Борис Харитонов - Особое задание Страница 19

Но подрывать проходящие поезда мы все еще не могли— не было ни детонирующего шпура, ни механических взрывателей. Рассчитать же заранее длину бикфордова шнура так, чтобы взрыв произошел под паровозом, невозможно.

И опять же на помощь пришли подпольщики. По нашему эскизу на авиационном заводе были изготовлены упрощенные взрыватели натяжного действия. По ночам на железных дорогах загремели взрывы.

Оккупанты уже не могли здесь чувствовать себя так уверенно, как прежде. На железной дороге была введена усиленная охрана.

Во втором томе сборника документов «Освобождение Чехословакии Красной Армией в 1944–1945 гг.», изданном в 1965 году в Праге издательством «Наше войско», на странице 31-й говорится, что хотя на охрану дороги были брошены войска из расчета пять солдат на один километр, «…вся немецкая система охраны дороги в это время очутилась в критическом положении… Командование группы армий „Центр“ докладывало Франку о все возрастающих нападениях „банд“ на линии северней от железной дороги Хоцень — Оломоуц и на всей этой магистрали вплоть до Богумина. Взбешенный Франк, — говорится далее в документах, — покарал инспектора охраны дорог оберштурмбанфюрера СС Ленгольдта и отправил его на фронт, а вместо него назначил майора Алерса… Гиммлер отозвал 8-й полицейский полк СС во вновь созданную полицейскую истребительную бригаду, а начальник тыла 1-й танковой армии снял с линии фронта Фридлянд — Валашске — Межиричи батальон охранного железнодорожного полка „Силезия“…»

Все в больших размерах проводили саботаж и диверсии на железной дороге и подпольщики. Они всячески задерживали отправку эшелонов, путали накладные листы, заклеивали на вагонах название станции назначения новыми надписями, после чего груз шел по другому адресу, выпускали на ходу горючее из цистерн, сыпали песок в буксы вагонов, перед отправкой эшелона подбрасывали в товарные вагоны хитроумно сделанные химические зажигалки, вызывавшие в пути пожары и взрывы…

Саботаж на производстве стал к тому времени массовым явлением. Все большее распространение получал лозунг: «Трудись не спеша!» На тротуарах, на заборах, на домах, на стенах заводских цехов часто можно было увидеть нарисованную черепаху. Эти рисунки приводи ли оккупантов в бешенство и вызывали улыбки у чехов. Они каждому были понятны — «трудись не спеша!»

Результат работы подпольных групп не замедлил сказаться — производительность труда в марте снизилась наполовину. «Кузница оружия», как оккупанты называли чешскую промышленность, работала на холостом ходу.

Конец «сухарного» аэродрома

Как-то при встрече Ольга Лошанова сказала, что со мной очень хотел бы встретиться штабс-капитан Вовес.

— А кто такой этот штабс-капитан?

— Это бывший офицер чехословацкой армии. С самого начала оккупации работает управляющим государственным животноводческим хозяйством в замке Замрск. Пользуется в нашем селе большим уважением.

— Вы что же, рассказали этому штабс-капитану о том, что связаны с нами? — я пытался скрыть свое раздражение.

— Нет, что вы! Я ничего и никому о вас не говорила.

— Тогда почему же он обратился именно к вам с такой просьбой?

— Я сама не знаю. Он очень умный и наблюдательный человек и, очевидно, сам о чем-то догадывается.

— И вы пообещали ему организовать встречу со мной?

— Нет, нет! Я сказала пану Вовесу, что тоже слышала о том, будто в наших лесах появились советские парашютисты, но сама в это не очень верю — мало ли что говорят теперь люди.

— Так вот, хотя штабс-капитан Вовес и хотел бы встретиться с нами, но мы пока такого желания не испытываем. И вообще, Ольга, впредь будьте более осторожны! — предостерег я девушку.

Мы знали, что, оккупировав Чехословакию, гитлеровцы профильтровали всех офицеров бывшей чехословацкой армии сквозь густое гестаповское сито. Часть офицеров, такие как Людвик Свобода, Богумил Ломский и многие другие, успели уехать в Польшу и Советский Союз. Часть других, опасных для «нового порядка», гестапо попросту ликвидировало или засадило в концентрационные лагеря. На свободе оставались или сочувственно относящиеся к гитлеровскому режиму или совсем пассивные люди. Никакого участия в движении Сопротивления эти люди не принимали, в лучшем случае ограничивались тайным слушанием лондонского радио.

И вдруг бывший штабс-капитан чехословацкой армии Вовес загорелся желанием сблизиться с советскими разведчиками. Кто он? Или большой умница и хитрец, что сумел проскочить сквозь фильтр гестапо, или…

— Нет, лучше от него держаться подальше, — рассуждал я.

Вечером Иван Сапко, исполнявший обязанности «почтальона», вместе с обычной сводкой движения поездов за сутки по магистрали Прага — Брно принес маленькую записку, в которой Франтишек Гашек просил меня прийти к девяти вечера следующего дня к «почтовому ящику».

С момента установления контакта с диспетчером Гашеком все связи с ним осуществлялись через «почтовый ящик». Сегодня Франтишек впервые требовал личной встречи. Что там такое у него стряслось?

Перебирая в мыслях разные предположения, за полчаса до назначенного срока я устроился в кустах за обочиной дороги недалеко от дерева, под корнями которого был устроен «почтовый ящик» Гашека.

Вечер был морозный, и через несколько минут неподвижного сидения на мерзлой земле я ежился от холода. Наконец послышался скрип гравия на дороге. Совсем пригнувшись к земле, я рассмотрел на фоне еще светлого неба массивную фигуру Гашека.

После слов приветствия Гашек изложил суть дела.

Вчера, днем, когда Гашек находился на дежурстве, на станцию Замрск приехал на мотоцикле штабс-капитан Вовес. Выбрав момент, когда Гашек вышел на перрон, Вовес завел с ним разговор, во время которого вдруг совершенно неожиданно попросил Гашека помочь ему связаться с советскими парашютистами, которые, как он слышал, появились в наших краях. Гашек заверил Вовеса, что он ничего об этом не знает и знать не желает — у него семья и он не собирается совать свою голову в петлю. С тем и расстались. Поэтому Франтишек и потребовал встретиться со мной, чтобы посоветоваться, как быть.

— Что вы можете сказать о Вовесе? — спросил я, не на шутку встревоженный поступками штабс-капитана.

— Знаю его с тридцать восьмого года, с самого начала оккупации, — сдержанно заговорил Гашек. — До этого Вовес жил в Праге. Работал в генеральном штабе чехословацкой армии. Очень серьезный, умный человек. Ненавидит немцев. По-моему, ему можно верить. Без серьезных причин он не искал бы встречи с вами.

— Но почему он решил, что вы можете ему помочь в этом? Не проболтался ли кто-либо из ваших товарищей, что помогают собирать для нас сведения?

— Нет. Не думаю. Это серьезные люди, да они и сами ничего не знают о вас.

— Тогда почему же Вовес пришел к вам? — добивался я.

— Не знаю, что и подумать, — развел руками Гашек.

Что же делать? Почему Вовес с той же просьбой обратился сначала к Лошановой, потом к Гашеку? Ведь группа Гашека — очень ценное и важное для нас звено. Как же ему удалось нащупать Гашека? Что это — случайность, интуиция Вовеса или наш просчет? Что же делать? Может быть, лучше самому немедленно встретиться с Вовесом и все выяснить? А удастся ли выяснить? Может быть, все это провокация? Тогда Вовеса надо немедленно убирать, он что-то уже знает или пока только догадывается.

Решено: завтра пойду к Вовесу.

Договорившись с Гашеком встретиться утром у переезда, где останавливаются рабочие поезда, мы расстались.

Когда на рассвете я подходил к переезду, со стороны Хоцени туда подошел рабочий поезд Ческа Тржебова — Пардубице. Постояв минуту и забрав собравшихся на остановке рабочих, поезд тронулся. На переезде остался один человек в темной форме железнодорожника. Это был Франтишек Гашек.

Мы зашагали мимо сельского кладбища к виднеющемуся на холме среди деревьев замку Замрск.

Замок Замрск не отвечал нашим с детства сложившимся представлениям о замках. Здесь не было высоких башен с таинственными глазками бойни, не было глубоких рвов с подъемными на цепях мостами. Все выглядело значительно проще и прозаичней. В центре возвышалось большое трехэтажное, выстроенное в стиле ренессанс старинное серое здание, покрытое черепицей. Его окружали многочисленные, тоже сложенные из камня коровники, амбары и другие хозяйственные постройки.

Весь комплекс построек вместе со старым парком был обнесен высокой кирпичной стеной, покрытой серой, местами облупившейся штукатуркой.

Через узкие сводчатые ворота в толстой стене мы вошли на широкий, вымощенный булыжником двор замка. В глубине двора, под навесом у одного из амбаров, что-то делала группа женщин. Из раскрытой двери амбара вышел мужчина и, заметив нас, пошел через двор навстречу.