Олег Смыслов - Житейская правда войны Страница 2

НОЧЬ БЫЛА УДИВИТЕЛЬНО ТЕПЛАЯ

В сентябре 1943 года девятнадцатилетнего лейтенанта Зайцева назначили в 48-й стрелковый полк командиром взвода пешей разведки. Именно его взводу первым удалось переправиться на другой берег Днепра. Вот как это было: «Ровно в час ночи 23 сентября 1943 года на шести небольших лодках мы отчалили от левого берега Днепра и, преодолевая течение, направились к противоположному берегу, где затаился враг. Мы — это взвод разведки, усиленный саперами и автоматчиками, всего тридцать человек. У нас два пулемета, у каждого — автомат, нож, дюжина гранат, максимально возможный запас патронов.

Ночь была удивительно теплая. От реки поднимался седой туман, словно Днепр хотел прикрыть от вражьих глаз своих освободителей. Противник мог обнаружить нас только на слух, и мы молили судьбу, чтобы туман не рассеялся, пока не достигнем правого берега.

Изредка над нами вспыхивали ракеты, но толщу тумана они не пробивали и, померцав в небе бледными звездочками, гасли и падали в воду. А вода казалась черной, тяжелой и вязкой, как застывающий битум.

С юга и севера доносился гул боев. Потом уже я узнал подробности. Севернее нас, в районе населенного пункта Великий Букрин, на сутки раньше преодолели Днепр 12 бойцов во главе с командиром роты лейтенантом А. Алексеевым из 69-й механизированной бригады 3-й гвардейской танковой армии генерала П.С. Рыбалко. Партизаны отряда имени В.И. Чапаева, которым командовал И.К. Примак, помогли танкистам высадиться на участок берега, где гитлеровцев не было. 22 сентября с раннего утра там разгорелся жестокий бой с подошедшими туда войсками противника.

А.Н. Зайцев

Слева, немного южнее села Григоровка, на полсуток раньше высадилась четверка отважных бойцов из 51-й гвардейской танковой бригады — комсомольцы-автоматчики гвардии рядовые Н. Петухов, В. Сысолятин, И. Семенов и В. Иванов. Сопровождал их партизан А. Шаповалов. Смельчаки захватили маленький плацдарм и геройски защищали его, пока не подоспела помощь.

А на нашем участке стояла тишина, тревожная и напряженная, таящая в себе множество неожиданностей. Кто-то нечаянно стукнул веслом о борт лодки, и я невольно вздрогнул. Кто-то неумело опустил весло в воду — раздался всплеск, будто рыбина, резвясь, ударила хвостом по волне. Тут же, прошипев по-змеиному, зажглась над нами ракета. Я ждал и думал: “Вот-вот обрушится на реку шквал огня. Закипит вода от пуль и снарядов. И кто-то из нас не доплывет до того берега. Хорошо, если только кто-то. А если всех накроют? Тогда не будет плацдарма, не будет выполнена задача. И снова первыми придется идти другим. И бу-луї новые жертвы. Нет, уж лучше пусть кто-то из нас не доплывет. Пусть даже я… В случае чего меня заменит сержант Николай І Іовиков, храбрый, смелый разведчик”

Отогнал назойливые мысли, но все еще было беспокойно: вдруї фашисты ловушку готовят? Только ступим ногой на берег — ударят в упор.

Пересекли середину реки. Ребята нажали на весла, и они слегка заскрипели. Так и захотелось крикнуть: “Да тише вы, черти!”

На веслах были местные жители, хозяева лодок, добровольно вызвавшиеся помочь в форсировании Днепра. Одним из них был Иван Дмитриевич Боровик. Ему предстояло принять боевое крещение на родной реке, а потом уже стать бойцом саперного подразделения. Впоследствии опыт, полученный на Днепре, пригодился ему также при форсировании Молдовы в Румынии и Тисы в Венгрии. Иван Дмитриевич храбро сражался до светлого Дня Победы и вернулся домой, в село Городище, с орденами Красного Знамени и Красной Звезды. А в ту ночь он еще не был бойцом Красной Армии, но шел вместе с нами в пеклсГ.

…У берега шапка тумана оказалась тоньше. Сквозь нее виднелись темные мрачные кручи.

От резкого толчка мы чуть не вылетели из лодки. Оказалось, что ткнулись в песчаный нанос. Вышли точно — к устью широкого и глубокого оврага, с северной стороны господствующей над всей окружающей местностью высоты. Это место мы выбрали для высадки накануне, когда вели наблюдение за вражеским берегом.

Одна за другой подошли остальные лодки. Осторожно, стараясь как можно меньше шуметь, я ступил в воду. Разведчики поспешили за мной. Так и хотелось крикнуть: “Вперед, ребята, за мной, ура!”, взорвать зловещую тишину и сразу покончить с гнетущей неясностью… Но надо было продвигаться вперед осторожно, как можно дольше оставаясь незамеченными.

Вот и берег. Меня опередили саперы. Показал им направление движения — вверх по оврагу, по самой кромке ручья. Обернулся к Новикову, шепнул:

— Передай: идти гуськом, интервал десять шагов.

Стали медленно продвигаться следом за саперами. У ног бурлил ручей.

Подумал: “Будь наверху мы, а здесь фрицы — устроил бы я им в этом овраге западню…”

Саперы остановились и, когда я подошел, шепотом доложили: впереди обнаружена тропа. Значит, совсем близко и траншея гитлеровцев. Она находится в сотне метров от уреза воды и флангом выходит в овраг. Накануне со своего берега мы видели здесь над оврагом дежурного немецкого пулеметчика…

Я положил руку на плечо Новикову и шепнул:

— Давай!

Он исчез в темноте. За ним скрылся и рядовой Сулимов. Через минуту и мы, низко пригнувшись к земле, двинулись к траншее. А там уже шла горячая схватка. Помог Новикову справиться с дюжим гитлеровцем.

— Товарищ лейтенант, он нам еще пригодится, — сказал Новиков.

И не ошибся: пленный сообщил важные сведения.

Между тем мой отряд выбрался из оврага и залег плотной цепью, ожидая дальнейших указаний. Я оставил на месте схватки одного разведчика с пулеметом, остальным приказал обойти траншею с тыла и по сигналу забросать врага гранатами. Сам же, взяв с собой Новикова, стал продвигаться, прошел несколько шагов, выбирая позицию, с которой удобнее вести огонь вдоль траншеи.

Минуты через три или четыре впереди, куда направились разведчики, раздался чей-то вопль. В тот же миг тишину разорвали разрывы гранат и треск автоматов и пулеметов.

Уже потом выяснилось, что моих ребят обнаружил вражеский офицер. Его хотели взять тихо, но он закричал и всполошил всех.

Мы с Новиковым бросились на помощь завязавшим бой разведчикам. За изгибом траншеи услышали чужую речь. Новиков бросил туда гранату, а я, едва прогремел взрыв и просвистели осколки, открыл огонь из автомата.

Кто-то из фашистов тоже бросил гранату, но Новиков поймал ее на лету и метнул назад. Я бросил гранату туда же. Два взрыва прогремели почти одновременно. Мы пробежали еще немного вперед и увидели на пулеметной площадке клубок тел. Два гитлеровца напали на нашего автоматчика. В руке одного из них мелькнул нож. И опять Новиков продемонстрировал свою блестящую реакцию: удар ноги — и нож отлетел в сторону. Я схватил одного из гитлеровцев за воротник, приподнял и ударил финкой. Наш боец вскочил, воскликнул:

— Спасибо, братцы!

И тут же перезарядил автомат.

— Сейчас я им покажу! — прибавил он и побежал по траншее.

Минут через пятнадцать бой кончился. Только осветительные ракеты все время взвивались над нашими головами. — Видимо, противник пытался определить наши силы.

Пользуясь затишьем, я проверил личный состав. Убитых нет. Двое легко ранены.

Достал ракетницу и подал сигнал командиру полка о том, что все в порядке — плацдарм на правом берегу Днепра захвачен.

Примерно через час гитлеровцы обрушили на нас интенсивный огонь из всех видов оружия. Затем предприняли контратаку, которую мы легко отбили, хотя, к сожалению, потеряли двух человек.

Поняв, что просто так нас не взять, враг произвел еще один сильный огневой налет, а потом бросил большую группу пехоты, стремясь во что бы то ни стало сбросить нас в реку. За этой атакой последовала другая, но мы уже крепко вгрызлись в землю.

Наверное, мысли каждого выразил Николай Новиков. Когда была отбита очередная атака, он, вытирая рукавом пот с лица, сказал:

— Нет, сволочуги фашистские, и не надейтесь: теперь нас отсюда не вышибить! Лично для меня земли за Днепром нет. Пусть уж лучше здесь будет моя могила.

Солдаты и сержанты дрались геройски. Смертью храбрых погибли Иван Смолокуренко, Василий Бойко, Григорий Шевяков, Степан Звонарев. Раненые оставались, сражаясь, пока были силы.

После каждой вражеской атаки нас оставалось меньше и меньше… Я переходил по траншее от одного к другому, заставляя как можно чаще менять позиции. Да и сам вел огонь из пулемета с разных позиций, чтобы фашисты думали, будто нас больше, чем на самом деле.

Дважды фашистам удавалось ворваться в траншею. И тогда завязывались жестокие рукопашные схватки. На войне, пожалуй, нет ничего страшнее рукопашной, когда ты в самой гуще неприятеля, когда мелькают бешеные глаза, оскаленные рты, перекошенные злобой и болью лица врагов, когда с хрустом вонзаются в тела штыки, а на головы обрушиваются приклады…