Геннадий Синельников - Ах, война, что ты сделала... Страница 21

Через плотную толпу ко мне пробивалась женщина. И хотя я никогда не видел Юрину мать, я понял, что это она. Подбежав ко мне, женщина обняла меня и заплакала. До сих пор для меня остается загадкой: как, не зная меня, она определила, что через столько лет по телефону ночью позвонил именно я? Как из нескольких военных в одинаковой форме она снова безошибочно определила, кто есть кто? Только тогда я отчетливо понял, что это было то, что называется материнским сердцем, душой и интуицией.

Гибель Юры трагически сказалась на семье Кузнецовых. Отец лишился рассудка и, тяжело промаявшись несколько лет, умер. В семье поселилась вечная печаль, и только маленький племянник, названный в честь дяди Юрой, беспечно рассказывал мне о своих детских проблемах. Сколько их, таких семей, осталось в нашей необъятной могучей стране, в которых радость перестала быть радостью, и траурные портретные фотоснимки по сегодняшний день и навсегда будут напоминать о великом горе, постигшем их. Кто поймет этих родителей, жен, детей? Те, кто отправляли чужих, в том числе и их сыновей на войну, спрятав своих от этого страшного противоестественного чистилища? Те, кто своим молчаливым согласием и рабской, холопской покорностью способствовали развязыванию никчемной, преступной войны и этим самым тоже помогали убивать наших людей на чужой территории? Большие цифры абстрактны, но конкретная семья погибшего капитана Юрия Кузнецова лично меня очень впечатлила. Это горе одной из многих тысяч советских семей, и уже ничем не облегчить жизнь ее членов, не сделать живым того, кто, честно выполняя свой воинский и интернациональный долг, ушел из жизни. Возложив цветы к могиле и помянув Юру добрыми словами, мы с Марией Сергеевной пошли по дорожке на выход с кладбища. Невдалеке от могилы Кузнецова стоял легковой автомобиль. Водитель, увидев меня в форме под руку с женщиной, предложил подвезти до города, тем более он уже и сам собрался возвращаться. По дороге он по-доброму отозвался о тех, кто погиб в Афганистане, выразил соболезнование матери погибшего, расспрашивал меня о войне, об их земляке. И я с благодарностью в душе подумал: какой порядочный и добрый человек. При выходе из машины я немного задержался, заканчивая ответ на очередной вопрос водителя, и вдруг он, убедившись, что мама погибшего земляка отошла на почтительное расстояние, предложил рассчитаться за проезд.

— Сколько? — спросил я его, хотя, приглашая нас в машину, он сказал, что подвезет бесплатно (из уважения к моей форме, ордену и земляку). Он назвал сумму, которая у меня вызвала удивление, но я без разговоров отсчитал ему требуемое. Увидев в моих руках кошелек с деньгами, тот заканючил:

— Командир, добавь во имя своего друга. Скоро День Победы, я выпью и за него. Ну, ради друга, неужели жалко?

Было неуютно от его наглости, подлости и мерзости. На душе стало как-то подленько, будто это не он, а я, прикрываясь святым именем своего погибшего земляка, клянчил деньги у него.

— Какой добрый и хороший человек, — сказала Мария Сергеевна, имея в виду водителя.

А я подумал: как же быстро и много развелось подлецов и негодяев, которые очень быстро научились умело играть на струнах испепеленных горем человеческих душ. И, спекулируя на трагедии войны и людском горе, извлекать из всего этого выгоду для себя. С такими людьми, как этот водитель, я уже неоднократно встречался в Ташкенте, Москве и других городах страны. Понимающим, сочувственным тоном они внимательно выслушивают собеседника, тем самым и располагают его к себе, влазят в его душу и, присосавшись к ней, мертвой хваткой вытягивают из убитого горем человека свою выгоду. Такие своего уже не упустят.

На следующий день я был уже в своем родном городе Абакане, где в День Победы намечалась встреча воинов-интернационалистов Хакасии. Узнав, что я жду пополнение в семье, мой родной брат Сергей, находившийся тогда в Афганистане и тоже приехавший на встречу афганцев, мечтавший иметь наследника, попросил меня, если будет сын, назвать его именем.

— Скажи, что точно назовешь, и завтра у твоего подъезда будут стоять новые «Жигули».

Предложение было очень заманчивым, но, уезжая из Кемерова, я уже обещал Марии Сергеевне назвать своего сына в честь погибшего однополчанина и земляка Юрия Кузнецова. И менять свое слово, даже ради уважаемого и любимого мною брата, я посчитал тогда делом кощунственным и даже подлым.

Но это было через много лет после того, как я узнал ту страшную весть о гибели Юры. А тогда, возвращаясь из отпуска, мы сидели с офицерами на Кабульском аэродроме под палящим солнцем, пили горячую водку, поминая однополчан, пили ее как воду, не хмелея и не закусывая. Через много лет мой брат, явно не веря в подобное, спросил: как можно пить, не хмелея?

Можно. Просто для этого нужно было побывать там, в ДРА, увидеть кровь, смерть своих друзей, сослуживцев и весь тот ужас, который бывает только на войне. Воспоминания об этом не могла заглушить никакая водка и ни при какой температуре.

За тот период, пока я был в отпуске, погиб также офицер политотдела бригады капитан Чечель. По службе мы встречались с ним часто. Это был очень полный, спокойный и добродушный человек. Он скрупулезно проверял работу политработников подразделений, не выискивая каких-либо «жареных» фактов. Одним словом, в подразделениях он считался порядочным офицером.

Еще до своего отпуска, проходя мимо палатки политотдела, мы с Владимиром Григорьевым увидели капитана Чечеля. Он был сильно пьян. Таким он предстал перед нами первый и единственный раз.

— Ты в отпуск летишь? — спросил он меня. — Счастливый! А я вот тоже хочу в отпуск, но начальник политотдела меня не отпускает. Видите ли, он очень хочет, чтобы я набирался боевого опыта и пошел с десантным батальоном в рейд. А зачем мне нужен этот боевой опыт? Зачем вообще мне нужен этот Афганистан? Я хочу домой! Меня там ждет семья. У меня очень красивая и верная жена. Я так ее люблю! Я люблю своих детишек! У меня все в жизни есть. У меня даже «Волга» стоит в гараже. Ну, все есть, зачем мне нужен какой-то боевой опыт? Я вообще не хочу воевать, потому что вырос и создан для мирной жизни! Не хочу я в рейд, потому что нутром чувствую, что погибну! Что мне делать? Мне срочно нужно домой! Мне лишь бы отсюда улететь, а назад я сюда уже не вернусь. У меня много хороших и влиятельных друзей, есть связи, и я сделаю так, что останусь служить дома. Но начальник политотдела, сволочь поганая, меня отправляет в рейд. А я не хочу туда! Я очень хочу домой!

Мы видели его тоскливые глаза, слушали пьяную, сбивчивую, часто повторяющуюся речь, понимая, что перебрал капитан, что завтра проспится, придет извиняться за сказанное. Не пришел. Через несколько дней, как он и говорил нам, ушел с батальоном в рейд. Говорят, что перед выходом выбирал себе технику, на которой находиться было более безопасно. Предлагали ему сесть в БТР, но он не внушил ему доверия: неуклюжий, на резиновом ходу. Выбрал боевую машину десанта. Мощный взрыв фугаса сработал как раз под тем местом, где сидел капитан…

Газета «Красная звезда» от 27.08.1980 г. писала: «Ширится поддержка различных слоев афганского населения Народной армии, ликвидирующей банды контрреволюционеров в некоторых районах страны. Как сообщает агентство Бахтар, в провинции Гильменд бойцы афганской армии совместно с партийными активистами и отрядами народной самообороны уничтожили вооруженную банду, долгое время терроризировавшую местное население».

И снова ни слова о нас, советских, тех, кто на самом деле их ликвидировал. А ведь именно личный состав нашей бригады уничтожил эту банду, о которой писали в газете, это при ее ликвидации погибли капитаны Кузнецов, Чечель и многие другие. Только для всего мира мы по-прежнему сажали в той стране деревья, ремонтировали школы, дома, проводили митинги и встречи дружбы. Какая подлость! Какое предательство и гнусная ложь! И вся наша страна верила в это.

Часть III

ВОСТОК — ДЕЛО ТОНКОЕ

Где-то через месяц после нашего прибытия в Кандагар меня вызвал замполит полка, майор Лукьяненко и поставил задачу: убыть в афганский батальон связи, расположенный в районе аэродрома, и выступить перед его личным составом с ознакомительной беседой.

— Возьми своих политработников, пускай и они поговорят. Расскажите, кто мы, откуда и зачем пришли к ним. Одним словом, по ходу разберешься, что к чему. Ознакомьтесь с порядком и условиями службы наших новоявленных «братьев по оружию», потом расскажете своим солдатам и офицерам. По прибытии доложишь мне о результатах встречи.

У высокого саманного дувала, опоясывающего небольшую территорию части, нас встретили несколько афганских офицеров. Они были уже осведомлены о нашем прибытии. Приветствуя, долго трясли наши руки, расспрашивая о здоровье, жизни.

Пока собирали на построение личный состав, нас повели в расположение батальона, в такое же саманное, барачного типа одноэтажное здание. В длинной комнате стояли в два ряда деревянные топчаны, застланные зелеными суконными одеялами. Не было ни матрасов, ни постельного белья.