Гюнтер Бломертц - Откровения пилота люфтваффе. Немецкая эскадрилья на Западном фронте. 1939-1945 Страница 20

Но вскоре только учащенный пульс, стучавший в висках, свидетельствовал о пронесшейся мимо опасности.

Далеко впереди светился Маас, аванпост моей родины. На востоке прожекторы судорожно ощупывали ночное небо, натыкаясь в разных местах на серебристые точки – вражеские бомбардировщики. Вдруг за ними появились и повисли в воздухе яркие вспышки – красно-золотистые пятна на фоне темных небес.

Внизу пронесся Люттих, тяжелые бомбардировщики атаковали Кельн и Ахен. Судя по всему, это действительно был Ахен, потому что несколько минут спустя горящий город остался справа от меня. А затем несколько поисковых лучей слепо уставились на меня.

Сначала я не воспринял прожекторы всерьез и немного снизился, чтобы освободиться от их угрожающего внимания, но впереди вдруг начали взлетать и рваться снаряды. Наши зенитчики совсем спятили и стреляли по своим! Я положил самолет на бок и летел так какое-то время перед тем, как вернуться на свой курс. Лучи прожекторов из Ахена все равно били по мне. Я не удивился бы, если бы они передали в Дюссельдорф предупреждение о воздушном налете: «Одинокий самолет движется в направлении Ахена!»

Я вызвал Дюссельдорф. Аэродром там был крупным, и я это хорошо знал.

– Осторожно. В небе ночные истребители, – послышался ответ.

Сейчас подо мной поблескивала излучина Рейна. Летное поле находилось на севере города, неподалеку от реки.

Я с ревом вошел в широкий вираж и стал медленно снижаться. Широкое голое поле четко виднелось внизу, но лунный свет не позволял точно оценить высоту перед самой посадкой.

– Прошу посадочные огни.

– Разрешение не даю. Воздушная тревога еще действует.

– Прошу посадочные огни всего на несколько секунд, – попросил я.

Но они не зажгли ни одного. Земля стремительно надвигалась на меня, и я вдруг вспомнил, что Ульрих всегда говорил о посадке: это все равно что сидеть в автомобиле весом в восемьдесят центнеров с двумя управляемыми колесами спереди и одним маленьким колесиком сзади, а затем поехать со скоростью около двухсот километров в час по неровной дороге. Сейчас вдобавок была еще ночь, и внизу меня ждали свежие воронки от бомб.

На какой высоте я находился? Десять, пятьдесят метров? Или был прямо над землей? Темная стена впереди становилась плотнее и выше. Это были ангары и деревья на дальнем конце поля. Я сбросил газ и осторожно потянул на себя штурвал. Колеса шасси тяжело ударились о землю и снова поднялись в воздух. Этот гигантский прыжок не должен был длиться больше трех секунд, иначе я разобьюсь. Я считал: «Два, три, четыре, пять». Колеса снова ударились о землю. Я держал руку перед лицом, когда самолет катился вперед по полю, затем сделал полный круг и остановился с погнутой левой стойкой шасси.

– На ремонт потребуется целый день! – сказал старший механик.

Глава 15

Я шел по городку, словно отпускник, поскольку моя эскадрилья уже улетела на север. Улицы были пустынны. Лишь луна рисовала бледные узоры и отбрасывала призрачные тени на разрушенных домах. Я натыкался то на оставшуюся после взрыва бомбы воронку, то на груду обломков. Где-то вдалеке стреляла зенитка, время от времени рев моторов вражеских бомбардировщиков эхом проносился через развалины. Солдату, который, как я, возвращается домой после долгого похода, хочется видеть людей в штатском – горожан, по-прежнему говорящих на немецком языке. Мои шаги едва слышно раздавались между фасадами выгоревших зданий, приглушенные гулом канонады и низким ревом двигателей бомбардировщиков.

Я взглянул на ночное небо. Лучи прожекторов, устремившиеся вверх со всех сторон, образовали высокий собор из света. Его шпиль задел освещенные крылья и брюхо «Ланкастера», которые окружал ореол взрывавшихся зенитных снарядов. Вдруг в небо взмыли красные и белые ракеты. Они неподвижно зависли над безжизненными улицами. В воздухе раздалось какое-то журчание и бульканье.

– В укрытие! – крикнул кто-то позади меня, и я побежал обратно. Но бомбы уже рвались в нескольких сотнях ярдов. Высокие стены раскалывались и рассыпались. Дождь из тысяч осколков звенел и пел вокруг, когда я бросился в дверной проем большого дома.

В подвале под низким потолком бомбоубежища меня встретили взгляды женщин, детей и пожилых людей. Мне стало немного неловко за свое вторжение, когда я заметил над дверью плакат: «Мужчины от шестнадцати до шестидесяти лет должны быть в бою, а не в укрытии!»

Люди начали что-то бурно обсуждать, но меня это не встревожило, так как следующая партия бомб уже со свистом летела вниз, и разговоры стихли. Неизвестность длилась всего несколько секунд, но они показались вечностью. Пожилая женщина начала громко молиться. Под самой крышей бомбоубежища, на койке в верхнем ряду, лежала девушка лет шестнадцати. В руках она держала книгу и смотрела на меня пронзительными зелеными глазами. Мать накрыла голову сына своим передником.

Взорвалась первая бомба. Затем вторая, уже ближе. Здание до самого основания содрогнулось. Поток сжатого воздуха ударил в бронированную дверь, часть его со зловещим глухим звуком просочилась сквозь замочную скважину. Третья бомба неслась с пронзительным свистом. Точно на нас! Все мы знали, что она падала на нас.

Зеленые глаза девушки буквально сверлили меня. Пронзительный визг бомбы стал напоминать звуки взмахов крыльев гигантской летучей мыши. Я испугался, испугался глаз девушки – они причиняли мне физическую боль.

Страшный удар! Треск ломающихся деревянных перекрытий и приглушенный грохот со стороны соседнего дома.

Мы ждали.

Девушка в ужасе обхватила себя руками. Тоненькие ноготки с маникюром вонзились в ее неприкрытые плечи.

Мы продолжали ждать.

– Не взорвалась, – произнес пожилой служитель бомбоубежища.

Женщины и дети заплакали. Девушка вернулась к своей книге.

Я собрался уходить.

– Вам лучше остаться в убежище, – посоветовал мне старик в стальном шлеме. – Сейчас посыплются фосфорные бомбы.

Я послушал его. Вдруг пожилая женщина крикнула мне:

– Эй, ты! Мы сейчас тоже на передовой! Но если бы я была в твоем возрасте, я не стала бы прятаться по бомбоубежищам.

– Не нужно так разговаривать с нашим другом, – вмешался старик. – Он уже выполнил свой долг. – Служитель бомбоубежища указал на мои награды.

– Прекрасно, – ехидно продолжала женщина. – Но что он здесь делает?

– Летчик! – добавил кто-то еще.

Я покраснел от смущения, но пытка еще не закончилась. Все взгляды были устремлены на меня.

– Тогда пусть опять летит! – раздался чей-то голос из дальнего угла бомбоубежища.

– Думаю, он в увольнении, – защищал меня старик.

– Нет, – твердо сказал я. – Я просто готовился к дневному бою.

– К дневному бою? – повторила пожилая женщина. – Прекрасно. Опять промах наших вождей.

Но это было уже слишком для почтенного служителя бомбоубежища.

– А теперь будьте любезны помолчать, уважаемая фрау. Власти прекрасно знают, как наши бойцы должны действовать. Фюрер знает все. – На последних словах он повысил голос.

– Что вы хотите сказать? Фюрер! – крикнула пожилая женщина. – Вот мы здесь, умираем в этом подвале, а власти. Всех их надо поставить к стенке, предателей!

Все слышали яростные выкрики женщины, и мужчина средних лет в штатском вышел из полумрака.

– Такие высказывания против наших вождей обойдутся вам дорого, уважаемая!

В убежище воцарилось ледяное молчание.

– Ей семьдесят шесть лет, – тихо заметил старик.

– Возраст не имеет значения, – сердито ответил человек в штатском.

Я уже собрался вмешаться, как пожилая женщина вдруг пробормотала:

– В чем дело, герр блокляйтер? Я не сказала ничего плохого. Наоборот, я попросила молодого солдата сбить вражеские бомбардировщики. И я хотела бы, чтобы всех их поставили к стенке: летчиков, которые сбрасывают на нас бомбы, – с пафосом закончила она.

Со всех сторон грянул громкий смех.

– Молодчина! – выкрикнул кто-то.

– Да-да, именно это она и сказала! – кричали другие.

Мужчина в штатском выругался и вернулся на свое место.

– Фосфорные бомбы! – разнеслось по убежищу, словно предупреждение о приближении чумы или наводнения. Видимо, кто-то выглянул наружу и увидел вспышки.

– Падают на той стороне Рейна, в старом городе.

Тысячи контейнеров с жидким пламенем действительно летели вниз, пробивали крыши домов и взрывались повсюду. Белая раскаленная жидкость текла ослепительными потоками по стенам и лестницам, окутывая все огнем, блокируя выходы с улиц и из подвалов. В следующее мгновение ветер разнес пламя по целым районам. Горящие человеческие фигуры безумно носились или превращались в угли под обрушившимися стенами.

Несколько женщин снова начали бормотать молитвы, на это раз их голоса звучали едва слышно и, наконец, совсем стихли. Все затаили дыхание. Служитель бомбоубежища стиснул зубы. На его скулах заиграли желваки. Под стальным шлемом по лбу старика струился пот. Взглянув на меня, он подвинулся ближе, чтобы прошептать мне что-то на ухо, но я ничего не услышал. Что-то грохотало и плескалось за стенами убежища и на крыше, словно огромные градины стучали по черепице.