Максим Шахов - Японская пытка Страница 19

— Блохи переносят чуму, — проговорил он, обращаясь к заведующему виварием. — А блох могут переносить крысы. Если непосредственно заразить крыс чумой, то и блохи могут не потребоваться.

— Крыс не распылишь с самолета, — напомнил заведующий.

— Но если их сбросить в керамическом контейнере с парашютом на территорию противника, — продолжал рассуждать Ихара. — То они разбегутся или же стаей направятся искать себе пищу? Я говорю о таких вот кровожадных крысах.

— Не знаю, мы таких опытов еще не проводили.

— А ведь стоит попробовать, — ухмыльнулся начальник отдела.

Николай лежал на топчане. Все мысли его были о том, как устроить побег из ада, в котором он оказался. Но он уже на собственном опыте убедился, что корпус «ро» — это крепость наоборот. Попасть в нее можно, но вот выбраться — ни за что. Да, был маленький шанс, однако теперь охрана стала куда бдительнее. Охранники уже не ходили по одному, только по двое. Один оставался в коридоре, второй входил в камеру, предварительно надев на сидевшего там наручники.

Громыхнула «кормушка», хотя время ужина еще не наступило.

— Руки, — скомандовал конвоир, убедившись, что Галицкий поднялся с топчана и вроде бы не представляет опасности.

У Николая тут же замелькали в голове мысли — куда и зачем его сейчас поведут? Фантазия рисовала одну картину страшней другой.

«Неужели это конец?» — подумал поручик, выставляя в «кормушку» руки.

Он поздно сообразил, что в память о погибшем сокамернике стоило сделать вид, будто у него в руках оружие, — на запястьях защелкнулись браслеты наручников.

— К стене! — прозвучала команда.

В камеру шагнул конвоир, его напарник оставался снаружи.

— На выход.

В голосе не чувствовалось агрессии, скорее безразличие к очередному «бревну». Никто даже не собирался бить Николая деревянными палками. Почему-то именно от этого стало особенно обидно. Оказавшись в коридоре, он крикнул по-английски:

— Меня уводят! Может, больше и не увидимся!

После чего получил несильный удар по спине. Николая провели через двор. На этот раз дверь, ведущая в проезд, оказалась открыта. На улице пробыли совсем мало, тут же зашли в корпус. Галицкий мучительно пытался припомнить, что же находится в этом конце здания. Длинный коридор уходил вдаль. Остановились у одной из дверей. За поворотом послышались шаги, показался Ихара. Он посмотрел на Николая так, словно они никогда и не были знакомы.

— Заводите его, — приказал он.

С Николая сняли наручники и втолкнули в бетонную комнату-куб без всякой мебели. Под потолком горела лампа. В одной из стен располагалось наглухо заделанное толстым стеклом окно. За ним виднелась комната с каким-то оборудованием. С обратной стороны в стекло смотрел Ихара. Взгляд его узких глаз был почти лишен чувств, если не считать некоторого любопытства ученого-исследователя.

«Что сейчас произойдет? — подумал Николай. — Пустят газ? Или же из вентиляции станет литься горячий сухой воздух? Все помещение наполнят водой?»

Галицкому хотелось броситься на стекло, колотить в него, но он видел, что лист толстый, такой и молотком не разобьешь. Он не желал, чтобы Ихара видел его истерическую беспомощность. Уж лучше встретить страдания или смерть достойно, с высоко поднятой головой. Это единственное, что ему оставалось. А приближение опасности Николай уже ощущал всем телом. Предательски подрагивали ноги, дрожали пальцы. Но внешне он держался, избегал смотреть на своего бывшего начальника, а теперь — палача. Его дух странным образом поддерживал терпкий запах багульника, идущий из-под рубашки.

Ихара что-то сказал человеку, которого Галицкий не видел, и тут же уставился в смотровое окно. Из-за толстого стекла Николай не расслышал слов, а ведь от них зависели его судьба и жизнь. Что-то скрежетнуло в бетонной стене. Послышался странный шорох, он приближался, затем раздалось попискивание. И из трубы, вмурованной в стену, которую Галицкий считал до этого водостоком, поползла серая масса. Сначала Николаю показалась, что это какая-то густая жидкость. Но ручеек рассыпался на глазах. В помещение ползли крысы — жирные, упитанные. Их было неисчислимое количество, казалось, этот поток никогда не прекратится. Николай инстинктивно отступал к стене. А крысы разливались по полу. Пока еще они принюхивались, тыкались друг в друга. Внезапно одна из них набросилась на другую, брызнула кровь. Соседние грызуны тут же стали терзать жертву. За несколько секунд та оказалась обезглавлена. Крысы с окровавленными мордочками жадно нюхали воздух. Они еще не нападали на человека, оказавшегося запертым вместе с ними в узком пространстве, вероятно, еще не набралась критическая масса, когда животные почувствуют свое единение, поймут, что у них достаточно сил, чтобы справиться с чем угодно на своем пути.

Галицкому совсем некстати пришла в голову слышанная еще в детстве сказка, которую читала ему гувернантка, о флейтисте, который вывел звуками своего чудесного инструмента крыс из средневекового города.

«Чудес в жизни не бывает, а только в сказках, — промелькнула мысль. — Кажется, это была сказка братьев Гримм. И конец у нее был плохой. Флейтисту городские власти не заплатили за спасенный от крыс город. Тогда он выманил звуками волшебной флеты из города всех детей и увел их за собой. С тех пор ребятишек больше никто не видел».

Николай, прошедший войну, научился почти не бояться выстрелов, взрывов. Но омерзительные крысы были страшнее, их целые полчища. Даже если бы у него был сейчас пулемет, способный остановить наступление целого батальона, он не справился бы с ними. Оставалось только ждать, когда крысы пойдут в атаку.

На полу уже оставалось совсем мало свободного места, лишь для подошв туфель. Крысы вертелись, грызли друг друга у самых ног. Ихара пристально вглядывался в смотровое окно. Он даже приложил ко лбу ладонь козырьком, чтобы лучше видеть. За его спиной маячил человек с забинтованной головой и лицом, заклеенным заплатками пластыря.

Один зверек рванулся, стремительно побежал по штанине, цепляясь за материю острыми коготками. Николай тут же смахнул его. Но на место упавшей тут же нашлись еще две осмелевшие особи, полетели на пол и они. Но Галицкий вскоре не успевал смахивать взбиравшихся по нему крыс. Самое ужасное, они стали забираться и под одежду, в штанины. Николай чувствовал их коготки на своей коже. Он уже не думал о том, как выглядит в глазах Ихара. Топтался по крысам, давил их ногами. Гулкое бетонное помещение полнилось крысиным предсмертным писком, тяжелым дыханием Николая и хрустом косточек. Галицкий с отвращением сбросил крысу, забравшуюся ему на голову. Сунул руку за пазуху, вытащил оттуда крысу и метнул в стенку. Крыса от сильного удара лопнула, оставив на бетоне кровавое пятно и еще шевелившиеся матово поблескивающие внутренности. Но тут же за пазухой появилось еще несколько мерзких особей. Пытаясь их поймать, Николай нечаянно растер мясистые листы багульника, пряный запах ударил в нос. Наконец-то крысы, забравшиеся под рубашку, были пойманы и брошены прямо в стекло смотрового окна. Ихара недовольно поморщился, из-за размазавшейся по стеклу крови ему стало неудобно наблюдать за происходящим в помещении.

Странное дело, но больше крысы за пазуху не лезли, они даже не поднимались выше талии, да и те умерили прыть, действовали уже не так агрессивно, перестали царапаться и кусаться. Это казалось каким-то чудом, похожим на волшебную флейту из сказки, способную повелевать полчищем крыс. Но медик Галицкий знал, что чудеса случаются только в сказках, всему должно иметься свое реальное объяснение. И тут вспомнилось виденное им в Хабаровском крае. Местные крестьяне спасали свои амбары от нашествия крыс именно багульником, рвали его и свежим раскладывали там, где хранили зерно. Крысы и мыши не выдерживали пряного запаха вечнозеленого растения, уходили из амбара.

— Багульник! — вырвалось у Николая.

Он вытащил то, что осталось от ветки с мясистыми листьями, растер в ладонях, провел ими по брюкам, по лицу. Сработало. Крысы посыпались с него, возле ног образовалось чистое пространство. Галицкий еще не верил, что ему удалось найти управу на серую бездумную массу. Он присел на корточки, выставил перед собой ладони, измазанные соком багульника. Крысиная волна отхлынула. Возле трубы уже суетились, толкались крысы. Они покидали бетонный мешок тем же путем, каким пришли сюда.

Николай безумно хохотал, запрокидывая голову, почувствовал, что овладел ситуацией тогда, когда, казалось, у него уже не оставалось шанса уцелеть. Он управлял крысами, совершая пассы руками. Зверьки пятились, морщили острые мордочки, исчезали в трубе. Через пару минут они ушли окончательно, оставив на полу несколько десятков растерзанных, растоптанных сородичей.