Александр Прозоров - Присяга Российской империи Страница 19

Хлопнула дверца, послышались неторопливые шаги.

— Что вы здесь делаете? Остановка на дороге рядом с авиабазой запрещена!

— У нас огнетушитель сработал, офицер, — повернул голову к полицейскому Птушко. — Посмотрите, весь кузов залит. А огнетушитель вот, на обочине валяется.

Из ничего вдруг появился луч фонарика. Остановился на лице Саида, потом Юры, скользнул по кузову.

— У меня документы в нагрудном кармане, — сообщил Птушко.

— Фья… — присвистнул полицейский и с неожиданной яростью заорал: — Не двигаться! Кто шевельнется, сразу получит пулю! Роберт, иди сюда! Держи их на мушке! Я вижу в кузове оружие!

— Какое оружие? — Юра заглянул в машину, и обнаружил, что из-под скомканных комбинезонов выглядывают приклады их ружей. — Да это пневматическая винтовка, офицер.

— Сейчас посмотрим… — полицейский, обойдя «Форд» с другой стороны, зацепил приклад одного из ружей, подтянул к себе. Осветил фонариком, нашел рычаг стопора, переломил…

— Это же «пневматичка», офицер. Так, для баловства. Из нее даже воробья не застрелить.

— Тьфу ты, — сплюнул полицейский и кинул винтовку назад. — Уезжайте отсюда. Остановка на этом участке шоссе запрещена.

— Разумеется, офицер, — немедленно согласился Птушко. — Мы просто избавились от неисправного огнетушителя.

Полицейский направился обратно к своему автомобилю, и Юра услышал его насмешливое бормотание:

— Надо же, «пневматичка»! А я было подумал, что наткнулся на что-то серьезное…

Усадьба Романовых, кантон Женева. 03 декабря 1999 года. 08:50

— Доброе утро, Илья Юрьевич, — услышал Ралусин, и ощутил, как по глазам ударил яркий солнечный свет.

— Сколько сейчас? — спросил он, натягивая, словно в далеком детстве, одеяло на голову.

— Девять утра, капитан.

Прозвучавшее воинское звание окончательно вырвало пограничника из дремоты. Он сообразил, что находится отнюдь не на даче у бабушки, и даже не дома, на родной заставе.

— Вот черт! — он решительно поднялся, сел в постели, оглядывая комнату в поисках одежды. На стуле в ногах висел только одинокий халат.

— Извините, что пришлось разбудить, но его величество желает видеть вас как можно быстрее, — Константин Римович поднял со стула халат и протянул его гостю.

С этим низкорослым щекастым и полноватым майором Илья познакомился вчера за ужином. Собеседник всей своей внешностью, тонким голоском и маленькими глазками напоминал хомячка, а потому Ралусин никак не мог во время разговора сдержать улыбки. Но вот военным Константин Римович оказался весьма толковым. Во время небольшой прогулки по дому, майор показал сектора обстрела, предусмотренные «на всякий случай» для каждого из окон, обратил внимание на как бы декоративные штырьки на рамах, которые на деле оказались крепежом для автоматического оружия — автоматы и пулеметы, хранящиеся в местном арсенале, так же имели крепление, а потому одним движением легко превращались в станковые. Что это означало, пограничник понимал прекрасно — любое оружие на станине давало точность попаданий примерно в десять раз выше, а дальность — вдвое большую, чем оно же, но при стрельбе с рук. Имелись в усадьбе и три скрытых пути отхода, два сухопутных, и один — по воде. В общем, без полка пехоты с тяжелым вооружением сюда соваться не стоило никому.

Майор задавал вопросы о послужном списке самого Ралусина, о его участии в реальных боевых столкновениях — и, похоже, оказался вполне удовлетворен.

— Его величество никогда не ест по утрам, — сообщил Константин Римович. — Но если вы хотите подкрепиться, то, пока вы принимаете душ, на кухне могут успеть сделать бутерброды или что-нибудь посущественнее.

— А яичницу они жарить умеют?

— Разумеется, Илья Юрьевич, — рассмеялся майор. — Я распоряжусь.

Ополаскивался Илья недолго, минут десять. Однако, когда он вернулся в комнату, постель была уже убрана, а на столе стоял поднос с чашечкой ароматного чая, парой бутербродов с ветчиной и яичница, жарить которую на кухне, увы, не умели — вместо одного большого блина на всю сковороду с несколькими глазками на тарелке лежали три небольших, но толстых. Правда, украшенных укропом и парой долек помидора.

Ралусин переоделся, сел к столу, быстро перекусил, промокнул губы салфеткой. Как только он поднялся со стула, дверь распахнулась:

— Вы позволите вас проводить, Илья Юрьевич?

— Благодарю вас, майор. Интересно, вы наблюдаете за комнатами гостей, или так точно рассчитываете время?

— Будем считать, что это случайное совпадение, — посторонился Константин Римович.

На этот раз император Павел ждал своего гостя в домовой часовне. Небольшой храм был оформлен в классическом стиле: темные стены с иконами, восковой дымок горящих свечей, большое распятие перед трехъярусным иконостасом. Государь стоял перед алтарем, склонив голову и, по всей видимости, молился. Он по-прежнему был в форме морского офицера, но на этот раз вместо короткого кортика с его пояса свисала сабля. Чупара маячил неподалеку, и никакого религиозного чувства явно не испытывал. Как, впрочем, и Ралусин. Получившие воспитание под руководством партии и правительства, офицеры так и не научились всерьез относиться к сказкам про доброго дедушку на небесах.

Павел, услышав шаги за спиной, поднял голову, перекрестился и четко развернулся вокруг своей оси:

— Я должен извиниться перед вами, Илья Юрьевич. Обычно я не тороплю людей с выбором, но в настоящий момент обстоятельства складываются так, что вопрос необходимо задавать немедленно. Посему, прошу вас ответить, Илья Юрьевич: вы согласны присягнуть императорскому трону, России и мне лично, и следовать своей присяге, не жалея ни жизни, ни времени, ни сил?

— А что случилось, ваше величество?

— К сожалению, капитан, — подошел ближе Чупара, — тем, кого мы защищаем, знать об этом ни чему. Пусть живут мирно. Про последние события положено быть в курсе только тем, кто может и готов противодействовать врагу.

— Я жду вашего решения, Илья Юрьевич, — повторил император.

В первый миг Ралусин подумал, что его самым мальчишеским образом берут «на слабо», но тут же себя одернул. Слишком уж серьезными выглядели присутствующие здесь люди. Да и не пользуются подобными дешевыми трюками те, кто делает настоящие дела. А как минимум полковника Чупару он в деле видел. Да и холодок высокого шасси дальнего бомбардировщика его ладонь помнила до сих пор. Нет, это не трюк. Ему в самом деле предлагали быстро и навсегда сделать решительный выбор: стать мирным населением, которое требуется охранять, получить повышение куда-нибудь в штаб или перевод на западную границу, стать обычным обывателем в погонах или… Или оказаться среди тех, кто охраняет спокойную жизнь миллионов. А коли так — то и думать не о чем. Потому, что выбор свой он сделал еще мальчишкой, решив поступать в военное училище.

— Я желаю принести присягу, ваше величество. — В полутемном помещении храма голос прозвучал недостаточно уверенно, и Ралусин повторил, громко и твердо: — Я желаю принести присягу!

— Василий Андреевич, — кивнул Чупаре государь, — принесите ларец.

Полковник подошел к кресту перед иконостасом, поднял из-под ног распятого человека небольшую шкатулку, отнес ее к пограничнику, поставил в полушаге впереди, открыл. Внутри оказались глинистые комки.

— Это земля с берегов Волхова, Илья Юрьевич, — сообщил Павел. — С тех самых мест, откуда начиналось русское государство. А это, — он со зловещим шелестом обнажил клинок, — сабля первого русского царя, Ивана Четвертого Васильевича. Именно с этим мечом сражался он на улицах Казани и под стенами Тулы, именно на нем клялись в верности тысячи и тысячи благородных воинов, защищавших наше общее Отечество. Преклони колено, раб Божий Илья. Положи левую руку на русскую землю, и повторяй за мной…

Ралусин опустился на одно колено, опустил ладонь в шкатулку с сухой и горячей глиной.

— Я, раб Божий Илья, пред лицом неба, земли и вод русских, пред отцами нашими, престолом российским и Господом небесным клянусь…

— Я, раб Божий Илья… — склонив голову повторил капитан.

— Не пожалеть ни сил, ни крови, ни живота своего, дабы не посрамить великих предков своих… Дабы не потерять созданное ими… Дабы не допустить разорения земли русской… Дабы никогда не плакали женщины и дети в пределах родных, и не ступала нога поганых на нивы и села отчие… Пусть вручит мне Бог жизнь, чтобы служить России, и Смерть, дабы награждать ею недругов. На землях христианских и диаволовых, в небесах и на воде, под водой и под землей, в пределах родных и чуждых. Отныне, присно и во веки веков. Аминь!

— Аминь, — эхом повторил Ралусин.

— От своего имени, от имени Отчизны нашей, от имени предков и потомков колена русского, я принимаю твою клятву, раб Божий Илья, — пограничник ощутил на своем плече холодок остро отточенной стали. — Принимаю, и верю тебе целиком и полностью.