Юрий Костин - Немец Страница 20

—Вот здесь, в этом отсеке, лежит ящик. Посмотрите, Заукер,— Целлер подвел майора к боковому люку самолета.— Этот ящик необходимо доставить в Барятино.

—Надеюсь, вы знаете, что делаете,— Заукер рассеянно изучал продолговатый оцинкованный предмет, напоминающий гроб.— Хотя, мне очень не хватает приказа моего начальства слушаться вас…

—Надо доставить ящик в район Мосальска, точнее, в Барятино или…

—…или умереть?

—Ни в коем случае, Заукер! Мы не имеем права умирать, пока ящик не находится в надежных руках. Вы слышите? Ни при каких обстоятельствах нельзя, чтобы он попал к русским, оказался в руках вермахта или даже СС, не важно, кого!

—Да что же там такое, в этом ящике, Целлер?

—То, что нужно доставить в Барятино или лично рейхсфюреру. Добро пожаловать на борт! Да, пусть кто-нибудь из ваших недолго побудет стрелком. Мало ли что.

Поблагодарив двух механиков, подготовивших машину к вылету, все залезли в самолет. В проходе между бомбовыми магазинами расположились Вейкершталь и двое в штатском из команды Целлера. Кресло пилота занял Целлер, а кресло штурмана — один из его подчиненных. Между ними, на поворачивающейся перекладине, располагался штурвал. Хартман забрался в пулеметную турель.

Целлер дождался сигнальной ракеты, выпущенной с контрольного поста, что означало разрешение на руление и немедленный вылет. Заработал правый двигатель, за ним, через минуту,— левый. Самолет раскачивало. В том, что можно было лишь условно назвать «пассажирским отсеком», стало заметно теплее — заработали обогреватели. Вырулив на взлетную полосу, Целлер дал полный газ, и «хейнкель», натужно завыв, стал лениво набирать скорость.

Самолет достаточно уверенно оторвался от взлетно-посадочной полосы. Набрав высоту сто пятьдесят, Целлер сделал правый разворот на 180 градусов и стал, без набора высоты, уходить от Шайковки.

Так они летели, молча, почти не гладя друг на друга, странная компания незнакомых людей, работающих в одной организации, и совершенно не имеющих понятия, ради чего им сейчас приходится рисковать. Впрочем, команда Целлера, видимо, думала об озерном крае и кофе со свежими сливками по утрам, о награде за выполненное сверхсекретное поручение. Об этом особенно хорошо мечталось среди заснеженного русского уныния, в сердце разоренной войной страны.

«Хейнкель» шел на малой высоте, потому что в прифронтовой полосе только бреющий полет мог дать хоть какую-то гарантию, что удастся избежать встречи с истребителями противника. По расчетам Заукера, до Барятино оставалось не более получаса лету. Солнце уже почти закатилось за бескрайний лес, но его последние лучи и свет показавшейся во всей красе полной луны, отражались от снежных полей и помогали не терять из виду визуальные ориентиры.

Полет подействовал на всех умиротворяюще. Пауль улыбался, Вальтер разглядывал небо через пулеметную сферу. Компаньоны Целлера таращились в иллюминатор.

И так некстати, так неожиданно громко, перекрывая шум двигателей, прокричал штурман, обернувшись к пассажирам самолета:

—Внимание! Кто-нибудь, быстро к пулеметам! У нас беда — «индейцы» слева, сверху! Черт возьми, откуда их сюда принесло?

Заукер автоматически отметил, что парень в кресле штурмана опытный пилот, ведь называть истребители противника «индейцами» было принято в ударных летных эскадрах Люфтваффе.

Тут штурмбанфюрер заметил, что Хартман уже сидит в «банке» и рыскает по небу спаркой пулеметов калибра 7,62 миллиметра. Оружие, конечно, недостаточно серьезное для воздушного боя, но ничего другого в этом варианте «хейнкеля» не оказалось. Хартман был лучшим стрелком, каких Заукеру когда-либо приходилось встречать, да к тому же еще и везучим. Знающие его шутили, что он родился в рубашке и со снайперской винтовкой в руке.

Застучали пулеметы. Хартман вступил в бой.

Их атаковало звено «И-16». Из-за специфического дизайна еще во время войны в Испании этот истребитель получил прозвище «rata», что с испанского переводится как «крыса». Один из них пролетел в зловещей близости к самолету, чуть ли не над люком стрелка, и тут же резко, буквально «на пятачке», развернулся в обратную сторону — такие кульбиты под силу только «И-16». Нос самолета был выкрашен ярко-красной краской.

Пилоты «хейнкеля» старались активно маневрировать, чтобы не дать русским вести прицельный огонь, но это не мешало «хейнкелю» оставаться легкой добычей. Наверное, изначально было глупо отправляться даже в такой кратковременный полет без прикрытия истребителей, но теперь поздно сожалеть.

Самолет изрядно потрясывало. Из-за последовательно выполняемых маневров он уже несколько раз был на грани срыва в штопор. Вдруг что-то ударило в корпус. Иллюминатор, в который любовались красотами природы подручные Целлера, обдало горячим маслом из пробитого правого двигателя. Самолет стало разворачивать. Хартман упал на пол. Опасаясь потерять скорость, Цел-лер приступил к снижению. Было видно, что «хейнкель» летит под острым углом в направлении земли. Лес в этой местности был редкий, вполне реально посадить самолет где-нибудь в поле. Надежда выжить еще оставалась.

Заукеру показалось, что внизу он видит слабые огни. Через минуту он начал различать очертания каких-то строений. Бросив взгляд на кабину, майор обратил внимание на безжизненно болтающуюся голову помощника Целлера. Похоже, беднягу задела очередь, поразившая «хейнкель».

Неожиданно вспыхнул пробитый двигатель; возможности для маневров были исчерпаны — самолет уже находился примерно в пятидесяти метрах от земли. Целлер успел увести машину влево, в сторону от деревни, туда, где раскинулось огромное поле, казавшееся сверху ровным как скатерть. Все судорожно вцепились в ручки кресел, наступила высшая точка напряжения. Заукер почувствовал, как пальцы его ног непроизвольно вжались в обшивку горящей машины.

Надо отдать честь русским — охота прекратилась, они не стали добивать пораженный самолет.

Целлер выровнял горящий самолет над полем, убрал газ, но, создавая посадочное положение, не удержал потерявший скорость «хейнкель». Самолет клюнул носом, зацепил левым крылом снег. Его жестко ударило о землю. Окруженная снежными фонтанами, машина неслась по полю. Ломались винты, самолет разворачивало влево и, наконец, он со скрежетом зарылся в сугробе, скрывающем небольшой то ли овраг то ли ручей.

Заукеру удалось открыть люк и выползти из самолета. Оказалось, в пассажирском отсеке никто серьезно не пострадал. Пауль только сильно разбил себе лоб.

Хуже обстояли дела в кабине.

Выпущенный истребителем пушечный снаряд снес штурману половину черепа. Картина была жуткая. Целлера выбросило из самолета через лобовое стекло. Он лежал, уткнувшись лицом в снег. Его, израненного кусками плексигласа, перевернули на спину. Один осколок попал в шею, и, скорее всего, задел артерию. Целлер умирал, но что-то еще пытался сказать Заукеру. Склонившись над раненым, Заукер расслышал только:

—Все, что я говорил — правда, не оставляйте груз. Мои люди, они из «Аненэрбе»… Они знают, что надо делать. Помните, ящик бесценен… Вот ведь дерьмо. Даже не больно… Может, вы меня еще вытащите? Спасете…

Выжившим в катастрофе опять повезло. В селе Плетни в тот вечер находился отряд полиции, сформированный из перешедших на сторону Германии русских крестьян. На подводах их отвезли в соседнюю деревню Хизну, прямиком в комендатуру. Не забыли прихватить и «бесценный» ящик. Ну, а дальше Заукеру ничего не стоило, воспользовавшись документами Целлера и письмом Гиммлера, обо всем договориться с капитаном Грубером, одолжить у него бронетранспортер и подготовиться к отправке груза в Барятино.

В его планы бесцеремонно вмешались яростно атакующие русские. На следующий день стало известно, что Барятино перешло под их контроль. Нужно было уходить в расположение 2-й армии, в район Жиздры. Но что они будут делать там с ящиком Целлера, на виду у регулярных частей, где есть и отделы Абвера, и, возможно, офицеры, связанные с СД, Заукер не знал. Посовещавшись с людьми из «Аненэрбе», он принял решение спрятать груз в глухом лесу, а после попытаться забрать его, даже если для этого потребуется спланировать военную операцию. Оставалось только найти помощников.

К счастью, капитан Грубер сам вызвался сопровождать груз, взяв с собой двоих солдат. Заукер понимал, что от этих людей, скорее всего, придется избавиться. Но в его холодном, в высшей степени рациональном сознании не было места состраданию, ведь на кону стоял успех великой миссии, в суть которой он будет посвящен, когда вернется в Берлин. Теперь он остался один и должен выполнить задание. И он уже не пешка, а главная фигура в таинственной игре.

Парадоксально, но как нельзя кстати для группы За-укера оказалось то, что после отъезда бронетранспортера в Хизну ворвался передовой отряд русской 50-й армии. Теперь никто не станет искать пропавших без вести солдат и капитана…