Ежи Путрамент - Сентябрь Страница 2

Путрамент-журналист не был одинок в своем стремлении образно переосмыслить жизненный материал, уже использованный в газетной публикации. Примечательно другое: верность писателя антивоенной, антифашистской тематике. И это не случайно. Война была важным этапом в его творческой биографии. В ту трудную, изобилующую трагическими событиями пору накапливались у писателя впечатления, определившие проблематику, эмоциональную атмосферу и идейную направленность многих его произведений последующих лет.

Ежи Путрамент был свидетелем начала сентябрьской катастрофы. На его глазах рушилось буржуазное государство. Молодой литератор очень глубоко, болезненно пережил трагедию польского народа, преданного продажной правящей кликой. Эти тяжелые переживания усугублялись тем, что прогрессивная общественность, к которой Путрамент принадлежал со студенческой скамьи, уже давно улавливала симптомы надвигающейся опасности, но в условиях полицейского террора была бессильна предотвратить назревающую катастрофу.

Именно тут кроется причина мрачного колорита первых рассказов о Сентябре, созданных писателем в эмиграции, на советской земле. Горькой безысходностью веет, например, от рассказа «По обе стороны моста», где как бы последовательно наслаиваются три насыщенные драматизмом ситуации: проходящий основным фоном разгром польской армии; вынужденная, преждевременная капитуляция восемнадцати тысяч боеспособных солдат в результате давней склоки между полковником Зембинским и генералом Бомбой-Вислоухом, соперничавшими еще со времен легионов Пилсудского; трагическое прозрение главного героя новеллы, который жил мыслью о содеянном подвиге, а на поверку оказался пешкой в руках высокопоставленных интриганов.

Уже сам запев не оставляет никаких сомнений относительно общей тональности рассказа: «В купе шел разговор о героизме… Некоторым была нестерпима беспросветная мрачность всего того, что вспоминалось рассказчиками. В поисках более отрадных тем они переходили к рассказам о себе, о своих собственных солдатских переживаниях, и порою эти рассказы звучали бодро. Чтобы достичь такого впечатления, следовало до последней возможности ограничить рассказ, как только действие его выходило за рамки короткой схватки с неприятелем, операции взвода или поведения ротного командира, его оптимистический колорит сразу исчезал, и в нем слышалась такая же безнадежность и отчаяние, как во всем, что говорилось ранее».

Так характеризуется атмосфера, возникшая в вагоне поезда, где обмениваются воспоминаниями случайные попутчики — участники сентябрьской кампании. Причем главный герой рассказа, как бы полемизируя с собеседниками, предлагает наименее оптимистичный вариант боевого эпизода. Его ротный командир, капитан Пусловский, дезертирует, взводный, поручик Бенкевич, оказывается патологическим трусом. Сам он, бывший курсант офицерского училища, разжалованный в рядовые, одинок, окружен недоверием однополчан, лишен возможности совершить подвиг. Повествование насквозь пронизано сознательным стремлением к предельной заземленности показа военных действий и деромантизации героев новеллы.

Нельзя забывать, что рассказ «По обе стороны моста» является документом определенной эпохи. Тогда еще не был уточнен характер сентябрьской кампании и окончательно определено ее место в истории Польши. И того дня, когда советские и польские воины водрузят на Бранденбургских воротах красные и бело-красные флаги, предстояло ждать целых пять лет.

Нам важнее отметить не смещение акцентов или неточность отдельных реалий, что неизбежно в рассказе, написанном под горячим впечатлением и вдобавок первом о Сентябре в польской литературе, а творческую инициативу Путрамента. Он «застолбил» важную тему, которая и сейчас волнует его коллег по перу, вызывает жаркие дискуссии. Сугубо штатский человек, писатель верно прочувствовал новую для него батальную проблематику и, в сущности, предвосхитил специфичность ее подачи в появившихся значительно позже глубоко эмоциональных книгах-исповедях ветеранов Сентября.

Путрамент заставляет читателя не только сопереживать, но и задуматься над причинами поражения. Правда, тут он еще ограничивается осуждением аморальности, карьеризма, профессиональной непригодности высших командиров, занимавшихся не укреплением западных рубежей страны, а взаимным подсиживанием.

«Я мог бы рассказать историю группы людей, которые двадцать лет назад увидели перед собой неожиданную перспективу головокружительной карьеры, — заявляет писатель в весьма знаменательном лирическом отступлении. — Их было много, и все они друг друга стоили, а на узкой дороге вверх не было места для всех. Что же ими руководило, помимо жажды земных благ? Разве еще только более сильная страсть — жажда властвовать, править…» Автор прерывает себя как бы на полуслове, точно спохватившись, что превысил полномочия новеллиста, пускаясь с ущербом для динамичного развития сюжета в социологические исследования. Но он уже сказал достаточно, чтобы мы поняли, что в рассказе заложены предпосылки для более монументального освещения темы.

Период построения основ социализма в Польше ознаменовался ожесточенной классовой борьбой с противниками народной власти, которые, пользуясь поддержкой мировой реакции, ратовали за реставрацию буржуазно-помещичьего строя, опирающегося на военную диктатуру, В условиях непрерывной полемики с апологетами буржуазии передовые силы общества нуждались в остроразоблачительной книге, вскрывающей гнилость, нежизнеспособность досентябрьской государственной системы, порочность антинародной внутренней и внешней политики санационного правительства. Такая книга — роман «Сентябрь» (1952) — была создана Ежи Путраментом.

Произведение это, безусловно, отмечено печатью прямой полемики. Отдельным страницам свойственна некоторая плакатность, митинговая интонация, гротескная заостренность. И вместе с тем писатель подымается здесь на высокую ступень идейно-художественного мастерства. Сохранив пафос обличения, он разумнее подходит к отбору объектов для критики. Выявляет и показывает крупным планом подлинных положительных героев огневой страды 1939 года — фронтовиков, солдат и младших офицеров, — поднявшийся в едином патриотическом порыве трудовой люд Варшавы и, главное, польских коммунистов, вчерашних узников санации, ставших душой сопротивления врагу. Масштабнее и проницательнее становится писательское видение Путрамента. Оперативный отдел польского генерального штаба и окоп у тревожно замершей границы, «коридоры власти» и трущобы рабочей бедноты, столица и местечковое захолустье, респектабельные апартаменты Варшавы и выгон за околицей безымянной деревушки, дороги отступления и очаги героического отпора численно превосходящему противнику — широкую и красочную панораму раскрывает автор романа перед читателями.

«Сентябрь» снискал популярность еще в ту пору, когда публиковался с продолжением на страницах ежедневной газеты «Жиче Варшавы», что, кстати, с раздражением констатировала печать реакционной эмиграции: «…роман сделался бестселлером, и тираж газеты возрос». Выход его отдельным изданием оживленно обсуждался польской критикой. «Сентябрь», — отмечается, например, в отзыве Анджея Василевского, — ждал своего эпика. Писателя, который, поражая нас многогранным отображением хода войны, судеб народа, трагедии, пережитой солдатами, памятной агонии пылающей страны, ответит также на вопрос: как это случилось? Поэтому с такой увлеченностью, болью, но прежде всего с целительным чувством облегчения мы читаем «Сентябрь» Ежи Путрамента».

Роман был замечен и за рубежом. Арнольд Цвейг писал в журнале «Кунст унд литератур»: «Мне не хотелось бы вдаваться здесь в подробный анализ всех столь колоритно и рельефно начертанных фигур и сцен этой книги, однако должен отметить, что сцену у огромной оперативной карты давнишней пограничной полосы Польши на западе я хотел бы иметь в собственном творческом активе. Имя Ежи Путрамента я ставлю отныне в один ряд с именами французских, английских и немецких писателей, принадлежащих к лучшим эпикам…» (Вспомним, кстати, что «Сентябрь», переиздававшийся в ПНР тринадцать раз, переведен на многие языки.)

Творческая удача Путрамента была вполне закономерна. Ведь первый подступ к теме Сентября в рассказе и решение ее средствами монументальной прозы разделяет целая эпоха, способствовавшая дальнейшему профессиональному и духовному росту писателя. Теперь за плечами у него был опыт не только газетчика, армейского политработника и организатора Союза польских патриотов в СССР, но и дипломата, представлявшего интересы молодого социалистического государства в Швейцарки, а затем во Франции, политика с широким кругозором, активиста движения в защиту мира.