Игорь Шелест - Крылатые люди Страница 2

О Герое Советского Союза гвардии капитане Решетникове мы знали из газет. Он водил свой Ил-4 на Берлин, Данциг, Тильзит, Кенигсберг, Инстенбург, Анненбург. "Жизнь моя принадлежит Родине. Для меня борьба за свободу и счастье своего народа — великая честь", — так сказал он в сорок третьем году, отмечая свой двухсотый боевой рейд. Совершив более трехсот дальнебомбардировочных полетов, провоевав всю войну, заслуженный военный летчик СССР генерал-полковник Василий Васильевич Решетников и ныне в строю.

О подвигах авиаторов АДД регулярно сообщалось в сводках Совинформбюро. Имена героев-дальнебомбардировщиков то и дело упоминались в газетах… Прекрасно помню, как в первые дни войны ошеломил всех великий подвиг капитана Гастелло… Тоже ведь был дальнебомбардировщиком.

И не проходило в те великие годы дня, чтоб страна не узнала имени хотя бы еще одного авиатора-героя. Вот, к примеру, характерное для того времени сообщение в газете «Правда»:

"В ночь на 19 августа 1942 г. большая группа наших самолетов бомбардировала военно-промышленные объекты Кенигсберга, Данцига и Тильзита… При налете особенно отличились капитан Брусницын, старший лейтенант Гаранин, капитан Писарюк, Герой Советского Союза Молодчий, майор Ткаченко, капитан Несмашный и многие другие…"

И многие другие… Может быть, в их числе оказались и герои этой повести. В ней автору ничего не понадобилось придумывать. Не изменил он и имен героев подлинных событий, хотя понимал, конечно, как ограничивает этим полет собственной творческой фантазии. Но сердцем автор чувствовал и другое, а эта, очевидно, главное: рассказывая о героических деяниях своих друзей — авиаторов АДД, раскрывая духовную сущность людей реальных, выявляя истоки их высоких нравственных качеств, автор сможет показать, как богат смелыми, воистину мужественными людьми наш советский народ и как много среди нас неприметных героев.

Часть первая

Только к вечеру 15 августа 1941 года, когда их перебрасывали на «Дугласе» из-под Ленинграда в тот же тыловой город М, откуда они стартовали шесть дней назад, Георгий Молчанов увидел сообщение в газете об их налете на Берлин.

Облокотись на сумку с парашютом, Георгий то ли вслушивался в дребезжащий гул фюзеляжа, то ли разглядывал конусные головки заклепок на полу, часто-часто наклепанные, чтоб не скользили ноги по дюралю. В поле зрения попали кирзачи этого веселого парня — механика из экипажа «Дугласа». Увидев, что Молчанов не спит, парень протянул ему подшивку:

— Товарищ майор, вот «Правдочка», — крикнул, наклоняясь к уху, — здесь о вас пишут…

— А-а… Благодарю.

Еще не отойдя от своих мыслей и уже чуть удивляясь, Георгий увидел комплект газет, старательно подобранный, стиснутый по корешкам отполированными плексигласовыми пластинками. Взглянув на механика, спросил:

— Скажи мне, сержант… Тебе кто-нибудь поручал это вот так… ну, что ли, любовно сделать?

— Никак нет! — ответил механик. Сам все же зарделся: — Агитпроп по вдохновению, так сказать. Мое дело, как понимаете, товарищ майор, бортач…

— Понятно.

…В номере за первое августа его внимание привлекло короткое сообщение:

"31 июля И. В. Сталин имел вторую беседу с личным представителем президента Соединенных Штатов Америки г-на Франклина Д. Рузвельта — г-ном Гарри Гопкинсом. Беседа продолжалась два часа". Сводку с фронтов он читать не стал. За последние пятнадцать дней августа немцы изрядно продвинулись на восток, и при всей лаконичности сводок Совинформбюро сердце обливалось кровью, когда голос диктора вещал, что "после упорных и кровопролитных боев наши войска оставили города…".

С каждым днем Молчанову становилось все очевидней, насколько глупо ждать свержения Гитлера в Германии (об этом люди с надеждой поговаривали в первые дни войны). И вообще, считал он, хватит надеяться на "второй фронт".

Перелистывая подшивку, Георгий улыбнулся: "Ай молодец этот бортач!.. Каково: "Агитпроп по вдохновению!" Кому бы пришло в голову на боевом самолете иметь подшивку газет? А он смекнул: самолет военно-транспортный, возит взад-вперед по двадцать человек, тут людям как раз и время почитать газету.

"Попытка налета немецких самолетов на Москву в ночь с 1 августа на 2 августа.

К городу прорвались 3–4 самолета. Сбито 2 самолета. Зажигательные бомбы и очаги пожаров в окрестностях столицы были быстро ликвидированы".

Георгий пробормотал:

— Им теперь куда ближе к Москве, чем нам до Берлина.

Листая подшивку далее, увидел две фотографии: портрет молодого летчика, как ему показалось, совсем мальчика, и снимок сбитого им ночью самолета. Остатки фюзеляжа, взрывшего землю, задранный хвост со свастикой. Кругом обломки. Под снимками короткий текст:

"В. В. Талалихин, протаранивший в ночь с 6 на 7 августа немецкий бомбардировщик «Хейнкель-111».

Тут же был помещен и Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Виктору Васильевичу Талалихину звания Героя Советского Союза.

"Ничего не скажешь, за дело парню!.. А-а вот оно! — обрадовался Георгий, увидев заголовок: "Налет советских самолетов на Берлин".

Он думал, что это об их налете, но с первой же строчки понял, что опередили их летчики-бомбардировщики Краснознаменного Балтийского флота, руководимые генералом Жаворонковым, под командованием командира полка Преображенского и штурмана Хохлова… В сообщении говорилось, что в ночь на восьмое августа 1941 года советские самолеты совершили первый налет на Берлин. В результате бомбовых ударов в городе возникли пожары, сопровождающиеся сильными взрывами.

— Ну что ж, должно быть сообщение и о нашем налете… Вот оно!

"Налет советских самолетов на район Берлина. В ночь с 10-го на 11 августа имел место новый налет советской авиации на район Берлина. Были сброшены зажигательные и фугасные бомбы большой силы. В Берлине наблюдались пожары и взрывы".

Георгий перечитал снова и снова сообщение, подумал о его лаконичности, решил, что так, собственно, и надо, так звучит деловитей. В памяти его возникла совсем недавняя картина растревоженной фашистской столицы. "Я бы добавил, — подумал он, — наблюдались пожары и взрывы… да еще какие!"

Чтение газеты пришлось вскоре прекратить: моторы вдруг стихли, самолет шел на посадку.

Майор Молчанов взглянул в круглое окошко, увидел чуть откинутое назад крыло, за ним взволнованную, расчесанную вихрями от винтов высокую, сочную, не знавшую в тот год косы траву; увидел несколько громадных килей тяжелых кораблей ТБ-7, возвышавшихся среди длинного ряда приземистых, блестящих свежим лаком пикировщиков.

Самолет газанул сразу обоими двигателями, винты провернулись еще по инерции, и стало тихо. Механик, тот самый "агитпроп по вдохновению", пробежал мимо и, открыв дверь, с грохотом спустил дюралевую лесенку:

— Прибыли в город N! — бойко крикнул он. — Товарищи, не забывайте свои пожитки и парашюты!

Георгий встал, взвалил на плечо парашютную сумку и направился к выходу.

К бараку летно-испытательной станции шли гуськом, с командиром эскадрильи Александром Курбаном во главе. Прежде всего надо было сдать парашюты.

За ужином Молчанова «схватили» молодые штурманы: "Зайдите к нам, Георгий Павлович, расскажите, как там у вас все было".

Хоть и настроен он был мрачновато, а пришлось согласиться.

Идти к общежитию молодых нужно было минут пятнадцать, и ему многое вспомнилось, начиная с того воскресенья 22 июня…

…Солнце уже высоко поднялось, и было жарко, когда Георгий вышел к шоссе, возвращаясь с ночной рыбалки, и увидел в клубах пыли танки. Их башни были прикрыты березовыми ветками, листья уже успели скрутиться и поблекнуть. Он крикнул лейтенанту, что возвышался над люком с флажком в руке:

— Что, маневры? И услышал в ответ:

— Какие там маневры… Война, брат.

Георгий сразу же бросился к своему начальнику в научно-испытательном институте генералу Стерлигову (под его командованием Молчанов воевал еще в финскую кампанию). Вместо ожидаемого внушения Борис Васильевич предложил ему сесть и сказал:

— Тут отчаянные головы, побросав испытательную работу, иницнативно формируются, намереваясь на чем придется улететь сегодня же на фронт. Я предупреждаю: никакой отсебятины. Такой штурман, как вы, должен быть в стратегической авиации.

— А где она, эта стратегическая, товарищ генерал?

— Не кипятитесь, будет.

Вот почему, в последующие дни, когда друзья с усмешкой спрашивали: "Жора, где она, твоя "стратегическая"?" — он отвечал, хоть и хмуро, но упрямо: "Будет!"

Все же почувствовав, что ждать придется невесть сколько, Молчанов решил действовать на подхвате и оказался на правах штурмана-поверяющего в экипаже военно-транспортного самолета.

Первого июля они летели к месту боев на запад, в район Орши, имея на борту боеприпасы для 401-го истребительного полка Степана Павловича Супруна — известного летчика-испытателя, Героя Советского Союза, коллеги Молчанова по НИИ ВВС. И вот когда они уже подлетали к полевому аэродрому назначения, в их самолет Ли-2 угодил артиллерийский снаряд.