Кен Фоллетт - Полет шершня Страница 20

– В тридцатых я провела год в Берлине. Видела, как они маршируют, салютуют и плюют на людей, как разбивают витрины еврейских магазинов. Помню, еще подумала тогда: нет, их надо остановить, не то они изгадят весь мир. И я по-прежнему так думаю. Более того, сейчас я в этом уверена, как никогда.

– Согласен, – улыбнулся Дигби.

Хермия ела фрикасе и то и дело ловила на себе взгляд Дигби, взгляд, в котором читались восхищение и страсть.

«Этого еще не хватало! Если он в меня влюбится, все закончится неурядицами да разбитым сердцем».

И все равно было приятно, хоть и немного тревожно, что из-за нее так откровенно плавятся от желания. Она даже вспыхнула разок и смущенно прикрыла рукой шею.

И тогда Хермия стала думать об Арне. Про то, как впервые заговорила с ним в баре горнолыжного отеля в Норвегии и сразу поняла, что нашла именно того человека, которого искала.

«Теперь понятно, почему у меня никогда не было нормальных отношений с мужчинами, – написала она матери. – Это потому что тогда я еще не встретила Арне».

Когда он сделал ей предложение, Хермия ответила ему так: «Знала бы, что на свете бывают такие, как ты, давным-давно вышла бы замуж».

Она соглашалась на все, что он предлагал, хотя обычно была так своевольна, что не могла даже квартиру делить с подругами – не уживалась. Арне лишил ее воли. Он приглашал – она принимала приглашение; он ее целовал – она готовно приникала к нему; он забирался под лыжный свитер и гладил ей грудь – она только вздыхала от наслаждения, а когда в полночь постучался в дверь ее номера, сказала: «Как же я рада, что ты пришел».

Мысли об Арне помогли держать дистанцию с Дигби, и в разговоре Хермия все время сворачивала на политику. Союзная армия в составе Британии, ее доминионов и «Свободной Франции» на днях вступила в Сирию. Впрочем, там произошли небольшие стычки и перестрелки, которые, сошлись они оба во многом, вряд окажут существенное влияние на ход военных действий. Самое важное сейчас – это, конечно, конфликт в Европе и «состязание» между бомбардировщиками.

Когда Дигби и Хермия вышли из ресторана, уже стемнело, но светила полная луна. Они направились на юг, к Пимлико, где жила мать Хермии и где она рассчитывала переночевать. Под кронами Сент-Джеймсского парка, когда тучка наползла на луну, Дигби сильной рукой привлек ее к себе и поцеловал.

Нельзя было не восхититься тем, как ловко он это проделал. Хермия ахнуть не успела, как он приник к ее губам. Понятное дело, следовало возмутиться и отпихнуть наглеца изо всех сил, но, к ужасу и стыду своему, Хермия обнаружила, что отвечает на его страсть. Тело вдруг вспомнило, каково это – почувствовать прикосновение твердой мужской руки, горячей кожи, и само подалось в объятия.

Они жадно целовались с минуту, а потом он положил руку ей на грудь и чары рассеялись. Нет, уж слишком она взрослая и почтенная, чтобы ее лапали в парке! Хермия с усилием отстранилась. Мелькнула мысль привести его домой, к матери. Она представила себе шокированные лица Мэгс и Бетс и расхохоталась.

– Что такое? – спросил уязвленный Дигби.

Хермия осеклась.

«Чего доброго, подумает еще, что смеюсь над его увечьем! Надо быть осторожней с насмешками».

– Моя мать – вдова, и живет с подругой, которая замужем никогда не была, – поспешила она объяснить. – И я представила, как бы они среагировали, объяви я, что хочу привести на ночь мужчину!

Уязвленности как не бывало.

– Мне нравится ход твоих мыслей, – пробормотал Дигби и попытался возобновить поцелуй.

Искушение было сильным, но мыслью об Арне Хермия его поборола.

– Довольно, – твердо сказала она. – Проводи меня лучше домой.

Они вышли из парка. Минутное ощущение полноты бытия испарилось, и проснулась совесть. Как можно, если любишь Арне, с удовольствием целоваться с Дигби? Однако в ту минуту, когда они шли мимо Биг-Бена и Вестминстерского аббатства, завыла сирена, оповещающая о налете, и покаянные мысли вылетели из головы.

– Пойдем в убежище? – спросил Дигби.

Многие лондонцы уже перестали прятаться при налетах. Промучившись в убежищах без сна, кое-кто решил, что оно того не стоит, Бог с ней, с бомбежкой. Другие, настроившись на фаталистский лад, заявляли, что бомбе либо предназначено в тебя попасть, либо не предназначено, и поделать тут ничего нельзя. Хермия, чтобы разделять такие убеждения, еще слишком любила жизнь, но, с другой стороны, провести ночь в убежище с настроенным на амуры Дигби ей не хотелось. Она нервно повертела на пальце обручальное колечко.

– Знаешь, мы всего в нескольких минутах ходьбы, – сказала она. – Если не возражаешь, я бы пошла домой.

– Похоже, придется мне все-таки заночевать у твоей мамы.

– По крайней мере она увидит, что по ночам я хожу с защитой.

Быстрым шагом они направились через Вестминстер к Пимлико. Прожекторы чертили лучами по небу, пытались проникнуть сквозь рассеянные облака. Послышался зловещий гул тяжелого самолета, рычащего, как голодный зверь, глубоким горловым звуком. Где-то ударила зенитная пушка, искры разлетелись по небу, как фейерверк. Хермия с беспокойством подумала, где сейчас мать, не за рулем ли своей «скорой помощи».

К ее ужасу, бомбы начали падать совсем неподалеку, хотя обычной целью авиаударов был Ист-Энд, где сосредоточено много заводов. Раздался оглушительный грохот – похоже, прямо с соседней улицы. Минуту спустя с воем промчалась пожарная машина. Хермия ускорила шаг.

– Ты так спокойна, – заметил Дигби. – Неужели не страшно?

– Конечно, страшно, – в нетерпении бросила она. – Просто не вижу смысла паниковать.

Повернув за угол, они увидели горящее здание. Перед ним стояла пожарная машина, пожарные на бегу разматывали шланги.

– Далеко еще? – спросил Дигби.

– Еще один поворот, – запыхавшись, выговорила Хермия.

За поворотом в глаза бросилась еще одна пожарная машина – в дальнем конце улицы, у самого дома Мэгс.

– О Боже, – выдохнула Хермия и с бешено колотящимся сердцем побежала туда.

Там стояла также машина «скорой помощи», и в том ряду, где жила мать, на месте одного дома зиял пролом.

– Пожалуйста, только не это! – горестно воскликнула Хермия.

Подбежав ближе, она с ужасом поняла, что не узнает дом матери, хотя отчетливо видела, что соседний дом полыхает. Стояла и смотрела во все глаза, пытаясь осознать, на что глядит. И наконец до нее дошло: дома больше нет. Ничего не осталось, только каркас террасы, а за ней – груда развалин. Хермия застонала в отчаянии.

– Это он и есть? – спросил Дигби.

Не в силах заговорить, Хермия кивнула.

– Послушайте! – начальственным голосом окликнул Дигби одного из пожарных. – Кого-нибудь из жильцов видели?

– Да, сэр, – ответил тот. – Одного человека убило сразу. – Он указал на палисадник перед уцелевшим домом неподалеку, где на земле стояли носилки, а на носилках тело с прикрытым лицом.

Дигби взял Хермию за руку. Они вместе вошли в палисадник. Хермия встала на колени, а Дигби снял покров.

– Это Бетс, – выдохнула Хермия с тошнотворным чувством вины за то, что чувствует облегчение.

– Там кто-то сидит, на стене. – Дигби огляделся.

Хермия посмотрела в ту сторону и в поникшей женщине признала мать. В форме водителя «скорой помощи», в жестяном шлеме мать сидела на низкой стене, будто жизни в ней не осталось.

– Мама?

Та подняла залитое слезами лицо. Хермия бросилась к ней, обняла.

– Бетс погибла…

– Мне так жаль, мама!

– Она очень меня любила, – давясь слезами, с трудом выговорила мать.

– Я знаю.

– Знаешь? Правда знаешь? Она всю жизнь меня прождала. Ты это понимала? Правда?

Хермия обняла ее тесней.

– Мне жаль, мама, – повторила она.

* * *

Утром 9 апреля 1940 года, когда Гитлер вторгся в Данию, в море находилось около двух сотен датских судов. Весь тот день радиостанция Би-би-си вещала по-датски, призывая моряков направлять свои суда в порты союзников, не возвращаться в покоренную страну. Предложение об убежище приняли около пяти тысяч человек. Многие подошли к восточному побережью Англии, подняли на своих мачтах «Юнион Джек» и всю войну плавали под британским флагом. Таким образом, к середине 1941 года в нескольких английских портах образовались небольшие колонии датчан.

Хермия решила отправиться в рыбацкий поселок Стокби. Она дважды беседовала с тамошними датчанами. На сей раз она соврала своему начальнику Герберту Вуди, что требуется уточнить кое-какие данные об основных датских портах, чтобы внести в карты необходимые изменения.

Он поверил.

Для Дигби Хоара у нее имелась совсем иная история.

Дигби приехал в Бличли через два дня после того, как бомба уничтожила дом ее матери, с радиоприемником и радиопеленгатором, аккуратно уложенными в потрепанный кожаный чемодан. Принялся учить Хермию, как обращаться с этим оборудованием, а она старалась не отвлекаться, не сбиваться на мысли про поцелуй в парке, про то, как ей понравилось целоваться, и про то, хватит ли теперь духу посмотреть Арне в глаза.