Алексей Ивакин - Десантура Страница 2

Мальчик ошалело обернулся на нее:

— Что было?!?

— Сейчас нас убьют! — глаза у нее побелели от страха. Снаружи вагона был слышен крик, рев, мат, стрельба и взрывы.

Коля снова дернулся из ее рук, выронил винтовку — та грохнула об доски громче трёхдюймовки — ударил ее по щеке:

— Отпусти! Я вернусь, слышишь?

— Никто не вернется… — вдруг отпустила она его. Потом твердо так посмотрела ему в глаза, — Потому что некуда возвращаться.

— Я вернусь, — сквозь зубы ответил ей мужчина, минуту назад бывший мальчишкой. И бросился к вагонному проему.

— Руки, сволочь белогвардейская!

Трое солдат — один в будённовке с огромной красной звездой, двое в солдатских, ещё царских, папахах, на угол перевязанных красной лентой — выставили навстречу ему штыки.

Мальчишка, секунду назад бывший мужчиной, резко остановился. И поднял руки.

— Наши! — вдруг выдохнул голос за спиной. — Господи, наши!

Один из солдат заглянул за спину Коле:

— Эт кто там нашкает?

— Срочно свяжите меня с комиссаром армии, остолопы! — рявкнула вдруг Надя.

— Связать-то свяжем… — ухмыльнулся тот, который в будённовке, — И поиграем как следует!

— Тебя тогда на картинки для детишек порвут, ур-р-род! — рыкнула «барышня». — Быстро связать с комиссаром!

— Да ладно, че ты… — аж попятился от напора красноармеец. — А этого куда? В распыл?

— Духонин обождет. Это… Это муж мой!

— Хых! Чё-т мелковат для мужа!

— Это у тебя мелковат. У него в самый раз! — отбрила она.

Красные заржали.

Надя спрыгнула из вагона:

— Вот мандат! Читай, коли грамотный!

Красноармеец в будённовке взял бумажку. Перевернул ее вверх ногами и начал старательно делать вид, что читает ее. Даже не забывал шевелить губами.

Наконец, он, устав притворяться грамотным, скомандовал:

— Геть энтих в самовозку.

Колю и Надю подвели к легковому автомобилю. Трофейному. ещё не успели замазать французские знаки на дверях.

А Коля Тарасов ошалевал…

Надя — красная шпионка? Да не может быть! Это… Это слишком! Она не могла так притворяться! Потому что — это же ОНА!

Она молчала всю дорогу.

Она не обращала никакого внимания на Николеньку.

Он попытался взять ее за руку.

Она просто убрала свою ладонь.

Он заиграл желваками и зажмурился. А потом положил ей руку на колено.

Она никак не отреагировала.

Он открыл глаза и посмотрел на нее.

Ледяной кристалл ее взгляда убил его.

И он умер.

Воскрес только тогда, когда прозвучал выстрел.

Машина вильнула, съехала с дороги и ударилась в дерево.

Когда он пришёл в себя — рядом никого не было.

Только труп шофёра. И дымящаяся кровь…

Первая маневренная воздушно-десантная бригада в конце февраля сорок второго года была перекинута в деревню Выползово Демянского района Новгородской области. К линии фронта. Наконец-то! Молодые парни — уроженцы Кировской и Пермской областей, — всю зиму ругали начальство. Бригада начала формирование ещё осенью сорок первого. Осенью! В самые тяжелые дни немецкого наступления под Москвой, когда под танки Гудериана ложилось народное ополчение, военкомы отбирали самых крепких, самых здоровых в десант. Долгих пять месяцев на глубоко тыловой станции Зуевка парни постигали науку маневренной войны.

Немцы уже получили по зубам в декабре и январе. А десантура все ещё бегала на лыжах, прыгала с парашютом, стреляла по мишеням.

Как же это злило!!

А комиссар бригады Мачихин утешал, мол, виды на вас, комсомольцы, Ставка имеет. В Берлин забросят, чтобы фюреру усы оторвали. На том война и закончится! Некоторые, между прочим, верили!

А как ни ждали, как ни просили — отправка на фронт произошла неожиданно. Ночью подняли по тревоге и марш-броском на станцию. Солдату собраться, что подпоясаться, так, вроде, при старом режиме говорили?

И вот, они на войне… Впрочем, нет. Ещё в тылу. Ещё идут сборы.

Сержант Фомичев тщательно следил, что бы его отделение было готово к заброске в тыл к фашистам незамедлительно. Боеприпасы, гранаты, оружие, взрывчатка, санпакеты, продукты…

— Ты слышал, что комроты сказал? — ругался кто-то из бойцов Фомичева. — Продуктов брать на три дня. Не больше. А там нас немцы кормить будут!

— Свинцом! — хохотнули в ответ.

— Тоже вариант! Но я предпочитаю мясо!

— Немецкое?

— Свиное!!

Парни весело паковали вещмешки. С хохотками, с шуточками, прибауточками…

Фомичев вдруг увидел, как один из бойцов его отделения стал выкладывать тушёнку из вещмешка.

— Не понял… Боец, ты чего? Ты чего делаешь?

— Тяжёлый мешок, товарищ сержант, я столько не подниму! Вернее, поднять-то смогу, а вот нести долго…

— Ты туда чего наложил?

— Да я подумал, я ж автоматчик. Мне ж полтыщи патронов мало. Решил тыщу взять. А продукты с фрицев возьмем! — молоденький пацан, с красивым, почти девичьим лицом, невинно хлопал пушистыми ресницами, — Ну что полтыщи? Восемь дисков всего. На пару боев. А когда там ещё боеприпасы подкинут? Так что уж лучше патроны, чем тушёнка.

Фомичев — ветеран финской, с орденом «Красного знамени» на груди, молчал. Рядовой Петя Иванько был прав. Прав стратегически, но вот тактически…

— Бери патроны, — кивнул командир отделения — в просторечии комод. Затем нагнулся, поднял со снега четыре консервные банки и сунул в карманы полушубка.

Война войной… А пожрать не мешает никогда. Фомичев подошёл к своему вещмешку, набитому под завязку всякой всячиной — в том числе и сухарями — дернул за шнурок и начал трамбовать груз неудобными консервами.

— Товарищ сержант, а товарищ сержант? — Иванько растерянно смотрел на сержанта. — А зачем Вы это делаете?

— Спасибо потом скажешь, — буркнул в ответ сержант, впихивая последнюю консерву между бруском тола и шерстяными носками.

Иванько хлопал густыми ресницами, глядя, как командир его отделения распихивал тушёнку по вещмешку.

Рядовой Иванько прибыл недавно. На замену разбившемуся Ваське Перову. У Васьки парашют не раскрылся. Оставались сутки до фронта. И вот вместо Васьки — пацанёнок Иванько.

Фомичев, наконец, распрямился:

— Собирайся, боец. На войну скоро!

2

…Я предпочитаю говорить на русском, господин обер-лейтенант…

Фон Вальдерзее пожал плечами:

— Дело ваше. Мне все равно — на каком языке вы разговариваете. Итак, вы женились на Надежде Кёллер, урождённой немке?

— Нет.

— Я, кажется, плохо понимаю вас…

— Я сам себя плохо понимаю, герр лейтенант!

Немецкий офицер потряс головой.

— Я ушёл лесами и вернулся домой. И снова начал учиться в семинарии.

— Разве церковные школы не были закрыты при Советах?

— Не везде. Мой отец был священником в глухой деревушке. Белохолуницкий уезд. Волость — Сырьяны. До революции я учился в Пермской семинарии. После войны — дома, у отца. Мне сложно это объяснить, герр обер-лейтенант.

— Ничего, это не существенно. В каком году вы стали служить в Красной Армии?

— В двадцать первом.

— Вам было семнадцать лет?

— Да. Мне было семнадцать лет.

— Я не понимаю… — пожал плечами немец и нервно заходил по кабинету, — Вы воевали у Колчака. Вы сын священника. Вы учились в семинарии, когда Христова вера была под запретом. Но вы пошли в Красную Армию? Почему?

Подполковник потер лоб:

«Вот как этому хлыщу объяснить, что я искал Надю?»

— Из чувства самосохранения, герр обер-лейтенант. Да, я сын священника. Священника — убитого ревкомовцами. Меня могли так же убить как контру. Тарасов побледнел и слегка качнулся на стуле.

— Как Вы себя чувствуете, герр Тарасов? Прикажете подать чаю?

— Лучше сигарету…

Изба была густо натоплена.

Военсовет Северо-Западного фронта решал последние задачи перед выброской десантников в тыл к немцам.

Начальник штаба фронта, генерал-майор Ватутин, стоял у стены, водя указкой по карте.

— Итак, товарищи командиры, как мы знаем, в результате нашей операции, при участии Калининского фронта, мы заперли в котле части второго армейского корпуса в районе Демянска. Это наше первое окружение противника за эту войну, товарищи! Первое крупное окружение! По данным разведки и партизан в котле сейчас находятся не менее пятидесяти тысяч немецких оккупантов.

Есть два варианта, товарищи командиры. Либо мы ждем, когда фрицы сами вымерзнут в котле, либо делаем гамбит.

— Товарищ Ватутин, можно без загадок? — поморщился командующим фронтом генерал-майор Павел Алексеевич Курочкин.

— Конечно, товарищ генерал-майор! — кивнул Ватутин и продолжил. — Смотрите сами, товарищи командиры. котёл похож на колбасу. Вот мы и предлагаем пошинковать ее.