Григорий Покровский - Заложники Страница 20

Ромашов задумался над словами, сказанными соседом.

«Кому нужна эта война, — думал он, — страна и так в конвульсиях тужится, чтобы своей допотопной экономикой хоть как — то удержаться в ряду развитых стран, а сейчас она нанесет ей такой удар, что мы окажемся в числе третьеразрядных государств. А какое горе людям принесет она! Израненные и убитые сыновья и отцы, разбитые семьи, как моя и этого парня. Зачем престарелые вожди влезли в эту войну, какой полу умный советник и с какой целью уговорил их на этот шаг?»

Сергей Трофимович понимал, но не хотел с этим согласиться, что это плод породил не один человек, а интересы людей из ближнего окружения Брежнева. Одним, для своих близких, необходимо хорошее место, должность, звание, другим — с целью сохранить честь мундира, чтобы не потерять место, третьим — на военных поставках и незаконной продаже оружия набить карманы. Социализм не исключает торгово — денежных отношений, пусть даже путём хищений и взяток. Как маленькие капельки дождя, объединяясь, создают они мутный поток, что сносит все препятствия, оказавшиеся на его пути, так и частички злых помыслов этих людей объединились в один вектор зла, который устремился в эту нищую страну.

Война — это звериный инстинкт, который дремлет в людях и, чтобы разбудить его, достаточно её начать, но, чтобы утопить, понадобится много крови. Она только стала набирать свои обороты. Похоже, это пожар третьей мировой, который разгорается в начале чуть — чуть, незаметно, от маленькой искорки, затем всё больше и больше. И вот уже в страну прибывает поток гробов. Люди смотрят и постепенно привыкают, становятся безразличными к человеческому горю. Гробы, в которых лежат молодые парни, входят в быт, как нормальное явления, как свадьбы или рождения ребёнка. Их для удобства, чтобы не огорчать обывателя, назовут банально — «грузом двести». Домой возвращаются молодые, развращённые войной ребята, с бравадой рассказывают о своих боевых подвигах, и многие начинают понимать, что убивать не так уж и страшно. К тому же, оказывается, убив другого человека, можно осуществить свою заветную мечту: купить машину, квартиру или разбогатеть. В обществе появляется новая профессия — наёмный убийца: непонятная, загадочная, хорошо оплачиваемая и воспетая режиссёрами и сценаристами. И всё это становится нормальным явлением. Телевидение старается показать больше крови, потому что публика просит зрелищ. На этом вырастет целое поколение. У людей со сдвинутой психикой появляется соблазн стать популярным, сделав горы трупов. И вот уже общество заражено инфекцией под названием «война». Она уже шагает по твоей стране, стучится в дверь твоего дома. Некоторые думают, что это так, лёгкая простуда, под названием бандитизм или терроризм. Но они ошибаются и могут пропустить серьёзную болезнь — войну, за которой последует летальный исход. Скажите, ну какая разница, от чьей руки погиб ваш ребёнок: от германского нацизма, от террориста араба или от доморощенного бандита. Не так ли заболел Афганистан? Многие поколения воспитывались войной, и они уже не могут представить другой жизни. Теперь эта страна обречена на вечную войну. Ни одно государство мира не сможет навести в ней порядок, пока сам народ не поймёт: его нация, его племя, род ничем не лучше другого, что все на Земле имеют одинаковое право на жизнь. Мы не хотим признать одного, что третья мировая уже шагает по планете, катится как огненное колесо, захватывая всё больше территории. Она будет не в обычном нашем понимании войны государства с государством — это война без тыла и фронта, без обычной борьбы идеологий, побед и капитуляций, без лица и национальности. А война на долгие годы — психопатов против всех — и этих психов становится всё больше и больше. Словно вирус бешенства распространяется в стае волков. Вы задайтесь вопросом: откуда он появился, где его истоки? А появился он в семидесятых годах двадцатого века, в этом малочисленном горном государстве, где и дремал очаг инфекции бешенства. Здесь столкнулись интересы двух империй США и СССР. Спецслужбы многих стран вскармливали и распространяли этот вирус терроризма и бандитизма и будут продолжать этим же заниматься в надежде подорвать соседа, не понимая одного, что через десятилетия он придет к ним. Вскормленные и обученные ими психопаты начнут взрывать их дома, поезда, самолеты и пароходы.

Вертолет завис над взлетно — посадочной полосой, как шмель над цветком, ревя мотором, и потихонечку стал опускаться. Не дойдя до земли, он со всей силы плюхнулся на неё, как тетерев в снежную зиму. Сидевшие в нём пассажиры подпрыгнули. Широко расставляя ноги, из кабины вышел не высокого роста пилот.

Публика недовольная жёсткой посадкой стала на него шуметь.

— Почки всем отобьёте, безобразники — ворчал немолодой подполковник.

— А что я сделаю, — оправдывался пилот, — старьё: он уже три срока отмотал, ему уже давно пора на свалку. Всё экономят, хотят победить в войне, а вместо нормального оружия — металлолом.

Ромашова встречал подполковник Зелинский. Он стоял возле вертолета, внимательно всматриваясь в лица пассажиров. Увидев Ромашова, улыбнулся и пошёл к нему навстречу.

— Здравствуйте, Сергей Трофимович. Опять Вас к нам с проверкой?

— Здравствуй, Миша, — Ромашов подал руку Зелинскому. — Сегодня с другой миссией. С твоим вундеркиндом приехал побеседовать.

— А, наслышан, — Зелинский засмеялся, — сильный кадр. Парень гвоздь: сколько бьешь, сколько и лезет. Я его спрашиваю: «это твой дядя зам Андропова? — А он мне говорит, — нет однофамильцы». А тут гляжу, прорвало.

— Ты меня, Миша, сразу к нему вези. Я побеседую и назад. Оно ведь можно и без беседы, нашим мнением там никто не будет интересоваться. Коль решили, все равно назначат и нас с тобой не спросят, но проформу мы должны соблюсти.

— А может для начала «пофриштыкаем», как раньше говорили дворяне. Барашка ребята режут, будет плов, шашлычок, пузырек в холодильнике потеет.

— Миша, — Ромашов похлопал Зелинского по плечу, — дворяне говорили правильно — по- французски или по — немецки. Это кухарка так говорила, которая сейчас управляет государством. Она слышала, как барин говорил, языка иноземного не знала — вот и коверкала его на русский лад. Она, кстати, и сейчас не хочет его учить. Шашлычок — это хорошо, только дел полно.

— Подождут, — Зелинский махнул рукой, — всех дел не переделаешь.

— Правильно говоришь. Только вот ещё один прокол, и могут меня с твоим капитаном местами поменять. Хочу этим же вертолётом назад улететь.

— Вы когда в Кабул летите? — спросил Ромашов пилота.

— Какой Кабул?! — ответил пилот, — на этой телеге только чертей пугать. Где — то в горах и грохнемся. В ремонт идём.

— А когда планируете? — вмешался Зелинский.

— Как починим, сразу и полетим. Может завтра, а может послезавтра.

— Ну влип, — Ромашов со зла махнул рукой, — что ж, придётся твоего барана есть.

Перед Ромашовым стоял худой маленького росточка капитан, смущаясь и краснея, как институтка. Полковник беседовал с ним и ему все больше становилось жаль этого паренька. Он понимал, что перед ним находится человек не на своём месте. Окажись этот парень в нужном месте, в деле которое ему по плечу, к которому будет гореть всей душой, и он засверкает как изумруд. Каждый в этой жизни рождается для каких — то важных дел, но беда в том, что мы не хотим понять душу ребёнка, не слушаем их слова и не смотрим в их лица, а пытаемся с них лепить то, что нравится нам самим. Видно, когда — то его дядя, делая доброе дело своему брату, устроил бывшего десятиклассника в училище, не задумываясь о том, есть ли у юноши предрасположенность к данной профессии. Устроил и забыл о нем: иначе не отправил бы его служить в Герат, и никому он не был нужен. Но вот игра судьбы, возня там — наверху, что выталкивает дядь в круг первых лиц государства. И тут, лизавшие до мослов чиновники, нашли способ прогнуться перед новым начальником, сделать ему приятное. «А Ваш то племянник большой умница, уже на полковничьей должности, сразу видно Ваша порода»! Ромашов понимал, что никаких распоряжений на сей счет дядя не давал. Он, по — видимому, не глупый человек, коль смог достичь таких высот, и не мог не видеть, что у его племянника задатков чекиста и в помине нет. Это всё дело рук подхалимов.

— Ну что ж, — подумал Ромашов, — пусть будет этот мальчишка, чем какого — то спившегося офицера пришлют. А может и в правду, отдел меньше ругать будут.

Глава 11

Полковник Дубов сидел в майке под высоко натянутой маскировочной сетью, служившей тенью для штабных палаток полка. Его куртка и панама висели рядом на ручке двери прицепа- фургона, в котором прошла двухлетняя афганская жизнь. В полку командира все называли рейх — с фюрером, не потому что он внешне напоминал Бормана, а из — за первых букв его имени и отчества. По рождению он был Ренат Фёдорович. На Руси всегда так было — фамилия приживалась к человеку за его личные качества. Не буду грешить. Предков Рената Фёдоровича не знаю, но нынешний Дубов соответствовал всем характеристикам человека, которого обзывают этим красивым величавым деревом.