Иван Падерин - Когда цветут камни Страница 21

Наконец-то появились наши истребители. Немецкие асы увлекли их в сторону. Завязался воздушный бой:

— По машинам!..

К исходу восьмого дня наступления Бугрину стало ясно, что задача, какую поставило перед войсками 1-го Белорусского фронта Верховное Главнокомандование на берлинском направлении, решается успешно. Овладев городами Радом и Лодзь, армии вышли на широкий маневренный простор. Приближались события более грандиозного масштаба: переход границ собственно территории Германии, форсирование Одера и захват плацдармов на его западных берегах, которые будут нужны как трамплин для прыжка к Берлину.

Одновременно разведка доносила, что отступающие войска немцев скапливаются в Шнейдемюле, Познани, Бреслау. Гитлер приказал оборонять эти города всеми силами, если даже они окажутся в окружении.

В этот день Бугрин был неумолимо строг и требователен к своим войскам. Если бы наступающие полки и дивизии мчались по Польше со скоростью курьерского поезда, то и тогда он не похвалил бы их за такой темп. Похвали — и успокоятся, а успокаиваться в наступлении опасно. Он считал, что главное в тактике — стремительность. Форсировала дивизия речку — хорошо, но этого мало, надо продвигаться вперед. Обошли полки промежуточные пункты обороны противника — отрадно, но останавливаться не следует, надо продвигаться вперед. Вышли батальоны на маневренный простор — теперь не задерживайся: вперед и вперед! Он торопил войска, чтобы не только обогнать отступающих, но и самым фактом стремительного движения приблизить дело к развязке.

Однако у стен Познани авангардные полки армии наткнулись на жестокое сопротивление и остановились.

— Начался стремительный бег на одном месте, — сказал Бугрин, перешагнув порог небольшой трехоконной избы в десяти километрах от Познани, где находился командный пункт армии. Тут он встретился с недовольным взглядом генерала Скосарева. Тот готов был сию же минуту обрушиться на командующего с горькими упреками, но не успел — помешали входящие один за другим генералы: начальник штаба, командующий артиллерией и член Военного совета. Тут же незамедлительно подали обед.

Рассматривая план крепостных сооружений Познанской цитадели и слушая начальника штаба, который, как говорится, с ходу начал докладывать оперативную сводку, Бугрин, не глядя, нащупал на тарелке крупный ломоть хлеба. Бугрин проголодался, основательно проголодался сегодня. Он откусил от ломтя корочку. И надо же — в корочке хлеба попался уголек и заскрипел на зубах так, что какая-то часть фразы начальника штаба пролетела мимо ушей.

— Так… Прошу повторить: какие сведения у нас о Познанском гарнизоне? — проглотив хлеб, спросил Бугрин.

— Около сорока тысяч, — повторил начальник штаба и, закончив докладывать оперативную сводку, высказал мысль, что Познань, пожалуй, тот самый узел, через который проходит новый оборонительный рубеж противника.

— Кроме Познанской цитадели, — заметил генерал Скосарев, — перед нами еще река Варта. Ее берега, несомненно, укреплены противником. Форсировать ее на каком-либо направлении без подготовки, без сосредоточения мощного кулака — нерасчетливый риск.

Бугрин повернулся к нему:

— Как? А если обходным маневром и опять вперед?

— Это нерасчетливый риск, — повторил Скосарев и, подумав, изложил свои соображения: — В семидесяти километрах от Познани — граница собственно территории Германии, и там, конечно, мы тоже встретим сильные оборонительные сооружения. Их нелегко будет взять ослабленными силами, и, возможно, именно там противник готовится нанести нам контрудар теми дивизиями, которые Гитлер перебрасывает с Западного фронта.

Бугрин насупился. Скосарев встал: он уже не мог говорить сидя. В отличие от начальника штаба, он узнал, что, по сведениям разведуправления фронта, в Познанском гарнизоне насчитывается не около сорока тысяч, а свыше сорока тысяч немецких войск; из них — шесть тысяч юнкеров. Затем Скосарев привел сведения о мощности крепостных сооружений цитадели, которая считается самой сильной в Европе.

— Правильно, цитадель мощная, — согласился с ним командующий артиллерией. — Стены этих сооружений выдерживают снаряды даже корпусной артиллерии.

— Подтверждаю: выдерживают. Своими глазами видел. Твои снаряды как о стенку горох, — согласился Бугрин, а про себя подумал: «Командующий артиллерией — за обходный маневр».

— И если нам удастся частью сил обойти этот узел, — продолжал Скосарев, — то не исключено, что гарнизон Познани, выйдя из крепости, ударит нам в спину.

Все задумались, мысленно представляя себе положение армии между двух огней: с фронта — свежие немецкие дивизии, а с тыла — пятидесятитысячный Познанский гарнизон.

«Мнения Скосарева и начальника штаба сходятся — не разъединять армию, а решительным штурмом разбить Познанский гарнизон и затем всеми силами ринуться на прорыв пограничной обороны Германии», — подумал Бугрин.

Наступило молчание, которое нарушил член Военного совета, сравнительно молодой, лет сорока пяти, но уже весь седой, даже брови белые, политработник:

— Я только что получил сообщение: польские батраки, что участвовали в ремонте моста и помогали нашим танкистам переправиться через реку, сегодня ночью перебиты. Все до единого. Это сделали местные бандиты.

— Сволочи! — вырвалось у Бугрина.

— Позвольте мне закончить свою мысль, — подал голос Скосарев. Как бы опираясь на слова члена Военного совета, он попытался сделать вывод: — Я полагаю так: когда мы сосредоточенными силами нанесем удар по Познани, конечно, с помощью авиации и артиллерии фронта, то у нас найдутся и время и силы на борьбу с местными бандитами.

— Вы не так меня поняли, — возразил член Военного совета, — я за скорейшее освобождение Польши от фашистов. Чем быстрее и решительнее мы будем прижимать главные силы врага к стенам Берлина, тем быстрее покончим со всякого рода бандитами. Часть этих банд распадется сама собой, что будет уничтожена самим польским народом…

Скосарев на минуту задумался. Затем внес короткое предложение:

— Надо немедленно собирать мощный кулак и начинать решительный штурм Познани.

— Согласен, — быстро отозвался Бугрин. — Надо начинать штурм Познани немедленно… Только не всеми силами армии, а частью сил первого корпуса. Остальные дивизии… начальник штаба, давайте вашу карту… вот сюда, в обход с форсированием Варты здесь и здесь. В двух пунктах. Прошу приготовить приказ. И с рассветом начнем. Разведку послать в ночь. Это решение я сейчас доложу командующему фронтом. Думаю, что оно не расходится с его основным замыслом.

Все переглянулись. Член Военного совета в знак согласия кивнул головой; начальник штаба поморщился — ему де нравились больно короткие сроки; командующий артиллерией, застегивая шинель, встал — решение принято, раздумывать некогда, надо приступать к выполнению: Скосарев, удивленно глядя на начальника штаба, заметил:

— Руководство войсками в таких условиях очень усложняется. Армия, по существу, будет разорвана на три части. Следовательно, отдельные командиры дивизий и корпусов фактически будут действовать самостоятельно, кому как вздумается…

А Бугрин подумал: «Выходит, мой заместитель не доверяет командирам дивизий. Какое же у него мнение о способностях командиров полков, особенно таких, как капитан Корюков, которого я выдвигаю с батальона на полк?» И, одним махом опрокинув в рот стакан компота, затем раскусив попавшую на зуб косточку, он ответил:

— Да, отдельные командиры дивизии будут действовать самостоятельно. Такова обстановка… Кстати, начальник штаба, заготовьте приказ, член Военного совета с этим согласен: вместо полковника Елисеева, выбывшего из строя по болезни, назначить командиром полка капитана Корюкова…

Глава седьмая

НА ОДЕРЕ

Запестрели размежеванные посадками и асфальтированными дорогами пашни, чистые, без единой хворостинки, сосновые леса, господские дворы, мелкие придорожные поселки с островерхими черепичными крышами. Это уже немецкие поля и села. А вот и город с тесными узловатыми улицами и красными кирками. Железные ограды, кирпичные заборы, на воротах щиты тевтонских рыцарей, почти у каждого дома на парадном висит подкова «счастья». Каменные стены, обвитые плетнями высохшего за зиму плюща, будто сморщились потемневшие за много веков гранитные фундаменты, щурясь вентиляционными отверстиями. Все здесь напоминает замки, крепости, форты. Каждый квартал может превратиться в опорный пункт, в цитадель, в мощный узел обороны. Но в городе — ни души. Население спешно эвакуировалось за Одер, на запад. Следы панического бегства на каждом шагу: в кюветах валяются разбитые велосипеды, мотоциклы, автомашины, на перекрестках — кучи помятых чемоданов, подушек, перин, а вот какая-то мать в сутолоке бросила детскую коляску и в ней пушистые детские туфельки.