Анджей Збых - Именем закона Страница 2

Старик уверенно вошел в дом. Если бы им грозила опасность, Мундек сделал бы все возможное, чтобы предупредить его об этом. Юзеф поднялся в квартиру по наружной лестнице. Открыл дверь, которая вела прямо в небольшую кухню. Мундека не было. Парень показался только тогда, когда Подлясиньский, разобрав кучу окурков, нашел именно тот, который был нужен, достал из кухонного шкафчика старую пишущую машинку и начал расшифровывать информацию.

– Адам приходил? – спросил Юзеф.

– Приходил, – ответил Мундек. – Через полчаса он посетит пана Житогневского.

– Прекрасно. Ты свободен. Можешь еще поспать. – Выпроваживая парня из кухни, Юзеф знал, что тот спать не пойдет, а будет бдительно охранять его.

У Мундека были отличная реакция, острый взгляд, беспредельная преданность делу борьбы с фашистами и ненависть к врагу. Юзеф без колебания вверял ему свою жизнь. Однако и его он не имел права посвящать в детали шифра. И чем меньше Мундек будет знать, тем лучше. Ему и так многое известно, хотя бы то, что Подлясиньский и Житогневский – один и тот же человек. Этого скрыть от него не удалось.

Еще больше знает Адам. Ему известны все четыре ипостаси Подлясиньского. Но Юзеф безгранично верит Адаму. Два года отсидели они вместе в одной камере тюрьмы в Равиче. Два года, день и ночь один на один с этим человеком – этого достаточно, чтобы узнать его и поверить ему.

Перевоплощения Юзефа были хорошо известны и Клосу. Но не Юзеф решал, можно ли доверять Клосу, за него это решил Центр. Восемь месяцев назад Подлясиньский получил срочную шифровку Центра, в которой говорилось, что с этого дня он со своими людьми переходит в распоряжение «J-23», офицера разведки.

А через два дня, когда Юзеф, перевоплотившись во Франтишека Булого, отдыхая, занимался любимым делом – кормил лебедей в Уяздовском парке, – молодой офицер в мундире вермахта неожиданно подсел к нему на скамейку и на чистом польском языке произнес пароль. С этого времени они поддерживали постоянный контакт. Каждый раз при встрече этот офицер сообщал ему номера телефонов и адреса важных немецких функционеров, указывал тайники, где находились донесения агентов, или, как сегодня, в окурке передавал личную информацию.

Едва Юзеф закончил шифровку донесения для передачи в Центр, как раздался приглушенный звонок. Не беспокоя Мундека, он открыл дверцу гардероба, вошел внутрь, отодвинул его заднюю стенку и оказался в подобном же, хотя более элегантном и стильном, гардеробе в спальне квартиры Феликса Житогневского. На ходу накинул на себя пестрый шелковый халат, который сразу же изменил его облик. Сгорбленный старик пенсионер остался где-то там, за стеной, а здесь оказался солидный делец, который живет беспечно, всегда имеет деньги и знает, как их делать.

Через глазок входной двери Мундек увидел околыш шапочки Адама, потом и его лицо. Все в порядке, Адам пришел один.

– Газовый счетчик, вельможный пан, – плутовски усмехнулся Адам, когда ему открыли дверь. Он никогда не забывал произнести эту фразу, хотя она предназначалась не хозяину квартиры, а кому-то другому, кто мог бы в это время оказаться на лестнице. Адам осветил электрическим фонариком газовый счетчик, аккуратно записал цифры, заполнил квитанцию на оплату израсходованного газа. С благодарностью получил от хозяина квартиры деньги и небольшую карточку, которую сунул за околыш шапочки.

– Как дела, Адам?

– В порядке, Феликс. Когда меня отправишь в лес, как обещал? Скоро мозоли будут на ногах от хождения по этим лестницам.

– Не торопись, Адам. Я помню о своем обещании. Но ты мне пока нужен здесь. Не забыл, где должен быть через неделю?

– Помню. В экспедиционном управлении.

Они крепко пожали друг другу руки. Визит инкассатора из газовой конторы длился немного дольше, чем положено. Они оба были опытными конспираторами и хорошо знали, что даже такая мелочь, как задержка инкассатора в чужой квартире может показаться кому-нибудь подозрительной и стать причиной непоправимого несчастья.

После ухода Адама Житогневский подумал: «Нет даже времени поговорить о деле со своим человеком».

И жаль ему стало Адама, с которым они два года вместе просидели в тюремной камере в Равиче.

3

Клос быстро закончил работу в гарнизонной комендатуре. На этот раз ему пришлось разбираться стремя фронтовиками, находившимися в краткосрочном отпуске. Фронтовики, видимо не без оснований, нагрубили унтер-офицеру жандармского патруля, обозвав его грязной свиньей. Оскорбленный унтер решил приписать им политическое дело.

Клос вынужден был призвать ретивого жандарма к порядку. Унтер покраснел от ярости, когда обер-лейтенант Клос в нескольких словах объяснил ему разницу между фронтовыми солдатами, которые на неделю вырываются из пекла Восточного фронта, и жандармской крысой, которая с начала войны торчит в глубоком тылу и вымещает свою злобу на солдатах, проливающих кровь за фюрера.

Солдат он приказал выпустить, а унтера предупредил, что если тот еще раз самовольно задержит фронтовиков, пребывающих в отпуске, то будет наказан в дисциплинарном порядке.

В ходе разбирательства дела Клос, к своему удовлетворению, получил от болтливых солдат-фронтовиков ценную информацию о дислокации двух танковых полков и одной пехотной дивизии на Восточном фронте, а также об угнетенном настроении солдат от понесенных потерь в последних боях.

Может быть, это и не было открытием, ибо Центр имел более обширную информацию о положении на фронте. Но Клос никогда не упускал случая, чтобы информировать Центр даже о таких мелочах, которые могут послужить подтверждением ранее добытых сведений и помочь командованию уточнить расположение немецких войск на том или ином участке фронта.

Какой вклад внес он сам в разгром гитлеровских войск? Над этим Клос никогда не задумывался. Знал, что таких, как он, патриотов, ведущих тайную войну с врагом, много. Он понимал, что основной удар наносят те, кто с оружием в руках сражается на фронте против гитлеровцев. Но сознавал также, что благодаря таким, как он, действующим в логове врага, они могли побеждать с меньшими потерями и это придавало Клосу сил.

Разведчик вышел на ярко освещенную солнцем площадь перед зданием гарнизонной комендатуры. Что сделать? Пойти в управление абвера уже поздно, да и шеф вернется только к вечеру. Мрачная комната в офицерской гостинице тоже не привлекала его. Решил отправиться в казино.

– Господин обер-лейтенант, – услышал он чей-то голос за спиной и обернулся. Перед ним стоял один из солдат, освобожденных из-под ареста по его приказанию.

– Слушаю.

– Благодарю вас от себя лично и от своих друзей, – проговорил фронтовик. – Они очень спешили на поезд, а мой отходит через два часа. Специально задержался, чтобы выразить вам нашу признательность, господин обер-лейтенант.

– Что же вы не поехали с ними? Вы ведь из Австрии?

– Да, я родился в Вене, – ответил солдат, – но с тридцать восьмого проживал в Гданьске, на Хорст-Майер-штрассе, и мне кажется…

– Что вам кажется? – спросил с усмешкой Клос, хотя интуитивно почувствовал, что хочет сказать солдат.

В тридцать восьмом году фрау Билдтке, вдова советника гданьского сената, предложила Клосу остановиться у нее на квартире, но, узнав, что он – поляк, тут же отказала ему, Клос вынужден был искать другую квартиру. В то время в Гданьске поляку было трудно найти жилье. Гданьские газеты открыто выступали против поляков и Польши. Наконец ему удалось найти небольшую комнатку в мансарде дома старого железнодорожника, который, несмотря на разгул коричневого террора, не снял со стены в своей небольшой столовой фотографию Карла Либкнехта. Это и было на Хорст-Майер-штрассе.

– Так что же вам кажется? – повторил вопрос Клос и почувствовал, как капельки холодного пота покатились по спине. Провокация? Может, он раскрыт? Не потому ли полковник фон Осецки так неожиданно выехал?

– Простите, господин обер-лейтенант, видимо, я ошибся, – виноватым тоном проговорил солдат. У парня было открытое, интеллигентное лицо в веснушках. – Мне просто показалось, что я где-то видел вас раньше. Но этого не может быть! Тот был поляком!

– Кто тот, говорите точнее! – Клос почувствовал, как напряжение спало. Парень видел его издалека и не был уверен, что обер-лейтенант Ганс Клос может иметь что-нибудь общее с каким-то поляком, у которого в окне мансарды до поздней ночи горел свет.

Клос попросил солдата подробнее рассказать о том поляке, так удивительно похожем на него, обер-лейтенанта. Сам Клос вспомнил молодого студента из Гданьска, который любой ценой хотел научиться у немецкого профессора строить корабли. Ему стало жаль этого парня, одетого сейчас в солдатский мундир.

– Вы действительно уверены в этом сходстве? – спросил у него Клос. И тогда тот кивком подтвердил, Клос добавил: – Это ошибка. Если бы я и тот поляк сейчас встали рядом, то вы заметили бы, что мы с ним вовсе не похожи друг на друга.