Марк Ефетов - Игорь-якорь Страница 2

— Драчун, Анна Михайловна.

— Все они драчуны. Он просто не даёт себя в обиду. Не в том дело. Ваш сын добрый и справедливый. Для вас он на всё готов. Вспомните, как он прибежал с солью.

Действительно, Яше нелегко было мчаться с соляных промыслов с мокрым кульком.

— Он, бедняга, так запыхался тогда, — сказала Анна Михайловна.

— Да, запыхался, — подтвердила мать Яши.

Татьяна Матвеевна вспомнила Яшу, прибежавшего с солью. Тогда его лицо, волосы, рубаха — всё было мокрым от пота. А в руках он держал что-то грязное и мокрое. Развернул и сказал: «На́, мама смотри. Медвежатовы бежали и теперь не надо будет давать за мешочек соли мешочек денег…»

В те времена бумажные деньги мерили аршинами, несли на базар в кошёлках. Бывали такие деньги, что надо было отвалить большую пачку, а получить за это только кулёк конфет. И соль в те годы тоже была очень дорогой.

Это было тревожное время. В городе были белогвардейцы. Где-то близко ухали орудия, фронт придвигался к окраинам города…

Матери Якова и Анне Михайловне не удалось долго посидеть на скамейке.

Где-то далеко ухнуло орудие, а спустя мгновение громыхнуло, как в самую сильную грозу. Татьяна Матвеевна почувствовала, что вкопанная в землю скамейка колыхнулась под ней и стол, на который она опиралась, зашатался.

— Близко, — сказала Анна Михайловна и поправила шляпу с пером.

Она рывком раскрыла зонтик, будто он мог её защитить от осколков или пуль, и побежала к воротам.

А Татьяна Матвеевна опустила голову на руки и зарыдала. Плача, она повторяла только одно:

— Ох, убьют Яшу, беспременно убьют… Ведь он рвётся в самое пекло!

3. На бульваре

Яша Смирнов жил на Мельничной улице, но мельниц там никаких не было. Возможно, они и были, но когда-то, так давно, что и старожилы этого не помнят. Потом Мельничная стала обычной окраинной улицей с домами из жёлтого камня и глины. Сквозь булыжник мостовой пробивалась трава. Дома́ на Мельничной были небольшие, народа на улицах мало, но всё равно и на Мельничную распространялись законы, которые установили белогвардейцы в те месяцы, когда они хозяйничали в городе.

Тогда был комендантский час. Это значило, что после десяти часов вечера никто не смел появляться на улице. Ходить по улицам разрешалось только белым офицерам, солдатам-патрульным, ну и, конечно же, иностранцам в военных мундирах — тем, кого белые позвали, чтобы справиться с красными. Эти заморские воины приехали в приморский город как бы на увеселительную прогулку. Что там большевики! Лапотники с вилами вместо оружия, хамы неумытые, мужичьё!

Из приморского города, где жил Яков, интервенты и белые довольно быстро прогнали красногвардейцев. На рейде выстроились, словно на параде, иностранные военные корабли: многотрубные крейсера, юркие миноносцы и неуклюжие десантные транспорты.

Медленно разворачивались длинные орудия крейсеров. Яша стоял на пустынном бульваре и видел всё, что делалось на море. Ему было интересно смотреть на то, что происходило на рейде. На высоком берегу, где протянулся бульвар, Яша был в одиночестве. Кто же будет стоять под орудийным огнём? Кто мог угадать, каким будет угол прицела, куда целится наводчик, где разорвётся снаряд?

Нет, я не хочу сказать, что Яша обо всём этом не думал. Но таков уж был у него характер, что он презирал опасность, особенно если опасность эта мешала ему делать то, что он любил. А самым большим увлечением Яши был военно-морской флот. Он собирал открытки, на которых были военные корабли. Такие картинки он вырезывал из журналов, миноносцы он выпиливал из фанеры, крейсера лепил из глины и любил, очень любил всё, что было связано с военно-морским флотом. Но он не только любил эти серые строгие корабли, но и знал их, понимал.

Не каждый мальчик отличит эскадренный миноносец от просто миноносца и узнает даже в сумерках, по контуру, пассажирские или грузовые пароходы, сторожевой корабль, тральщик, десантное судно и даже мирный танкер или там буксирно-спасательный пароход.

Яков разбирался в этих кораблях — узнавал их, как буквы алфавита. Он мог бы многое рассказать о кораблях на рейде, но рассказывать было некому.

Тишина. Просторная ширь морского горизонта, солоноватый воздух набережной.

На бульваре так тихо, что слышалось, как шелестят акации на маленьком ветерке. Город притаился — он как бы вобрал голову в плечи, поднял воротник, нахлобучил шапку, чтобы не видно было лица.

Яша всматривался в горизонт, стараясь разгадать, что происходит сейчас на этих далёких вражеских кораблях. И ещё он ждал, не покажется ли на небе Прокопыч.

Нет, не показался.

Яша и верил и не верил рассказам о тени Прокопыча на облаках. Невероятно! Непонятно!

Яше хотелось поговорить с кем-нибудь о тайне соляных промыслов, поделиться своими мыслями и послушать, что думают другие. Но на улице не было ни одного человека.

А орудийные башни военных кораблей медленно поворачивались, как слоны, и дула пушек поднимались, как хоботы.

Яша подумал: «Сейчас ослепительно сверкнёт, потом вылетит дымное облачко и спустя несколько мгновений донесётся, как из бочки, глухой удар: бум!»

Но мальчик знал: по бульвару стрелять не будут — здесь богатые особняки, гостиницы и рестораны. Снаряд как бы прошелестит над головой и разорвётся на окраине — в слободе, где всегда дымно от заводских труб и людно от рабочей бедноты.

Так оно и было. Орудия стреляли с кораблей по заводским районам, а из этих районов могли ответить разве что винтовочными выстрелами или гранатой-лимонкой. Такую дальше чем на полквартала не забросишь. А называлась она лимонкой потому, что по форме напоминала лимон, только была раза в три больше. Таким оружием нельзя было остановить интервентов.

Лимонка… Была она и у Яши. В те годы оружие у мальчишек было вроде бы разменной монетой: лимонка, револьвер, наган — это самая крупная монета, а патроны — мелочь. В те годы патроны эти помогали мальчикам узнавать географию земного шара, как помогают этому коллекции марок. Ведь на молодую Советскую страну напало четырнадцать иностранных государств, и патроны были тоже не менее четырнадцати разных видов.

В ходу были и пустые гильзы от патронов, но это уж совсем мелкота, можно сказать — медяки. В них играли как в бабки или в кегли. Поставят в ряд медные гильзы и сплющенной пулей-биткой бьют по ним. Что сбил, то твоё.

Игрой этой так увлекались, что играли иногда допоздна, при свете луны. Ведь уличные фонари тогда не горели. Мать ругала Яшу, когда он поздно приходил домой; он обещал, что этого больше не будет, но скоро забывал о своём обещании.

Когда вводился комендантский час, горожан загоняли всех по домам в десять вечера. Ночью на улицу не выходи. Чуть кто появится за воротами, сразу патруль сцапает. Если при этом оружие обнаружат, только и жизни, что доведут до ближайшей стенки.

Правда, для разных там фабрикантов-спекулянтов, а проще сказать — для буржуазии, какие могли быть запреты? По ночам устраивались балы, ночами буржуи играли в карты, пили вино — одним словом, веселились. Их меньше было, этих бездельников, чем работающих людей, но все почти буржуи имели пропуска на время, как тогда говорили, осадного положения.

Ночами, случалось, их грабили бандиты. Нет, главные бандиты, вместе с интервентами и белогвардейцами грабившие сёла и города, буржуев не трогали. Но были ещё бандиты, так сказать, частники. Они-то и раздевали по ночам прохожих.

Не зря Татьяна Матвеевна волновалась и сердилась, когда её Яков к ночи уходил на улицу или в порт. Его по росту и за мальчика принять нельзя. Поставят к стенке, бах — и весь разговор.

4. «Руки вверх!»

Лето в том году было жаркое. А тут июль, самая макушка летних дней. Во дворах больших каменных домов от раскалённых солнцем стен воздух, казалось, трепетал и дрожал. Окна отсвечивали ослепляющим солнцем. Желтели деревья, а люди страдали от жажды.

В один из таких дней, когда город был занят интервентами, Яша пошёл с вёдрами по воду. Надо вам сказать, что городская водокачка не работала и по воду ходили в низменные районы города, возле соляной косы. Там были колодцы. Правда, вода в них была чуть солоноватая, но что было делать.

Так вот, вскоре после того, как Яша ушёл, размахивая и позвякивая в одной руке двумя пустыми вёдрами, громыхнули железные ворота, и Татьяна Матвеевна услышала зычный голос:

— К окнам не подходить! Во двор не соваться! Всем по квартирам! Облава!

И потом — бах!

Ну, это, видимо, кто-то из белогвардейцев поставил выстрелом как бы точку, а точнее, восклицательный знак в конце своей короткой речи…

По двору уже перебегали с коротенькими винтовками наперевес белогвардейские солдаты и офицеры с наганами в вытянутой руке или шашкой наголо.