Анджей Збых - Курьер из Лондона Страница 2

– Так точно! – выпалил Клос, прищелкнув каблуками. – Когда я должен выехать в усадьбу Пшетоцкого, господин полковник?

– Запомните раз и навсегда, молодой человек, что все мои приказы выполняются немедленно, – отчеканил Гофберг, приподнимаясь с кресла. – Через полчаса вас будут ждать автомашина с нужными людьми. Что вы здесь торчите? Отправляйтесь!

– Хайль Гитлер! – снова щелкнул каблуками Клос, четко повернулся и вышел.

Он не торопясь спустился по лестнице, держа в руках папку с бумагами по делу «С-298».

Неожиданный приказ о немедленном выезде в Пшетоку изменил все его планы. Любой ценой он должен был сообщить об этом Леону.

Гофберг не любил, когда медлили с выполнением его приказов. Он стоял у окна кабинета и смотрел на улицу. Подготовленная к отъезду автомашина с людьми была уже у подъезда.

«У меня есть еще минуты две», – подумал Клос, нажимая на ручку двери туалета. Скорее по привычке, чем по необходимости, он окинул взглядом тесное помещение, убедился, что здесь никого нет. На небольшом клочке бумаги, вырванном из записной книжки, быстро набросал несколько слов. Открыл крышку ручных часов, вложил внутрь свернутую бумажку. Часы, как и следовало ожидать, остановились.

… Солдаты с фельдфебелем в ожидании отъезда играли в карты. Они были так увлечены, что не заметили появления Клоса. Фельдфебель, зажав карты в руке, отрапортовал обер-лейтенанту, что группа телефонистов готова к отъезду. Он не спросил даже, куда ехать. Видимо, точное распоряжение было уже им получено раньше.

Водитель, с трудом развернув грузовик на узкой улочке перед зданием сельскохозяйственной школы, где размещалось управление абвера, затормозил на перекрестке широкой варшавской улицы, пропуская длинную колонну военных повозок. Клос бросил взгляд на ручные часы с таким недовольством, что искренности его беспокойства нельзя было не заметить. Часы стояли. Он громко выругался по адресу польского часовщика, который так плохо отремонтировал его хронометр, и повелительным жестом приказал фельдфебелю выйти из машины.

– Здесь, напротив, – сказал Клос, подавая ему часы, – есть часовой мастер. Отнесите и скажите, что вас прислал обер-лейтенант Клос, которому он недавно чинил эти часы, и если через пять минут они не будут готовы, то Клос сам расправится с ним.

Унтер-офицер взял под козырек и выпалил:

– Будет исполнено, господин обер-лейтенант! – Однако по его лицу было видно, что он не очень рад этому поручению.

Клос наблюдал за фельдфебелем до тех пор, пока тот не скрылся в дверях часовой мастерской. Разведчик подумал, что избрал не очень хороший способ передачи информации Леону, но иного выхода не было. Если фельдфебель не вернется через три минуты…

В дверях мастерской показался фельдфебель. Быстро подбежав к грузовику, он подал часы обер-лейтенанту:

– Мастер просил извинить его, часы действительно требовали небольшого ремонта. И если что, он всегда готов для господина Клоса основательно починить их бесплатно.

Клос пристально посмотрел на раскрасневшееся лицо фельдфебеля и с тревогой подумал, что этот тип, по его приказу войдя в мастерскую Леона, мог наделать много шума, угрожая, размахивая пистолетом. Многие немецкие офицеры при встречах с поляками именно так и поступают без всяких на то причин, желая показать, что они принадлежат к расе господ. Правда, не все немцы таковы. Среди них есть и мыслящие люди, насильно одетые в армейские мундиры, они ненавидят войну и стыдятся тех жестокостей и убийств, которые принес человечеству фашизм. Клос неоднократно встречался и с такими немцами, которые ненавидели фашизм, войну, но под страхом смерти вынуждены были сражаться «во имя победы великой Германии».

– Поехали! – громко крикнул он водителю.

2

Пан Пшетоцкий радостно улыбался, не зная, куда посадить Иоланту. Он решил, что старинное кресло, стоявшее в углу гостиной, у стены, на которой висели портреты предков хозяина дома, будет самым удобным местом для дорогой гостьи. Приподняв тяжелую латунную керосиновую лампу, он указал на кресло.

– Дай посмотреть на тебя, девочка моя. Когда же в последний раз видел тебя?.. Зося, – вспомнил он вдруг, – скажи там на кухне, чтобы приготовили что-нибудь для пани Кшеминьской на ужин… Садись, девочка моя. Устала с дороги? Ну как там в Кракове? Человек не видит света из-за этой проклятой войны, от страха носа не высунешь из этих четырех стен, даже в доме стало небезопасно…

– Что верно, то верно, дедушка, – прервала его Зося, вернувшись из кухни. – Уже готовится яичница для пани, сейчас принесут.

– Спасибо… Не помню, Иоланта, представил ли я тебе свою внучку. В такое тревожное время… отвыкли мы от гостей… Это Зося, Зося Латошек. – Он скривился нарочито: – Подумать только, дорогая пани, чтобы какую-то фамилию Латошек носила внучка польского шляхтича Пшетоцкого!

– Дедушка! – с упреком проговорила Зося, белокурая и голубоглазая семнадцатилетняя девушка. Ее нежная белая кожа была склонна мгновенно заливаться ярким румянцем, что придавало Зосе особое очарование.

– Рада познакомиться, – ответила Иоланта. – Отец мой часто вспоминал о вашей дочери, пане Елене, если не ошибаюсь.

– Не ошибаешься, девочка моя. Не знаю только, где она сейчас. С начала войны потерял ее и этого, как его… Латошека. Но довольно печальных воспоминаний! Зося, – он нежно поцеловал внучку в щеку, – прости старого склеротика… помнишь, я не раз говорил тебе о своем друге Генрике Кшеминьском, с которым мы в Вене в молодости проводили время? Гора с горой не сходится… Генрик поздно женился, любил холостяцкую жизнь, ой как любил, даже грех вспоминать при девушках. И поэтому у него такая молоденькая, чуть старше моей внучки, дочь. А моя Елена поспешила, – махнул рукой старик. Ему неприятно было вспомнить о неудачном браке своей дочери, но что было делать?..

Камердинер Ян принес на подносе тарелки с дымящейся яичницей и холодной закуской.

– Спасибо, но я совсем не голодна, – сказала Иоланта.

– Ешь, ешь, – потчевал старик. – В Пшетоке еще никто не ложился спать без ужина, а ты, девочка моя, с дороги. Пройти столько километров в такое время – это геройство. Рад, что Генрик не забывал обо мне. Пусть приедет в Пшетоку, вспомним молодость… Что у вас там за жизнь в закопченном городе? Голод… Но я рад, что хоть ты навестила старика.

– К сожалению, – сказала Иоланта, – я здесь долго не пробуду. Во всяком случае, не столько, сколько хотелось бы.

– И не думай об этом! Так быстро я тебя не отпущу. Отдохнешь, подышишь свежим воздухом, подкормишься деревенским хлебом. – Потом обратился к Зосе: – Уже поздно, займи нашу гостью, а я скажу Яну, чтобы приготовил комнату для паненки…

Девушки остались одни.

– Можем обращаться друг к другу по имени, – сказала Иоланта, – мы почти ровесницы. Как ты думаешь, твой дедушка меня не осудит, если я закурю?

– Кури смело, – ответила Зося и покачала головой, когда Иоланта поднесла ей маленький золотой портсигар. – Дедушка сам проверит, постелила ли тебе Марта постель и затопил ли Ян камин. Он переживает, что теперь никто не навещает нас, и очень рад гостям.

– Я таким его себе и представляла, – сказала Иоланта. – Помню его как в тумане… Столько времени прошло! Но я приехала не к нему. Не к нему, а к тебе, Зося.

– Ко мне? – удивилась девушка.

– Розмарин расцвел под окном, – сказала Иоланта, пристально глядя в глаза Зоси. – Не понимаешь?

– Я просто поражена. Не ожидала, что пани… что ты… – А потом добавила спокойно, но выразительно: – Это не розмарин, а барбарис.

– Все в порядке, – глубоко вздохнув, ответила Иоланта. – Я боялась, что ошибусь… Мне необходимо установить контакт.

– С кем? – спросила Зося.

– Ты же знаешь с кем. Зачем спрашиваешь? Я могу разговаривать только с доверенным лицом Бохуна.

– Сегодня уже поздно. Постараюсь завтра сообщить пану ротмистру…

– Так нельзя, Зося, – остановила ее Иоланта. – зачем ты раскрываешь его чин? Помни, что мы не должны говорить больше того, что нам известно. Если бы я попала в руки гестапо, то по твоей вине имела бы лишнюю информацию о доверенном лице.

– Но ты бы не выдала его гестапо!

– Не знаю, – ответила Иоланта. – Мы должны быть осторожными и лишнего не говорить. Одно слово может погубить человека, раскрыть всю подпольную организацию.

– Извини, – прошептала Зося. Она почувствовала, как ее лицо покрывается румянцем, и это еще больше обескуражило девушку.

– Глупенькая ты! – Иоланта нежно обняла Зосю. – Нечего передо мной извиняться. Знаю, что ты хотела как лучше. Мы с тобой пока еще необстрелянные солдаты, хотя у меня немного больше опыта. На те два года, – усмехнулась она меланхолично, – на которые я старше тебя. В этот момент вошел старик Пшетоцкий.

– Вижу, вижу, девочки подружились. Наконец-то Зося будет иметь подругу по своему возрасту. Мы живем на отшибе, на безлюдье, к нам мало кто приезжает, если только иногда заглянет кто-нибудь из соседей. Даже в преферанс не с кем сыграть. Правда, один из соседей с детства ходит к нашей Зосе, но…