«Кто же это? Неужели комиссар или снова успел побывать капитан со своими людьми?..» — подумал я и откровенно признался:

— К сожалению, не знаю. А вы можете сказать, кто это был?

— Какие-то новые семь человек — все молодые ребята. За командира у них был тоже молодой высокий блондин. Слышал — они называли его Сашей.

— Ну и что же?..

— Спрашивали, не видел ли я людей в такой одежде, как у них. Ну, я понял, что это ваши люди, — рассказал им, что здесь были и вы и ваш начальник штаба… Они направились на Ольховый, пробыли там несколько часов и ушли.