Олег Татарченков - Высоко над уровнем моря Страница 20

Щербакову промедол не выдается. Есть подозрение, что он засадит себе наркотик раньше, чем получит пулю в задницу. Обезболивающее выдается «куратору» Щербатого, который всегда ходит с ним в одной паре — тому же Миревичу.

Пашка жаден, как и полагается семиту, поэтому если даже к нему приползут на коленях все наркоманы мира упрашивать за нашего ротного наркошу, все равно не отдаст. Силой тоже не возьмешь: кулак у Миревича увесистый. Щербатый с этим смирился и не возникает. Как всегда, он надеется надыбать анаши после разгрома «духов» — у тех этого добра всегда навалом.

Собираешься.

Автоматически делаешь привычную работу, глаза отмечает ставшие обычными детали: Щербатый, Миревич, обычно — виноватый вид старшины роты прапорщика Бубенцова — как всегда, на боевые он с нами не пойдет. Как всегда, ворчит под нос второй номер пулеметчика Грача: тот опять сунул ему лишнюю ленту.

Все как обычно. И тревога, и гнетущее состояние должны быть. И раньше перед особо важными и опасными выходами не разгоняли тоску даже самые завзятые остряки: сначала Муха, а после его гибели — Миревич из молодых.

Но все-таки что-то новое угнездилось в душе. Непонятная заноза. Свербит, точит, не отпускает, изводит смутной тревогой. Наверное, перерывчик в войне сказывается. Три месяца относительно спокойной жизни и — появилась уверенность, что вернешься домой живым и невридимым. Это сейчас мешает. Отвыкли, бачи, отвыкли…

Привыкай заново. Вдохни смерть через обе ноздри, как пес, идущий по следу. Забудь, что мечты твои подписали тебе обходной лист на дембель раньше командира полка. Ты — солдат, и дело твое старо, как мир. Забудь про другое, и лучше тщательнее подгони лямки своего снаряжения.

Колонна вышла до рассвета. Чтобы скрыть нашу настоящую численность, народ распихали по десантным отделениям «бээмпешек», загнали под тенты грузовиков поближе к кабинам. Пару отделений для блезира оставили на броне.

Мне, как всегда, «повезло»: досталась броня. Принято считать, что наверху бронемашины ехать безопаснее: если она наскочит на мину, взрыв сбросит тебя на землю и ты отделаешься контузией или ушибами. Не в пример тем, кто находится внутри — их размажет по стенкам.

Сегодня путь знакомый, проверенный саперами многократно, поэтому я бы с удовольствием прокатился в теплом десантном отделении. В тесноте, да не в обиде. Намерзнуться еще успею. Впрочем, как и вспотеть на склонах…

Но выбирать не приходится. Поэтому устраиваюсь поудобнее на старой подушке, подложенной на броню, чтобы не приморозить зад и не заработать простатит в молодые годы. Прислоняюсь спиной к гладкой поверхности башенного прожектора, накидываю на колени два куска брезента, чтобы не продуло колени. БМП говорит «би-и-п», прыгает, как лягушка вперед — поехали!

Выкатываемся на дорогу. БМП натужно ревет — начинается подъем. Вокруг серебром отсвечивают горы. Над ними зависла огромная фара по имени Луна. Недаром остряки из какого-то оборонного КБ назвали «луной» прожектор на бронетехнике. С его помощью ночь в прицеле становится днем с зеленоватой подсветкой. Именно на такую «луну» я сейчас облокотился.

Итак, сейчас у меня в распоряжении сразу две луны: одна подпирает спину, вторая освещает путь. И кто сказал, что человек — не царь природы?

Ничего не мешает думать — дорога привычная. Можно сбиться со счета, сколько раз мы сопровождали по ней колонны до перевала. Каждый изгиб запечатлен в памяти, каждая кочка изучена солдатской задницей.

Вот пошли ориентиры… Два сожженных «КАМАЗа» — «наливника», ржавеющие на склоне — прошлым летом «духи» зажали здесь колонну. Эти заправщики были подбиты почти сразу из гранатометов, и вспыхнули двумя огромными кострами. Их спихивали в ущелье танками, чтобы не мешали маневру. Они так и не долетели до дна ущелья, нелепо вздыбившись где-то на полпути.

Дальше — сложенный из камней обелиск с «камазовскими» рулями и гнутым стволом крупнокалиберного пулемета с БТРа. Он был разнесен радиоуправляемым фугасом на следующем повороте.

На обелиске — жестяная звезда, выбитые фамилии. Их восемь. Четыре — водителей из сожженных «наливников», четыре — солдат — с подорванного бронетранспортера.

Этот БТР был из нашего полка. За множество выездов я эти фамилии запомнил наизусть, они мне еще долго будут сниться на «гражданке», хотя не знаю никого из погибших лично: ребята были из другого батальона.

Перед выходом мы разберем обелиск, чтобы те, кто придут за нами, не надругались над памятью. Пусть так, но все равно останется здесь. В нашей памяти. А здесь будут ходить «духи». Неужели все зря? В стоса, мать, душу их наперекрест!!!

Стоп! Я зарекся не думать об этом. По крайней мере, здесь. Вот буду дома, тогда…

Пока же я солдат и исполняю приказы. И сейчас у меня появилась прекрасная возможность испортить врагу его победу. Нет, на рожон лезть не буду, но все, что зависит от меня — сделаю в лучшем виде. Здесь мы не только их учили воевать, но и сами учились. Учились верности и постигали причины предательства. В том числе и наших вождей.

Стоп! Опять?! Не слишком ли крамольные мысли для простого рядового, а? Эдак можно докатиться и до дяди Васи из особого отдела. Хотя он мужик добродушный и на моем веку подлянок не делал никому, но некоторые шутки и высказывания воспринимает узко профессионально…

Дальше размышлять на эту животрепещущую тему некогда: колонна тормозит, имитируя поломку одного из «Уралов». БМП объезжают остановившиеся грузовики, прикрывая их броней от возможного обстрела.

На самом деле это блеф: пока вокруг «сломанной» машины суетится шоферня с ключами и домкратами, а толпа солдат, гуртуется вокруг, подавая им полезные и вредные советы — мы ссыпаемся с брони и выкатываемся из десантов на землю, подхватываем снаряжение и в спешном порядке сворачиваем в ущелье, идущее вглубь горного массива. Того самого, где обосновался малохольный Курбан со своими индейцами.

Того самого…

Вспоминается майский день этого года, когда здесь я познакомился с тем молодым, Вареговым. Его и Мухина убили через час после нашей встречи. Никто и никогда не узнает, что там произошло. Пацаны с «точки» спустились слишком поздно. Они не успели их спасти.

«Духи» успели поизмываться над Мухой, отрезали ему голову, но не добрались до трупа того парня — Вадима, кажется? А он перед смертью все же смог завалить парочку моджахедов — это мы определили потом по гильзам и теплому еще автомату.

Отделение Алекса связало бандгруппу огнем, не дало смыться. А мы, получив приказ по радиостанции, вернулись и, зажав душманов в горной щели, из которой не было выхода, положили всех. В плен не брали. Да они и не сдавались, прекрасно понимая, что капитуляцию мы все равно не примем…

Парня того убили из снайперской винтовки в спину. Как подловили Муху, шустрого и опытного солдата, знают только эти скалы. Живых свидетелей нет.

Я усилием воли вышвыриваю из головы эти воспоминания. Они сейчас лишние. Сейчас лишнее все, что не хочу пополнить список тех, кого сожрало это Красное ущелье.

…Дальше идем пешком: «бээмпешки» с их рыкающими движками выдадут нас в этом ущелье за много часов до того, как выйдем к нужной точке.

Топаем цепочкой. Вперед ушел разведвзвод, его доле не позавидуешь. Разведка идет не по уютному дну ущелья, над которым небо начинает чуть голубеть, а звезды становятся ярче из-за близости рассвета — она дует по тактическому хребту. По какой-нибудь кабаньей тропе и там некогда любоваться пейзажами: нужно смотреть по сторонам, чтобы не свалиться вниз или не напороться на «духов».

Впрочем, у нас тоже не лирическое настроение: черные громады обложили со всех сторон, давят, грозят невидимыми опасностями из непросматриваемых щелей, избороздивших их бока… Патрон давно в стволе, большой палец привычно улегся на предохранитель. В случае неприятностей понадобиться всего несколько секунд, чтобы огрызнуться лавиной автоматического огня.

Наши шаги надежно заглушаются шорохом быстрого потока, не замерзающего даже зимой. Его бормотание скрывает вспыхивающий в голове цепочки говор: там ротный по рации регулярно связывается с разведчиками и взводом лейтенанта Митина, что идет замыкающим, прикрывая нас с тыла.

Через сорок минут и для нас заканчивается лафа передвижения по горизонтальной поверхности: рота начинает карабкаться по склону ущелья. Судя по всему, нас ожидает затяжной подъемчик. А сколько их еще будет!

В этом ущелье мы бывали много раз, держали здесь свою «точку», которую из-за этой бодяги с выводом войск пришлось оставить. На ней и мне в свое время пришлось пожариться. Теперь там сидят «духи».

Местечко знакомое. И мы уверенно карабкаемся по лбу горы, по схваченной морозом до зернистого состояния глине, чтобы обойти «духовский» наблюдательный пункт без боя — раньше времени ввязываться в драку нам ни к чему.