Валентин Стариков - На грани жизни и смерти Страница 19

Мгновенное удивление у старшины сменилось ужасом, мелкая неприятная дрожь пробежала по спине. Люк открыт! Вахтенный офицер как ни в чем не бывало спокойно стоит на мостике и отряхивает с себя воду. Секунда — и Тюренков овладел собой. Переборки задраены, он не видит, что делается в соседних отсеках, но хорошо знает, что сейчас начнут открывать кингстоны и, если он промедлит и не помешает этому, лодка уйдет под воду с открытым люком… Несколько сильных движений рычагами на пульте спасают положение. Тюренков успел дать воздух противодавления в магистрали системы открывания кингстонов и клапанов вентиляции главного балласта.

Когда на сигнальной панели зажглись два ряда лампочек, он облегченно вздохнул и вслух сказал: «Успел!»

В переговорную трубку, что идет от всех отсеков в центральный пост, послышался разноголосый шум. Вахта в отсеках, отсчитав время после сигнала тревоги, в течение которого должна сработать автоматика, попытавшись заполнить цистерны вручную, тревожно докладывала о том, что кингстоны и клапаны вентиляции не открываются…

Поднявшись на мостик для доклада о происшествии вахтенному офицеру, Тюренков обратил внимание на черную грушу сигнального звонка, которая висела под подволоком рубки. Старшина взял «грушу» в руки. Она была мокрая. Все ясно! Вода замкнула контакты сигнальной цепи, и без ведома вахтенного офицера в лодке прозвучал сигнал боевой тревоги.

Во время ужина, когда лодка находилась уже в подводном положении, шло оживленное обсуждение этого события. Все отчетливо представляли себе трагическую картину, которой они избежали благодаря находчивости Тюренкова.

Добрая слава о старшине группы трюмных Тюренкове в соединении подводных лодок шла и потом, в течение всей войны.

Просто ли воевать на море

Прошло совсем немного времени — и вот мы снова уходим в очередной поход. Погода стоит ветреная, ненастная. Через каждые пять — десять минут налетают снежные шквалы. От мелких колючих снежинок лицо жжет, как от горячего компресса после бритья.

До отхода остается несколько минут. Я стою на пирсе в ожидании доклада помощника о готовности корабля к походу.

Наконец Щекин появляется на мостике.

— Корабль к походу готов! — докладывает он.

По установившейся традиции прощаемся с командиром соединения, с товарищами, которые пришли нас провожать. И хотя еще темно и снежный шквал продолжается, мы, не теряя времени, отходим от пирса. Перед нами открываются знакомые огни выходного створа.

В эти минуты, пока еще видны тесно прижавшиеся друг к другу домики береговой базы и корабли, стоящие на рейде, снова и снова переживаешь тяжелое чувство разлуки, которое испытывает каждый человек, покидающий близкие сердцу места.

Правда, это было уже не то чувство, с которым мы отправлялись в первый боевой поход, когда впереди была та же неизвестность, а мы были не очень уверены в себе и от этого к боли расставания с родным домом примешивалась еще какая-то смутная тревога. Сейчас такой тревоги уже нет, сейчас, наоборот, уверенность в своих силах и ясное понимание предстоящих трудностей и опасностей, которыми обычно бывает заполнена жизнь подводников с той минуты, как они покидают гавань. Но очень грустно становится всякий раз, когда родные берега скрываются за горизонтом.

В море большая волна. Однако жизнь в лодке идет своим чередом. Если бы кто-то видел наших людей во время самого первого похода, теперь он мог бы заметить в них большие перемены. Все свободные от вахты, не обращая внимания на качку, в ожидании походного завтрака читают, играют в шахматы, домино. Это привычка к морю, морская практика, о которой говорил Макаров: «В море — значит дома». И для нас море стало вторым домом. — Мы привыкли к нему и победили его. А боялись мы теперь лишь одного: как бы не повторились снова неудачи прошлого похода и как бы опять не пришлось возвращаться ни с чем.

Прежде чем пойти на завтрак, я прошел по отсекам и поднялся наверх. На мостике нес вахту рулевой Федосов. Когда-то он очень тяжело переносил качку, очень страдали на корабле от этого и еще несколько человек. Но они, надо сказать, вели себя особенно мужественно: не роптали и безукоризненно выполняли свою работу. Сейчас Федосов уже изрядно вымок и замерз.

Я сказал ему, что надо пойти сменить одежду. Он засмеялся.

— Что вы, товарищ командир! Еще потерплю.

Во втором отсеке за столом сидели Щекин и Хвалов. Я рассказал о Федосове.

— Молодец, знает, что будет еще хуже и сухая одежда пригодится в следующую вахту, — заметил Щекин, не отвлекаясь от своего занятия. Он просматривал свежий номер краснофлотской газеты, взятый перед выходом с базы.

— Закалились, товарищ командир, — отозвался и Хвалов. Он собирался лечь на верхней койке. Сегодня он встал раньше всех и перед выходом в море занимался тщательной проверкой корабельного хозяйства. Сейчас ему нужно отдохнуть, а через три часа сменить Федосова.

После завтрака мы со Щекиным развернули карту. Нужно было еще раз внимательно просмотреть район наших действий и окончательно определить их порядок.

На каждом корабле в самостоятельном, плавании должен быть офицер, который мог бы в любой момент заменить выбывшего из строя командира и уверенно продолжать выполнение задачи. Учитывая это, я всегда в первые, же часы после выхода в море подробно знакомил Щекина с боевой задачей и объяснял, каким образом она должна выполняться. Щекин всегда был в курсе всех дел и, стоя на вахте, если требовала обстановка, действовал уверенно и инициативно.

На этот раз нам дали район значительно больший, чем в прошлый поход. Мы знали теперь, что искать противника будет труднее. Я поделился своими мыслями на этот счет со Щекиным и на карте карандашом сделал небольшой кружок.

— Думаю, что именно здесь мы можем встретить конвой. На мой взгляд, тут основной коммуникационный узел, отсюда все транспорты расходятся по портам.

— Да, но это очень близко к берегу, — сказал Щекин. — При малейшей неосторожности мы можем обнаружить себя и серьезно усложнить свое положение: недалеко базируются противолодочные корабли.

— Верно, поэтому большую часть времени придется находиться под водой. Всплывать будем только для зарядки батарей с отходом вот сюда.

Мы уже заканчивали обсуждение плана действий, когда в отсеке появился Федосов. Он только что сменился с вахты, переоделся и направлялся в гидроакустическую рубку к Лебедеву.

— Сводку Совинформбюро принимали? — спросил он.

Федосов был у нас агитатором. Узнав, что сводки еще нет, он вспомнил о материалах, полученных в политотделе перед уходом в море. Покопавшись в них, выбрал несколько газетных вырезок и исчез в переборочном люке.

Федосов собрал всех свободных от вахты в четвертом отсеке.

— Вы о Кислякове что-нибудь слышали? Нет? Тогда послушайте.

Кисляков — морской пехотинец, старший сержант. На днях он участвовал в обороне одной важной высоты. Ее штурмовали немцы. В первой же атаке командир взвода был убит. Кисляков принял на себя командование взводом. У фашистов был план не только овладеть нашей позицией, но и попытаться взять в плен советских моряков. Наши держались стойко. Видя бесполезность лобовой атаки, немцы пошли в обход сопки.

У многих наших матросов кончились патроны. Кисляков решил, что чем им оставаться на сопке безответной мишенью, лучше отойти, пока не поздно. Приказал отходить, а сам с двумя бойцами остался защищать сопку и прикрывать отход. Но скоро и у этих двух матросов кончились патроны. Кисляков приказал и им отойти, остался один с пулеметом и создавал впечатление у немцев, будто сопка по-прежнему обороняется взводом. Он уложил больше сотни фашистов и держался до тех пор, пока не подошли наши. Помощь пришла вовремя: у Кислякова оставалась только одна граната…

Когда Федосов закончил, Морозов тяжело вздохнул:

— Эх! Сейчас бы на сухопутный фронт! Бушлат сбросил, гранаты за пояс, нож в зубы — и по-пластунски… А тут болтаемся целый месяц — и никого, кроме касаток да чаек. Вроде и не на войне, а так — морская практика.

— Верно, — поддержал его другой. — Мне перед сестренкой стыдно. Спрашивает, сколько ты фашистов истребил, а я этих фашистов и не видел. Что ей отвечать, скажи-ка, агитатор?

Но Федосова вопрос не смутил. Больше того, он, казалось, обрадовался, что представился случай поговорить о том, что волновало моряков. Многие тогда просились с кораблей.

— Не горячитесь, — спокойно сказал он. — Давайте по порядку. В прошлом месяце мы потопили два транспорта?

— У причалов…

— Не важно. А как, по-вашему, сколько такой транспорт берет войск и сколько он стоит?

— А кто его знает, — неуверенно отозвалось несколько голосов.

— Так вот, один транспорт на шесть тысяч тонн может взять батальон пехоты. А мы потопили, а если не потопили, то вывели из строя два таких транспорта. Они шли к фронту с войсками. Вот и прикиньте, сколько сделал наш маленький экипаж, Пожалуй, не меньше, а больше, чем на фронте могли бы сделать 18–20 человек с автоматами в руках. Уразумели?