Андрей Константинов - Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер Страница 2

Владлен Владимирович вообще не очень любил кино, в отличие от Надежды Михайловны, которая хоть и норовила высмеять почти каждую новую ленту, но при этом старалась не пропустить ни одну знаковую премьеру. Компанию ей в основном составлял, конечно же, Боря, достаточно рано пристрастившийся из-за этого к «взрослому» кинематографу. Изредка, но всё же бывало, что семья Глинских ходила в театр или в кино, так сказать, в полном составе. Один такой совместный культпоход почему-то навсегда врезался Борису в память.

Это была премьера нового фильма о войне по повести очень известного советского писателя-фронтовика. В ней рассказывалось о том, как два артиллерийских взвода держались против немецких танков. Глинские — отец и мать — оба читали эту повесть и даже спорили о ней однажды на кухне за ужином. Надежда Михайловна, как всегда, иронизировала, а генерал же не соглашался с ней и особенно напирал на то, что «с чисто военной точки зрения ситуация изложена правильно».

Вот Надежда Михайловна и расстаралась достать билеты на премьеру экранизации — мужу редко что-то нравилось из художественной литературы.

Боре фильм очень понравился. У него даже в глазах защипало в конце, когда почти все «наши» погибли. А вот генерал Глинский весь сеанс хмыкал и ёрзал, бросая сердитые взгляды на жену, многократно всхлипывавшую на протяжении фильма. Боре, правда, показалось пару раз, что мать всхлипывает от смеха…

Когда они вышли из кинотеатра, Владлен Владимирович что-то сердито пробубнил себе под нос и закурил. Боря дёрнул его за рукав шинели и громко спросил:

— Пап, а тебе понравилось? Мне — очень! А правда, они здорово жгли эти танки?

Генерал Глинский нахмурился и кивнул:

— Правда. Здорово.

Потом он помолчал, несколько раз куснул бумажную папиросную гильзу и добавил:

— Только так танки не жгут.

— Почему? — не понял Боря.

— Ну потому что не получалось их так жечь, — пожал плечами отец, явно не желавший давать более развёрнутые комментарии. Надежда Михайловна не выдержала и всхлипнула еще раз:

— Ой, не могу! Как ты тогда говорил: «С чисто военной точки зрения…»

— Так это ж я про то, что написано было, а не про то, что снято. Написано было правильно.

— Да-да-да, — притворно согласилась мать, блестя глазами. — Особенно про любовь. Так трогательно. И главное, так достоверно. Прям вот смотрела я на эту медсестричку и себя вспоминала.

— На-адя! — сердито дёрнул седым усом генерал.

— Ну да, — хмыкнула Надежда Михайловна. — Любовь на войне — это вопрос не военный, а гражданский.

Вроде бы даже какой-то подтекст был в этой её реплике, потому что генерал как-то странно отвернулся и, явно чтобы сменить тему, сказал Борису:

— Больше читай, Борюша. Режиссёры, как правило, портят хорошие книжки.

Надежда Михайловна мужа поддержала:

— Не всегда, но часто. А исключения только подтверждают правила. Если научишься правильно читать — будешь своё кино снимать и видеть.

— Как это? — не понял Боря.

— Очень просто. Читаешь и перестаешь видеть буквы, видишь героев и то, как разворачиваются события. Как будто в голове свой собственный фильм снимаешь. Воображение начинает стимулировать работу мозга. Вообще, сынок, чтение — это единственное, что по-настоящему развивает мозг. Это я тебе как врач говорю. Неплохо бы эту истину усвоить и ряду товарищей с военной точкой зрения.

— А вот когда мне читать? — взвился Владлен Владимирович.

— А с чего ты взял, что я именно и только тебя имела в виду? — мгновенно парировала мать.

— А… А кого тогда ещё? — обескураженно спросил «попавшийся» генерал, и Надежда Михайловна звонко рассмеялась. Боря тоже заулыбался, он посмотрел на раскрасневшуюся мать и подумал, что она очень красивая и совсем даже и не старая…

С этого разговора, наверное, и вошли по-настоящему в жизнь Бориса книги. Тем же вечером, после возвращения из кино, он попробовал «читать с воображением». У него как раз не очень шёл «Том Сойер» Марка Твена — всё никак не мог «домучить» книжку. Теперь же Боря попробовал представить себе героев вживую, подарить им лица и голоса… И ведь получилось! Не сразу, но спрятанные в строчках люди стали вдруг оживать в голове у мальчика. Постепенно он научился слышать и видеть сквозь строчки, а иногда ему даже чудились запахи той, другой жизни…

Книги так быстро «зацепили» Борю, что родители только удивлялись. Мальчик, по-прежнему не тяготясь одиночеством, читал всё подряд. Он разваливался на большом диване, обкладывался книгами и… понятия «отбой» не ведал. Читал даже предисловия к каким-то техническим справочникам. У него появилась странная манера читать по нескольку книг одновременно.

Отец этого совершенно не понимал, считал, что сын дурачится, и даже пытался проверить Борю на предмет усвоения прочитанного — в том числе и по техническому справочнику. Результаты проверки генерала очень удивили. Сын подробно и толково пересказал куски из разных книг. А по справочнику забросал отца вопросами.

Надежду Михайловну же странная манера Бориса читать нисколько не тревожила. По крайней мере «как врач» она в этом ничего опасного не видела.

Правда, ограничивать Бориса в чтении всё же через некоторое время пришлось. Дело в том, что, как ни странно, любовь (скорее даже страсть) к книжкам нелучшим образом сказалась на успеваемости в школе. Боря как-то разом «просел» почти по всем предметам, за исключением литературы и истории. Да и, пожалуй, диктанты он стал писать лучше. А вот математика, физика, биология и даже физкультура…

В общем, кончилось всё визитом классной руководительницы Веры Васильевны к Глинским домой. И надо же как не повезло Боре: отец как раз дома был — редкий случай…

Родители долго пили чай на кухне с Верой Васильевной. О чём они говорили, Боря не слышал — его выставили за дверь кухни сразу же, но он понимал, что ничего хорошего этот визит, конечно, ему не сулит.

Его позвали, только когда Вера Васильевна собралась уходить, чтобы он попрощался с классной. Генерал подал учительнице плащ, она поблагодарила и, застегивая пуговицы, сказала, обращаясь, главным образом, к Надежде Михайловне:

— Это хорошо, конечно, что мальчик читает. Плохо, что он художественную литературу читает даже на уроках. И вообще, сверхобильное чтение воспитывает безволие.

Потом Вера Васильевна поправила очки и повернулась уже к Владлену Владимировичу:

— Я надеюсь, вы сумеете должным образом воздействовать на Борю. У него есть все данные, чтобы учиться не просто хорошо, но даже отлично. Только для этого нужно себя немножко заставлять. Вы, как человек военный, должны это понимать. Тем более что школа у нас хоть и английская, но требования по остальным предметам — самые обычные, не завышенные… Вот в университетской…

Про «не завышенные требования» Вера Васильевна ввернула, разумеется, намекая на генеральские погоны Глинского-старшего. Мол, при ваших-то, товарищ генерал, возможностях вы могли бы отдать сына и в школу при университете. В своей же школе Боря был единственным «генеральским сынком», да и не просто «генеральским». В те времена о принадлежности к «знати» судили не столько по служебной даче, сколько по наличию на ней телефона. Так вот: на служебной даче генерал-лейтенанта Глинского телефон был. И об этом, разумеется, знала вся школа.

После ухода классной руководительницы в квартире воцарилась нехорошая тишина, которую прорвал шумный выдох Владлена Владимировича:

— Да, сынок, спасибо. Спасибо, что папин авторитет поддержал. Спасибо, родной. Теперь все учителя твоей английской, черт бы её подрал, школы будут говорить, что у генерала Глинского сын — двоечник. Сбрендивший на книжках урод!

— Влад! — сдвинула брови Надежда Михайловна.

— А что — Влад?! Что Влад?! Тут света белого не видишь, из командировок не вылезаешь, думаешь, хоть дома-то… Да! Крепкий, понимаешь, тыл…

У отца бешено задёргалось лицо, и Боря даже отшатнулся к стенке, испугавшись. Последнее время нервы у генерала Глинского явно «подсели». Он чаще, чем обычно, повышал голос, раздражался, мог и матом послать. Да и чаще обычного выпивал рюмку-другую за ужином. Борис тогда не знал, что это было связано с трагической гибелью маршала Неделина (того самого, спасшего мать) и ещё многих других офицеров и гражданских инженеров. Они погибли при взрыве ракеты на старте — погибли прямо на глазах у Глинского, уцелевшего воистину чудом. Неделин прямо со стартовой площадки отправил Глинского кому-то позвонить. А Боре, конечно, родители об этом ничего тогда не рассказали…

Отец метнулся в комнату и выскочил оттуда с широким потёртым офицерским ремнем:

— Выдеру как сидорову козу!!!

До этого отец никогда Бориса не порол, и мальчишка очень испугался. Его страшила не столько физическая боль, сколько страшные, бешеные глаза отца.