Георгий Свиридов - Черное солнце Афганистана Страница 21

Дружною толпою, протопав чуть ли не через весь полусонный город, часам к семи добрались до училища.

Саньке казалось, что в училище они попадут до подъема. Но, переступив порог проходной, он, да и все «кандидаты в летчики» были удивлены тем, что в училище уже кипит жизнь. Санька на все смотрел с удивлением и восторгом. Строгие, массивные здания казарм и учебных классов из красного кирпича. Огромная площадь внутреннего двора, больше чем стадион, заасфальтирована и разлинована белыми линиями, замысловатыми фигурами, заполнена военным народом. По этой площади, в разных направлениях, большими и малыми квадратами движутся курсанты. Все строго, по-военному. Бравые курсанты, чеканя по-уставному шаг, отдают честь старшим по званию. Тут же топают строем, не очень слаженно, отряды молодых парней в гражданском, под командованием сержантов. «Как и мы, „кандидаты в летчики“», — подумал Санька, шагая с фанерным чемоданчиком в руках, к канцелярии.

Он жадно всматривался в каждое строение. Искал глазами аэродром с множеством невиданных вертолетов. Ведь именно отсюда, если повезет, предстоит ему взлететь в небо на боевой винтокрылой машине. Новая армейская жизнь манила и притягивала своей строгой основой, суровостью и четкостью.

В канцелярии училища он узнал, что их группа из Башкирии прибыла одной из последних. Перекладывая папки с личными делами «кандидатов в летчики», служащие разговаривали между собой, перебрасывались фразами, не обращая никакого внимания на посторонних, в том числе и на Саньку.

— В этом году жирный косяк привалил.

— А сколько выходит?

— На сегодняшний день по четырнадцать на одно место. Много с золотыми и серебряными медалями.

— Есть из кого выбирать.

— Отберем самых лучших.

— И самых красивых и симпатичных, — вставила молодая светловолосая женщина в очках.

— Красивые и симпатичные нужны для балета, в летном деле важна внутренняя красота, а это — мужество и решительность.

От случайно услышанного разговора Саньке стало как-то не по себе. «Ни фига себе конкурс! Четырнадцать гавриков на одно место! — с грустью подумал он. — Ребята с золотыми медалями… И я туда же, как граф, приперся со своими тройками…» Радость, которая переполняла его все это время, поблекла и истаяла, как утренний туман над поймой реки. Ему стало обидно и горько. Та республиканская медицинская комиссия и мандатная, в общей сложности, выходит так себе, все лишь предварительный отбор. А он поверил! Распетушился! Распустил, как индюк, веером цветастый хвост и крылышки. Ну почему же ему так в жизни не везет?

Вспомнил, как пару лет тому назад они с Коляном пытались поступить в медицинское. Как провалились на первом же экзамене. Как тогда он быстрым и решительным действием прикрыл позорный провал, как они успели, не теряя времени, в тот же день взять свои документы и вернуть их в школу. Мальчики «передумали»…

А как быть сейчас?

Забрать свое личное дело пока не поздно? И — назад в Ломовку? Но с какими глазами он там появится, после тех красивых проводов… Да и как добираться домой, когда на обратный билет денег ни фига нет? В заначке лишь десятка, что мать дала…

— Что загрустил, Сань? — спросил Виталий, рослый парень из Уфы, с которым Беляк познакомился еще на медкомиссии.

— А ты что, не слышал? Четырнадцать на одно место.

— А по мне, так хоть и все двадцать! — улыбнулся Виталий.

— Так ты, что ж… Выходит медалист?

— Не, я из рабоче-крестьянских аристократов. Свистнем, гикнем и — вперед!

— Будем брать штурмом? — веселое настроение Виталия невольно передавалось Саньке. — А если провалимся?

— Если такое случайно произойдет, то после летного в любое другое военное можно запросто определиться! — утвердительно сказал Виталий и многозначительно добавил. — Здесь, понимаешь, и медалисты без конкурса не проходят, ставят их в общий строй. На равных со всеми нами! Тут идет какой-то особый отбор. Давай попробуем потягаться? Попытка, как сказал товарищ Берия, не пытка!

Саньку, как и остальных «кандидатов в летчики», разместили в казарме. Он впервые видел такое просторное помещение. Вдоль стен ровным строем размещались железные кровати в два этажа и тумбочки. Санька устроился на верхотуре, а Виталий внизу.

Началась военная жизнь, только в гражданской одежде, непривычно строгая и четкая. Жесткий распорядок дня: подъем в 6.00, в 22.00, после проверки, отбой. Завтрак, обед, ужин, по солдатской норме. С первых же дней, с непривычного режима, возникло чувство голода, постоянно, как весело отметил Виталий, сосало «под ложечкой».

Каждое утро, после подъема — завтрак и без перекура, строем на медицинскую комиссию и сдачу экзаменов. Белобрысый старшина, невысоко роста, но с луженой глоткой, командовал с нескрываемым удовольствием.

Начинали с шага на месте под громкую команду:

— Р-р-р-ясь, р-р-р-ясь, р-р-р-ясь, да-а-а, три-и-и! Р-р-р-ясь, р-р-рясь!

В строю твердого шага нет, потому что на ногах у каждого то, в чем приехал: ботинки, кеды, летние туфли, сандалии.

— Вперед, ша-агом арш!

Большая часть дня уходила на медицинскую комиссию. Санька никогда даже и не предполагал, что у медиков существуют мудреные аппараты, которые раскачивают, как на гигантских качелях, и лежа, и сидя, крутят человека во все стороны и вверх тормашками. И тут же, не дав отдышаться, перевести дух, тебя проверяют на реакцию, на внимательность, на координацию движений, на сообразительность.

— Настоящий психотбор! — комментировал Виталий.

Санька с приятным удовлетворением отмечал, что все эти мудреные испытания он преодолевает. Одни легко, другие с напряжением, но довольно уверенно. Природа щедро наградила его отменным здоровьем и здравым умом, а занятия самбо, хоть и не продолжительные, но выработали умение владеть собой и своим телом. И, как бы ни было ему тяжело, как бы не кружилась голова и все внутри не переворачивалось, он не терялся, не позволял себе распускаться даже на мгновение, быстро переключался с одного на другое, как того требовали, моментально принимал правильные решения. По глазам строгих медиков и лаборантов он видел, что те довольны его показателями, и часто краем уха слышал добавление к полученной оценке приятное слово «с плюсом».

Но не всем так везло. Санька стал свидетелем печальной драмы, которая произошла на его глазах. Рослый, атлетически сложенный парень, глотая слезы, доказывал женщине-врачу:

— Ну что из того, что не сразу выполнил… Я в школе ни одной четверки не имел, окончил с золотой медалью! И второй разряд по штанге у меня… А вы! Вы!

— У вас, молодой человек, слишком замедленная реакция. В полете нужна не ваша медаль, а быстрая реакция, умения мгновенно принимать решение.

Этого парня он больше в казарме не видел.

Отчисляли не только по неудовлетворительным медицинским показателям. За плохие оценки на экзаменах, за нарушение распорядка дня, за дисциплину и другие провинности. Шел жесткий отбор, своеобразная борьба за профессиональную пригодность. И Санька тогда еще даже не предполагал, что эта суровая и беспощадная борьба за выживание, станет стержнем всей его дальнейшей летной жизни. Он видел вокруг себя курсантов, молодых и ничем не лучше его. Если они прошли все испытания и были приняты, то чем он хуже? У них по одной голове и по две руки, и у него тоже. Так что можно потягаться на равных. И он старался.

На экзаменах, к сожалению, таких приятных слов, как на медицинской комиссии ему слышать не доводилось, однако и опасных «двоек» Беляк не получал. Но приближался последний день, последний экзамен, последний рубеж, которого больше всего и опасался Санька, который мог превратиться в шлагбаум, перекрывающий путь в курсанты: математика!

Он шел на экзамен на ватных ногах, шел, как на публичную казнь. Вида не подавал, но лихорадочный блеск в глазах выдавал внутреннее волнение. Даже на школьных экзаменах так не волновался. Но там рядом был Михаил Дмитриевич, и его спокойный вид вселял в Саньку уверенность. А тут он один, сам по себе… И в такой день! Нарочно не придумаешь. Выпало же горькое счастье сдавать экзамен именно в день рождения. Нормальные люди в это день веселятся и радуются, а у него все шиворот-навыворот. Тот еще праздничек, на всю жизнь запомнится!

Взял билет с краю. Первый попавшийся. А чего выбирать, когда в голове сплошная неразбериха?

Сел за отдельный столик. Вчитался в вопросы. Их было три, как на экзаменах в школе. Грустно улыбнулся. Вопросы были знакомы, но вот ответов на них у него не находилось. Санька хорошо помнил, что именно на такие вопросы он отвечал Михаилу Дмитриевичу в классе у доски. Помнил и страницу в учебнике, где нужная теорема была подчеркнута синим карандашом. А вот само ее содержание вылетело из головы. Словно ветром сдуло.