Данцик Балдаев - Султана вызывают в Смольный Страница 2

ДИНА МЕНЯЕТ ХОЗЯИНА 

Знакомство

В хозяйстве моих родителей, потомков древних скотоводов, жили четыре крупные монгольские, овчарки. Я был к ним очень привязан. Уже в два-три года ел вместе с ними из больших чугунов творог, сметану или суп из мелко нарезанного ливера и мяса, приправленного мукой, крупами, молодой крапивой и другими полезными травами. За столь тесную дружбу с собаками, охранявшими наших овец, меня не раз наказывала мать и мои молоденькие тетки.

Тем не менее эта привязанность сохранилась навсегда. Собака была у меня даже в детском доме имени Октябрьской революции для членов семей врагов народа, куда я попал после ареста отца. Своего пса кормил остатками пищи из столовой. Повара звали меня «наш собашник». Не было у меня собаки только в годы учебы в Иркутском художественно-педагогическом училище, да с 1941 но 1948 год — во время службы в армии.

После демобилизации я был направлен для работы в органы внутренних дел, а в июне 1956 года меня перевели в питомник служебно-розыскных собак Ленинградского уголовного розыска, который находился на проспекте Динамо, дом 1. Начальник питомника, Никифор Федорович Горбачев, закрепил за мной СРС по кличке Дина, оставшуюся в это время без проводника. Работавший с нею прежде Фярит Тангалычев недавно перевелся на должность участкового и ушел из питомника.

Дина встретила меня недоверчиво. Она напряженно вглядывалась в каждого входившего через калитку в питомник, ожидая хозяина. Я же, подолгу стоя возле ее вольера, старался как можно ласковей разговаривать с нею.

Скоро я стал выпускать ее в небольшой прогулочный дворик, а затем и на дрессировочную площадку, где находились бум, лестница, двухметровый забор, лабиринт в два этажа с высоким потолком. Здесь же росли несколько сосен, березы и даже четыре плодоносящих кедра.

Прошла неделя. Я угощал Дину кусочками сушеного мяса, сахаром и конфетами. Снова и снова ласково беседовал с ней. Взяв ее на поводок, выводил за территорию питомника, совершая длительные прогулки. Милиционеры, вожатые других собак, Дину не кормили, и я носил пятилитровые бачки-кастрюли к ней в вольер.

Все шло к тому — мы должны были подружиться. Но однажды я увидел, что Дина чем-то сильно обеспокоена. Она тщательно нюхала воздух и землю в первом дворе. А потом, подойдя к въездным воротам с калиткой, которые были прикрыты снизу широкой доской, начала вдруг рыть подкоп под это заграждение. Кое-как удалось ее успокоить. Чем было вызвано такое волнение, я догадался быстро. Фярит Тангалычев не раз звонил мне, спрашивал о Дике, очень переживал за нее. Я просил его не появляться в питомнике, он обещал. Но в тот день все-таки нарушил наш уговор: пришел к ветврачу Кириллу Ивановичу за советом и лекарством для своей комнатной собачки. Дина мгновенно учуяла его.

Пришлось вновь начинать почти с нуля. Я даже позвонил Фяриту в 49-е отделение милиции, где он работал теперь, и поругал его, отвел душу. Фярит извинился.

Чтобы отвлечь Дину от воспоминаний о его визите, пришлось покрутиться. Я не отдавал ей никаких команд, только кормил, предоставляя полный покой. Через некоторое время она поняла, должно быть, что я не такой уж плохой человек. И даже стала ласкаться: «став на задние лапы, клала передние на мои плечи, лизала мне лицо, руки. Я гладил ее по голове, спине, почесывал за ушами и щекотал соски, так как сукам это всегда нравится. Знал это по своей таксе Нэпе, которую я приютил, вернувшись из детдома в Улан-Удэ.

Теперь, завидев меня утром, Дина уже приветливо помахивала хвостом, повизгивала, призывая прогуляться с нею по питомнику и за его пределами. Постепенно она свою любовь и привязанность с Тангалычева перенесла на меня, перестала чувствовать себя осиротевшей, брошенной и забытой. Вновь стала игривой и жизнерадостной, какой и была прежде. Хорошо выдрессированная СРС, очень крупная для сук, с широкой глубокой грудью, несколько полноватая для своих пяти лет, чепрачной, красивой масти, она была и весьма «опрятная особа». Почувствовав вскоре во мне своего друга и хозяина, сильно привязалась ко мне. На занятиях добросовестно исполняла все мои команды голосом и жестом. Чрезвычайно любила воду. Выросшая в Лисьем Носу, на берегу Финского залива, еще щенком у прежних хозяев привыкла к ней. Стоило мне в первое время чуть зазеваться, как она уже плавала в реке Крестовке, на берегу которой располагался питомник.

На другом берегу, на Каменном острове, находился загородный дворец знаменитого купца Елисеева — Масляный луг, дом 1. Когда в Ленинград приезжал Джавахарлал Неру, его поместили в этом дворце. Утром он спросил свою охрану и сотрудников 9-й службы УКГБ: «Что это за собаки лаяли всю ночь? Из-за них я плохо спал». Наши компетентные, товарищи десятилетиями привыкшие к вранью, без запинки отвечали: «На той стороне — научно-исследовательский медицинский институт, где имеются собаки для экспериментов и другие подопытные животные, содержащиеся в виварии». Поверил им премьер-министр Индии или нет — неизвестно, но больше вопросов на эту тему не задавал.

Место на Крестовском острове, где устроили питомник, было очень удобно по своему ландшафту для дрессировки собак. Здесь имелись городские и одновременно пригородные условия. Я кидал в воду различные предметы. Дина азартно вылавливала и приносила мне палки, резиновые мячики, грелки. Заброшенный в речку футбольный мяч она не могла захватить зубами и носом доталкивала до берега, где я брал его в руки. За это полагалось лакомство — крохотный кусочек сушеного мяса, а иногда и кубик пиленого сахара.

Когда Дина окончательно привыкла ко мне, нас стали направлять на патрулирование в составе милицейских групп Ждановского райотдела внутренних дел.

Первая совместная операция

На кольце трамвая 25-го маршрута, у Кировских островов, по выходным в теплые летние дни очень оживленно. Многие приезжают в парк целыми семьями, чтобы провести время на природе, покататься на лодках или послушать концерт на открытой эстраде. Мы же, с Диной и постовым милиционером 34-го отделения были в тот августовский вечер на патрульном обходе. Неподалеку от трамвайной остановки услышали крик:

— Сумку! Сумку с деньгами вырвали!

Мы бросились на этот вопль. И успели вовремя. Дамочка в белой блузке с мощным синяком под глазом указывала на крепкого парня в зеленой куртке, бегущего за отошедшим трамваем. Ему бы лишь ухватиться за поручень и забраться на открытую площадку последнего вагона.

Трамвай, набирая скорость, быстро уходил. Однако грабителю удалось поймать поручень и одной ногой вскочить на подножку. Я пустил Дину на задержание, пробежав с ней метров тридцать, пока она не поняла, кого надо «откомпостировать». По команде «Фас!» собака легко догнала трамвай и ухватила преступника за ногу. От боли он разжал руку и упал, ударившись об асфальт. Голова была разбита в кровь, он потерял сознание. Дина, не обращая на это внимания, покусала его в нескольких местах. Если бы я, подбежав, не дал команду «Ко мне!», она могла бы загрызть его насмерть.

Попросив милиционера вызвать «скорую», так как задержанный не мог. идти, я попытался найти свидетелей. Все очень опешили — подошел трамвай. Но все же один пожилой мужчина сказал:

— Я видел, как он неожиданно ударил эту дамочку по лицу.

— Кулаком! — уточнил мужчина помоложе в клетчатом пиджаке. — Прямым ударом, как на ринге, я тоже видел.

— А когда она закрыла лицо руками, — сказала девушка с длинной косой, — вырвал сумочку и побежал.

Я быстро записал их фамилии и адреса. Как выяснилось вскоре, это была большая удача.

После лечения в больнице задержанный, по фамилии, кажется, Малышев, был осужден на пять лет. А его родители накатали на меня жалобу в прокуратуру «О допущенных Д. Балдаевым покусах собакой нашего единственного сына, студента Торфяного техникума». Почти два месяца мне пришлось писать объяснительные. Выручили только свидетели, которых я успел все же отыскать в вечерней суматохе на трамвайной остановке.

Это было первое задержание, проведенное Диной после нашей встречи с ней. Оно лишний раз подтвердило хорошо известное мне правило: я несу за ее действия, говоря юридическим языком, всю полноту ответственности.

Воровская разборка

Все тот же август 1956 года. Мы снова в патруле с моей красавицей Диной и тремя милиционерами. Прогуливаемся, неспеша, но Кировским островам, присматриваясь и прислушиваясь. Начинает темнеть. Идем по широкой аллее и слышим вдруг шум, крики, мат. Бежим к ресторану. На площадке перед «Поплавком» — одинокий фонарь высвечивает довольно мрачную картину. Мелькают только тени дерущихся. Сколько их? Десять, двадцать? Нет, кажется, больше.

Даю Дине команду «Голос!» и под ее лай команду дерущимся: