Ганс Рудель - Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939-1945 Страница 2

Потерпел поражение лишь тот, кто признал, что потерпел поражение!

Глава 1

ОТ ЗОНТИКА ДО ПИКИРУЮЩЕГО БОМБАРДИРОВЩИКА

1924 год. Мне восемь лет, я живу в доме приходского священника в маленькой деревеньке Сайфердау. Как-то в воскресенье мои родители уехали в соседний городок Швайдниц на День авиации, оставив меня дома. Помню злость, охватывавшую меня, помню, как я заставлял их описывать День авиации снова и снова. Рассказ о том, что из самолета с большой высоты выпрыгнул человек с парашютом и благополучно приземлился, меня изумил. Я расспросил сестренку обо всех подробностях, после чего мама сшила мне небольшую модель парашюта. Я привязал к этой модели камень и был невероятно горд, когда камень медленно спустился на парашюте к земле. Тогда мне пришла в голову мысль: то, что может сделать камень, могу сделать и я сам. И я принял решение: в следующее воскресенье, если хоть на пару часов останусь один, непременно воплотить свою идею в жизнь.

Когда желанный час настал, я поднялся по лестнице на второй этаж, вскарабкался с зонтом на подоконник, распахнул окно, бросил короткий взгляд вниз и спешно, пока не успел испугаться, прыгнул. Приземлился я на мягкую клумбу, но, несмотря на это, я сломал ногу, у меня болела каждая мышца. Зонты отличаются коварным нравом – и мой зонт проявил себя именно с этой стороны: неожиданно вывернувшись наизнанку, он почти не задержал мое движение к земле. Но, несмотря на неудачный первый полет, я принял твердое решение: буду пилотом.

В школе мне довелось немного изучать современные иностранные языки, после чего я взялся за классические и овладел греческим и латинским. Мой отец часто переезжал из прихода в приход, и потому образование я получал в Сагене, Ниески, Гёрлице и Лойбане – прекрасных городках Силезии. Каникулы я посвящал спорту, в котором не последнее место занимали мотоциклетные гонки. Летом я занимался атлетикой, а зимой ходил на лыжах – и это заложило основу для моего крепкого здоровья и мощной конституции на всю последующую жизнь. Мне нравилось заниматься всем подряд, и потому я долго не специализировался в какой-то конкретной области. Маленькая деревенька, в которой я окончил школу, не имела спортинвентаря – о нем я знал лишь из газет, – и потому я практиковался в прыжках с шестом, преодолевая веревку с бельем при помощи деревянной подпорки. Позднее, когда у меня появился нормальный бамбуковый шест, я смог взять приличную высоту… В десять лет я отправился в Оленгебирге, в 40 километрах от нашего городка, с полутораметровыми лыжами, подаренными мне родителями в качестве рождественского подарка, в надежде, что во время этого перехода научусь хорошо ходить на лыжах… Помню, как я положил настил на козлы для пилки дров, тщательно проверил, достаточно ли прочно стоит это устройство, затем взобрался на мотоцикл и дал полный газ. Мотоцикл въехал на настил, поднялся в воздух и приземлился далеко не прямо. Но я тут же развернулся, чтобы совершить свое воздушное путешествие еще раз. Мне тогда не пришло в голову, что для подобных трюков нужен точный расчет. Своей бесшабашностью я очень огорчал отца, а учителей замучил проказами. Когда я подрос, встал вопрос о моем будущем. Одна из моих сестер изучала медицину, и большие расходы на ее учебу не оставляли мне надежд получить диплом гражданского пилота, потому я решил стать спортивным инструктором.

Неожиданно создаются люфтваффе, и им требуется большое число обученных офицеров резерва. Поскольку я не блистаю успехами в школе, то не могу надеяться пройти трудные вступительные экзамены. Несколько моих знакомых, старше меня по возрасту, пытаются поступить, но их постигает неудача. Из шестисот претендентов отобрано лишь шестьдесят, и я даже и не мечтаю оказаться в числе десяти процентов счастливчиков. Судьба, однако, выбирает именно меня, и в 1936 году я получаю извещение о зачислении в военную школу в Вилдпарк-Вердере. Прибыть туда я должен в декабре. До этого мне предписано два месяца проработать вместе с другими курсантами в Службе труда, после чего нас направляют в Вилдпарк-Вердер для интенсивной учебы. Шесть месяцев нас тренируют как простых пехотинцев; самолеты курсанты видят лишь с земли, провожая их тоскливым взглядом. Ограничивать себя приходилось во многом. Нельзя ни пить, ни курить; отдыхом считаются физические упражнения и спортивные игры. Никаких отпусков в город не было. На молочной диете моя фигура постепенно теряет свой атлетический вид. Но неудовлетворительных оценок по военной и физической подготовке у меня нет, и непосредственный командир, лейтенант Фельдман, мной доволен. Однако кое-что мне не удается, и у меня складывается репутация человека «со странностями».

Второй учебный период мы проводим в городке рядом с Вердером, в месте отдыха близ озера Хакел. Здесь нас наконец учат летать. Квалифицированные инструкторы с большим трудом приобщают нас к тайнам авиации. Искусство посадки воздушного маневра и поворотов преподает нам сержант флота Дизельхорст. После примерно шестнадцати полетов с ним меня отпускают в самостоятельный полет, и это достижение перемещает меня из числа отстающих в середину. Вместе с обучением полетам продолжаются и уроки по технике и военному делу, а также изучение дополнительных дисциплин, требуемых для получения офицерского чина. С окончанием второго срока прекращается и летная подготовка – мы получаем право совершать полеты. Третий срок обучения, который мы снова проводим в Вердере, уже не столь разнообразен. Искусству самолетовождения уделяется совсем мало времени; основное время посвящается тактике воздушного боя и действий наземных войск, искусству обороны, а также другим специальным вопросам. Вскоре меня на короткий срок командируют в Гибельштадт, близ Вюрцбурга, – в прекрасный старый город на Майне, где меня зачисляют в строевое подразделение. По мере того как подходил срок выпускных экзаменов, нас все больше интересует наше направление и то, какие функции мы будем выполнять. Почти каждый хочет попасть в истребительную авиацию, но для всех это невозможно. Прошел слух, что наше подразделение в полном составе должно стать бомбардировщиками. Те, кто прошел трудные экзамены, получают направление в заранее определенное подразделение.

Незадолго до окончания военной школы нас отвозят в противовоздушную зенитную школу на балтийском берегу. Неожиданно школу посещает Геринг, чтобы нас приветствовать. В конце своей речи он спрашивает, есть ли желающие стать пилотами пикирующих бомбардировщиков. Геринг сообщает, что требуются молодые офицеры для формирования новых подразделений, на вооружении которых состоят самолеты «Штука». Я недолго колеблюсь. «Ты хотел быть летчиком-истребителем, – говорю я себе, – но придется стать бомбардировщиком. Так не лучше ли принять свою судьбу добровольно и покончить с этим». Вот эти нехитрые размышления и приводят к тому, что моя фамилия появляется в списке летчиков самолетов «Штука». Через несколько дней все мы получаем назначения. Почти весь выпуск направлен… в распоряжение командования истребительной авиации! Я испытываю чувство горького разочарования, но поделать уже ничего нельзя. Теперь я пилот «Штуки», и мне остается лишь смотреть на счастливые лица уезжающих – моих товарищей по учебе.

В июне 1938 года я прибываю в Грац, расположенный в живописной Штирии, чтобы стать старшим офицером соединения бомбардировщиков «Штука». С того момента, когда немецкие войска вошли в Австрию, прошло всего три месяца, и местное население принимает нас с энтузиазмом. Пилоты нашей эскадрильи проживают в деревеньке Талерхоф, расположенной недалеко от города. Эскадрилья недавно получила «юнкерсы»; одноместный «хейнкель» больше в качестве пикирующего бомбардировщика использоваться не будет. На новом самолете мы учимся пикировать под разными углами – вплоть до 90 градусов, – точно бросать бомбы и стрелять из бортового оружия. Скоро мы уже достаточно хорошо осваиваем «юнкерсы». Не могу сказать о себе, что я быстро учусь; к тому же я приступаю к прохождению тестов, когда значительная часть пилотов их уже прошла. Потому конечные тесты я сдаю с большим опозданием – слишком большим, чтобы обо мне сложилось хорошее впечатление у командира эскадрильи. Я набираю ход столь медленно, что у него возникает подозрение, что я вообще никогда не приду к финишу. Моему положению в эскадрилье не способствует ни то, что я редко бываю в офицерской столовой, предпочитая молочную диету, ни то, что держусь особняком, проводя свободное время в горах или на спортплощадке.

Тем не менее я получаю звание лейтенанта. Под Рождество 1938 года эскадрилья получает команду выделить одного человека для спецподготовки для полетов на разведывательном самолете. Другие эскадрильи отказались это сделать, поскольку не хотят терять своих людей, но наш командир счел, что ему представляется удобный случай сплавить «любителя молока». Я, естественно, не соглашаюсь – хочу остаться пилотом «Штуки», – но запущенной в действие военной машине противостоять бесполезно.