Владимир Порутчиков - Брестский квартет Страница 19

2

Но Брестский ошибался: Костя так и не увидел моря.

Простившись с друзьями, в кузове попутного грузовика он дотрясся до Чернигова, а утром следующего дня с санитарным поездом прибыл на Киевский вокзал, где сразу же попал в людской водоворот.

Сотни несчастных, сорванных войной с насиженных мест, стремились любыми путями покинуть город. Какой-то бугай с огромным мешком за спиной, чуть было не сшиб морячка с ног, когда подали вдруг состав и толпа с руганью и криками ринулась на штурм. Но среди моря отчаяния, рассекая людской хаос направленными потоками, под частоколом винтовочных штыков двигались в пешем строю воинские части. Мелькали красные повязки патрулей.

В комендатуре было суетно и тесно от снующего по коридорам служивого люда, в основном среднего и младшего комсостава, комиссаров. У Кости даже в глазах зарябило от обилия шпал и бархатных звезд с золотыми серпом и молотом на рукавах. Морячок едва успевал бросать руку к околышу бескозырки.

В конце концов Косте удалось отыскать военного коменданта и обратиться к нему со своей просьбой.

— Ты що, морячок, ополоумел?! Какой Крым? Какой Севастополь?.. Немцы уже Николаев захватили! Не сегодня-завтра форсируют Днепр! — Низенький издерганный комендант, с вислыми усами не скрывал своего раздражения. — Где тебя, твою мать, черти носят? — заорал он вдруг на какого-то, возникшего, словно из ниоткуда, бойца. Дышал боец тяжело, и на лбу его проступили крупные капли пота. — Беги скорей к Доценко, пускай еще людей выделит на погрузку. Пускай берет, где хочет! — и затем, обращаясь Косте: — Моряк, значит. Радист… Это хорошо, — хотя, что «хорошо», он так и не пояснил, а принялся снова изучать Костины документы. — Вот что. Направлю-ка я тебя к нашим речникам. Их вчера здорово потрепали, так что люди им нужны.

И Костина судьба в очередной раз сделала крутой поворот. В мрачном расположении духа вышел он из здания комендатуры и, предварительно расспросив у дежурного дорогу, двинулся, согласно предписанию, к месту расположения Днепровской флотилии.

Но, братишки, как хорошо было в Киеве в то летнее утро! Спешили куда-то белозубые хохлушки в летних платьях, высоко в небе сновали быстрокрылые ласточки, и Костино сердце непонятно отчего тоже стало парить вместе с ними над изломанными крышами домов, над обласканными солнцем куполами, над зелеными рощами, мягкими волнами, сбегающими к самой реке. А может, причиной тому были встречные дивчины, их черные бархатные очи, стреляющие из-под длиннющих ресниц прямо в сердце маленького морячка, их загорелые обтянутые белыми носочками икры, мягкий певучий говор и мелодичный смех. Костя даже приосанился, на миг позабыв о войне.

Но ее дыхание ощущалось уже и здесь: целились мертвыми зрачками в безоблачное небо зенитки, в конце улицы громоздились баррикады из мешков с песком, а из дверей продуктового магазина тянулась длиннющая очередь. Лица у людей казались спокойными, даже несколько отрешенными, но в глазах у многих уже давно поселилась тревога. То и дело попадались военные патрули. У Кости раза четыре проверили документы, пока он дошел до места назначения.

У ворот с большими позолоченными якорями неспешно похаживал хмурый моряк с карабином за спиной. Костя отдал морячку честь, но тот даже и бровью не повел, лишь настороженно скользнул взглядом по лицу незнакомца. Дежурный по КПП сразу же затребовал у Соловца документы, а проверив, махнул в сторону невысокого беленного известью строения с военно-морским флагом над крыльцом:

— Штаб флотилии, — пояснил он. — Тебе туда.

Так Костя оказался радистом на бронекатере БКА-1025, или попросту «букашке», «бычке», как ласково называли их сами речники. Вместо имен «бычкам» полагались лишь намалеванные белой краской номера. Костиным катерком под номером двести пять командовал мичман Мякинин, но его в этот час на борту не оказалось, и морячка встретил спокойный и рассудительный старшина Пивоваров.

Первым делом старшина отвел новоприбывшего в столовую, где Соловцу налили огромную миску горохового супа, а потом дали такую же с макаронами по-флотски и компот. Оголодавший за это время Костя ел так, что за ушами трещало, а Пивоваров, одобрительно поглядывая на него, только подбадривал:

— Вот это по-нашему, сынок… Вот это другой разговор.

Затем они отправились на вещевой склад — старая

Костина форма после боев, плена и белорусских болот, хоть и была тщательно выстирана и отглажена, выглядела не очень. Только бескозырку с названием своего корабля — на черном фоне золотыми буквами четко выведено «Стремительный» — морячок отказался менять наотрез. Но старшина оказался человеком понятливым и особо не настаивал. В общем, все было бы прекрасно, если бы не одно но…

— Не горюй, братишка, если очень повезет, попадешь на свой линкор, — успокаивал его старшина, видя как расстроен маленький морячок.

А Костя даже не пытался скрыть своего разочарования: и на этой посудине, которую и кораблем-то назвать язык не поворачивался, ему предстояло воевать. Единственный плюс — он один из всей команды мог ходить в подпалубных помещениях не пригибаясь.

— Ты не смотри, что наш «бычок» такой неказистый. Он фору многим большим судам дать может. Вот на днях мы в такую переделку попали: несколько прямых попаданий, рубку разбило, из пробоин вода хлещет, — старшина, горой возвышающийся над Костей, показал ему на несколько свежих металлических заплаток, чуть выше ватерлинии, — но до базы-таки доползли. Подштопали нас, залатали — и снова в строй. Да и командир у нас тоже замечательный. Мичман Мякинин, он сейчас в санчасти на перевязке. Геройский мужик! Осколок попал в голову, ему бы в госпиталь надо, а он ни в какую! Лечиться, мол, буду после победы… Да не расстраивайся ты так! Мы тоже здесь ненадолго. Вот прогоним фрица от Киева и — к Херсону, а оттуда до твоего Севастополя рукой подать.

— Э-эх… — вздыхал Костя и уныло кивал головой.

Пожалуй, в первый раз он по-настоящему пожалел, что не остался под Гомелем со своими брестскими товарищами. Предлагали же, упрашивали, мол, давай, воевать вместе, раз уж судьба так круто свела. Но Костя твердо решил вернуться на свой корабль. Ну и пусть, что война — порядок прежде всего. Надлежало краснофлотцу Соловцу вернуться из отпуска на свой корабль и точка! Да и, вообще, говоря по правде, сильно хотелось Косте снова увидеть море, флотских друзей, капитана Бульбоноса, наконец. Вот и дохотелось, на свою голову…

Правда, долго печалиться ему не пришлось. Вскоре речники получили новую боевую задачу: уничтожить вражескую переправу у села О. Приказ был краток и по-военному жесток: уничтожить во чтобы то ни стало, хотя бы ценой всей флотилии. «Ценой всей флотилии, ценой всей…» — торжественно звучало в Костиной голове, и тревожно замирало сердце в тот момент, когда бронекатера и канонерки вслед за черными в ночи громадами мониторов — ни светового пятна, ни проблеска, даже на клотиках погашены огоньки — отчаливали от берега и ложились на заданный курс. Хотя, позвольте заметить, братишки, какой у речников может быть курс: только вверх да вниз по реке.

Под прикрытием утренних сумерек тихо-тихо — выхлопы в воду — подобрались к немецкой переправе на расстояние выстрела, высадили корректировщиков на правый, еще не занятый противником берег и… началось. В начале слаженно рявкнули орудия мониторов, им чуть разрозненно и торопливо вторили пушки канонерок и бронекатеров.

Первый, пристрелочный залп поднял в воздух тонны воды чуть дальше цели. Второй залп был уже точнее. Снаряды ушли к переправе с громким, стремительно удаляющимся шуршанием и дружно ударили прямо в понтоны. Взметнулась в предрассветное небо мешанина из человеческих тел, досок, разбитой взрывами техники и вместе с клубами дыма и яркими росчерками огня низвергнулась в черную воду.

— Есть контакт, братишки! — радостно кричал охваченный азартом боя старшина Пивоваров. — Не зевай, заряжай, пока фриц не очухался!

Но «фриц» отреагировал достаточно быстро. Через мгновение рядом с кораблями поднялись и осели, словно тяжко вздохнули, гигантские водяные столбы, окатила палубы взбаламученная взрывом вода, забелела, закачалась на волнах оглушенная рыба — то с противоположного берега ударила по флотилии прикрывавшая переправу немецкая батарея. На одной из канонерок сразу же вспыхнул пожар.

Приникнув к радиостанции, Костя принимал от корректировщиков координаты целей и по переговорной трубе сообщал их командиру. И немедленно оживала, тяжело ворочалась перед боевой рубкой похожая на скошенный череп какого-то исполина танковая башня, крестила горизонт 76-миллиметровая пушка, и содрогался от выстрела весь катерок от кормы до буксирного рыма.

Несмотря на огонь немецкой батареи, флотилия била и била по переправе, по сгрудившимся на берегу частям, и страшная, вырывающаяся из железного плена сила раз за разом безжалостно мешала живые тела и технику, пока наконец по линии с флагмана не передали команду на отход.