Наталья Кравцова - На горящем самолете Страница 2

Два месяца девушки работали в поле. Окучивали и пололи свеклу, убирали сено. Руфа работала до изнеможения, подавляя в себе растущую тревогу и ожидая того момента, когда, наконец, им разрешат вернуться назад, в Москву. Она твердо решила идти воевать.

Кончилось лето, и в первых числах сентября было, наконец, получено распоряжение об отъезде. В Москву ехали поездом из Рязани. Девушки пели песни, а поезд мчался, и плыли, плыли мимо окон деревни, столбы, полустанки. Руфа смотрела в окно, прислушиваясь к стуку колес, и ей казалось, что в веселом ритме, все время повторяющемся, звучат слова: «Е-дем-в-Мо-сквуе-дем-в-Мо-скву...»

На одной из станций состав остановился. Все высыпали на небольшой перрон. В это время со стороны Москвы медленно подошел другой поезд.

– Смотрите – санитарный!

Действительно, на вагонах выделялись красные кресты, а из окон смотрели раненые – кто с перебинтованной головой, кто с рукой...

Потихоньку «ходячие» стали спускаться на перрон, чтобы подышать свежим воздухом. Руфа смотрела на них со смешанным чувством восхищения, любопытства и жалости. Эти люди были в бою. И, наверное, в тяжелом бою. Они были там, на фронте, всего несколько дней назад. Они знали и видели что-то такое, чего не знала и не видела она.

Раненые курили, медленно ходили вдоль поезда, сидели на скамейках. Некоторые шутили, пытаясь завязать разговор с девушками.

Молодой паренек с перебинтованным плечом и рукой на перевязи подошел к Руфе и спросил:

– Далеко ли едете?

– В Москву.

– А мы вот назад... Подальше.

– Ну, как там, на фронте?

– Да по-всякому...

И хотя он ответил неопределенно, она с болью в сердце подумала, что, в общем, дела плохи.

– А вы, из каких войск?

– Артиллерист я. Три дня всего только и повоевал.

Парень грустно улыбнулся и вынул из кармана пачку папирос. Здоровой рукой попытался открыть ее.

– Давайте я помогу, – сказала Руфа и, взяв у него пачку, вынула папиросу. Потом зажгла спичку. Парень прикурил.

– Спасибо.

Он поглядел по сторонам.

– Много девчат. Студентки?

– Из университета. Работали тут, под Рязанью.

– Теперь, значит, опять учиться.

Он помолчал, внимательно посмотрел на Руфу и неожиданно спросил:

– А можно, я напишу вам... в Москву? Писать мне теперь некуда, у нас там теперь немцы под Витебском...

– Можно, – согласилась Руфа и на клочке бумаги написала свой адрес.

– Вот спасибо, – обрадовался он.

– Только и я могу уйти воевать. Так что если ответа не будет, то не обижайтесь.

– Я сразу же напишу, – пообещал парень.

В этот момент раздался предупреждающий гудок паровоза, и Руфа стала прощаться. Девушки уже спешили к поезду.

Снова застучали колеса и запели свою прежнюю песню. А Руфа все думала о молодом пареньке, которому так хотелось кому-нибудь написать... В Москву поезд прибыл во второй половине дня. На Казанском вокзале было шумно и людно. Загорелые, запыленные, как черти, девушки привлекали всеобщее внимание. В метро москвичи с любопытством разглядывали их и, переговариваясь между собой, делали предположения:

– Беженцы, наверное... Из оккупированных районов.

А «беженцам» было безразлично. Пусть думают что хотят. Они приехали домой.

Москва... Руфа обрадовалась ей, как старому надежному другу. Обрадовалась городской суете, гудкам машин, звону трамваев. Москва была все та же, прежняя, и в то же время другая, военная. Она заметно посуровела, возмужала, надев защитную военную форму.

Мрачноватые здания, выкрашенные в серый цвет, на окнах – полоски бумаги крест-накрест, на площадях и в скверах – зенитки, аэростаты заграждения...

Как и договорились, Руфа и ее подруги Катя Рябова и Надя Комогорцева сразу по приезде обратились в военкомат с просьбой отправить их на фронт. Там обещали, что, когда понадобится, их вызовут. И девушки ждали. Впрочем, не ждали, а усиленно готовились, совершенствовались в стрельбе, занимались в школе медсестер.

Однажды, придя в университет, Руфа узнала от подруг о том, что ЦК комсомола объявил набор девушек комсомолок в авиационную часть. Снова Руфа услышала имя Марины Расковой, известной летчицы, Героя Советского Союза. Всего года три назад это имя стало известно всей стране. Будучи штурманом самолета «Родина», Раскова вместе с летчицами Валентиной Гризодубовой и Полиной Осипенко совершила героический перелет из Москвы на Дальний Восток. Теперь Раскова набирала девушек в авиационные полки. Это было здорово! Одно беспокоило Руфу: возьмут ли...

– Катя, ведь мы не умеем летать...

– А разве там только летчики? Нужны люди и на земле...

– Я бы пошла кем угодно!

– Мы же стрелять умеем. А стрелки, наверное, тоже нужны...

На следующий день Руфа спешила по московским улицам, обгоняя прохожих. В кармане у нее лежала рекомендация от бюро комсомола университета. Теперь все зависело от нее самой – добьется ли она, докажет ли, что ее место на фронте...

Было сухое октябрьское утро. Стояла золотая осень. Пожелтевшие листья еще прочно держались на деревьях, светило солнце, но воздух был по-осеннему холодным. Руфа старалась вообразить, как встретится она с Расковой. Ей представлялась красивая женщина в шлеме, которая улыбалась со страниц газет ясной, открытой улыбкой.

У входа в серое массивное здание на углу Маросейки, где помещался ЦК комсомола, Руфа задержалась. Перед ней, весело переговариваясь, шли девушки в военной форме. В пилотках, подтянутые, туго подпоясанные ремнями. По голубым петлицам она поняла – летчицы. Их, конечно, там ждут. Руфа оглядела себя: синие матерчатые тапочки на резиновой подошве, старое перелицованное пальто... Да ничего! Выпрямившись, она решительно потянула на себя дверь...

В переполненном коридоре второго этажа десятки девушек стояли группами, сидели на подоконниках, возбужденно переговаривались. Все поглядывали на тяжелую дубовую дверь, за которой заседала отборочная комиссия.

Здесь Руфа встретила Катю и Надю и других студенток со своего факультета. В центре университетской группы стояла Ирина Ракобольская, высокая энергичная девушка, которую Руфа много раз видела в бюро комсомола университета. Она охотно и уверенно отвечала на вопросы, отвечала весело и так, будто все знала, и от нее зависело, как поступит комиссия в том или ином случае. На самом же деле знала она не больше других, а шутливо-уверенный тон нужен был ей только для того чтобы успокоить девушек, иным из которых мелочи казались серьезными проблемами.

Дуся Пасько, темненькая миниатюрная девушка, самая маленькая ростом, встревожено спрашивала:

– А на рост очень обращают внимание?

– Я думаю, что и по твоему росту найдется работа, – отвечала Ирина. – Тебе поручат осмотр шасси...

Дуся смеялась вместе со всеми и ненадолго успокаивалась.

– У меня всегда не очень получалось с физкультурой. А ведь это важно, – полувопросительно-полузадумчиво говорила Женя Руднева, глядя на Ирину большими серьезными глазами.

– Ничего, подтянешься. Жизнь заставит! До сих пор ты у мамы под крылышком жила...

Руфу не тревожили подобные вопросы. Она была хорошей спортсменкой, крепкой и закаленной. Но все-таки она волновалась. Потому что ей очень хотелось попасть в армию, потому что сейчас должна была решиться ее судьба.

Дождавшись своей очереди, Руфа вошла. Среди незнакомых женщин в военной форме она сразу угадала Раскову по Золотой Звезде на груди. Раскова была в темной гимнастерке, на гладких волосах, собранных в пучок, – синий берет. Подняв голову от бумаг, Раскова внимательно взглянула на Руфу. Нет, она не улыбалась той ясной и открытой улыбкой, какая запомнилась Руфе по газетам. Взгляд ее был серьезным, но в то же время дружелюбным и ободряющим.

– Фамилия?

– Гашева.

Руфа протянула рекомендацию. Раскова улыбнулась.

– Тоже из университета?

– Да.

– Как со здоровьем?

– Все хорошо.

Руфу спросили, на каком курсе она учится, москвичка ли она, занимается ли спортом. Узнав, что Руфа хорошо стреляет, изучила пулемет, Раскова обрадовано сказала:

– Ну, вот и отлично! Запишем вас в группу вооруженцев. Не возражаете?

Руфа быстра кивнула. Она не имела понятия, что такое «вооруженец», на это было неважно. Главное, ее куда-то запишут! Берут!

– Завтра пройдете медицинскую комиссию, – сказала одна из помощниц Расковой и по-военному распорядилась: – Можете идти.

Перед тем как явиться на сборный пункт, Руфа должна была сообщить обо всем маме. Дома, кроме брата Коли, никого не оставалось: отчим находился в командировке, младший брат Борька у тети Гути, маминой сестры, а мать лечилась в санатории. Руфе не хотелось расстраивать больную маму, она долго думала, как же ей поступить, – и придумала. Вечером села писать письма. Написала сразу около десятка писем и отвезла тете, которая жила за городом.