Владимир Попов - Сталь и шлак Страница 21

— Сволочи, — сквозь зубы проговорил Гаевой и поднес спичку к шнуру.

Шнур мгновенно воспламенился. Крайнев побежал ко второй нише и тоже зажег шнур.

Все вместе они выбежали из здания, но Сергей Петрович вскоре отстал: он выбился из сил, сердце его стучало с перебоями.

Звук открываемой и затем захлопнутой двери донесся до его ушей.

«Кто это? — подумал он. — Неужели Дубенко послал еще кого-нибудь им в помощь? А может быть, это он сам или Боенко?» Страх за человека, который взлетит в воздух вместе со станцией, заставил его вернуться. Он побежал к станции, соображая, хватит ли у него сил и времени на обратный путь. Ведь шнуры рассчитаны всего лишь на десять минут!..

У ниши с ножницами в руках стоял Пивоваров. Куски обрезанного, дымящегося шнура лежали на полу у его ног. Увидев Крайнева, Пивоваров вздрогнул. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Потом Сергей Петрович быстро нагнулся и поднял лежавший на полу большой гаечный ключ.

— С ума сошли, Сергей Петрович! — испуганно закричал Пивоваров. — Станцию приказано не взрывать.

— Кто приказал? — не веря своим ушам, спросил Крайнев.

— Дубенко. Ошибка произошла, Сергей Петрович, — овладев собой, заговорил Пивоваров. — К городу подошли наши. Вот записка. — И он протянул листок из директорского блокнота.

На нем было три слова:

«Не взрывать. Дубенко».

Крайнев не один год знал эту подпись.

Ему стало не по себе, и он прислонился к штабелю ящиков с аммонитом.

«Хороша ошибка — зря взорвать весь завод!» — подумал он, и перед его глазами встали красавцы мартены.

— Ну, пошли, — произнес он, с трудом приходя в себя.

— Нет, я побуду здесь, постерегу, — ответил Пивоваров, — сейчас должны прийти вахтеры, надо же выставить караул. — В голосе его прозвучала радость.

«Наши. Но чем мы их встретим? — думал Крайнев, ступая со шпалы на шпалу. — Ошибка! Стрелять надо за такие ошибки!» — Он прибавил шаг. Злоба придала ему силы.

Вдруг пулеметная очередь расколола темноту.

«Странно! Наши… и стрельба», — подумал он, и внезапное подозрение зародилось у него.

Он собрал все силы и побежал к заводоуправлению. Здесь все было тихо. У подъезда — ни одного человека, ни одной машины. Несколько секунд он стоял в растерянности. Фонарь выпал из его рук и погас. Страшное подозрение возникло у него с новой силой, но он машинально покачал головой. Он не мог позволить себе думать об этом.

Автоматная очередь раздалась совсем близко. Крайнев поднял голову и увидел, как в открытые ворота въехала колонна машин. Передние, не останавливаясь, промчались по асфальтированному шоссе в глубь завода, задние затормозили на площади перед заводоуправлением. Только теперь Крайнев понял, что это немцы.

Он стоял потрясенный, не в силах двинуться с места, прижавшись к углу здания. Потом побежал в темноту, тяжело прыгая по шпалам, спотыкаясь, задыхаясь от быстрого бега, от усталости, от охватившего его бешенства.

— Идиот! — вырвалось у него. — Обманули, как ребенка. А записка Дубенко? Как же это могло получиться? — Он остановился. — Врете, все равно взорву! — крикнул он и снова побежал, напрягая последние силы.

По освещенному колеблющимся пламенем коридору стлался полупрозрачный желтоватый дымок. Это удивило Крайнева, но он, не теряя времени на догадки, побежал к нишам. Ящики с аммонитом горели. В первый момент он не мог понять, что аммонит взрывается только от детонации. Он полез в карман, достал шнур со взрывателем и услышал, как несколько раз хлопнула входная дверь.

Не медля ни секунды, он бросил шнур в огонь. Детонатор мгновенно взорвался на горящей крышке ящика, и этим все кончилось. Он полез в карман за вторым шнуром, сознавая уже, что это бесполезно, но, услышав за спиной топот ног, пробежал мимо ящиков, обдавших его жаром, добрался до первого окна с выбитыми стеклами и вывалился наружу.

Не будучи в силах подняться, ощущая острую боль в колене, ушибленном при падении, он пополз в темноте наугад, лишь бы дальше уйти от станции, от немцев. Его не преследовали. «Очевидно, солдаты замешкались», — решил он, но пополз еще быстрее. Так он добрался до заводской стены, нашел пролом, образовавшийся во время последней бомбежки, и вылез на улицу.

Полное изнеможение овладело им. Он сидел на тротуаре, опершись спиной о тумбу, и смотрел на пролом, ожидая погони.

Внезапно луч света скользнул по мостовой, по стенам домов. Крайнев повернул голову и увидел силуэты танков, показавшихся в конце улицы. С этой стороны он их никак не ожидал.

Крайнев быстро переполз улицу, проскользнул в чью-то калитку и остался лежать на земле у ворот.

Танки, лязгая гусеницами по мостовой, давно уже прошли мимо, а он все еще лежал и не мог заставить себя подняться.

Наконец он встал, прошел в глубь двора и через отверстие в заборе проник в парк. Здесь он вспомнил, что дом, в котором он живет, тоже примыкает к парку, и направился в свою квартиру.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Бесконечными вереницами двигались эшелоны. Одни из них — со станками, турбинами, комбайнами, моторами, тракторами, подъемными кранами, сеялками, частями огромнейших машин, железными конструкциями, с понурыми и притихшими людьми — шли на восток. Другие — с орудиями, самолетами, машинами, зарядными ящиками, танками, походными кухнями и с шумливыми бойцами — на запад.

Эшелоны, двигавшиеся на запад со скоростью курьерских поездов, неслись мимо запруженных вагонами станций, мимо всегда сонных, а теперь разбуженных полустанков. Порой они двигались одновременно по обоим путям, и встречное движение замирало.

Тогда люди, направлявшиеся на восток, располагались биваками, готовили пищу, и станции тонули в дыму костров, словно огромные таборы.

Железнодорожные пути обрастали золой, нечистотами, разбитыми вагонами и паровозами. Около станционных зданий вырастали наспех насыпанные могильные холмики, но с каждым днем все больше эшелонов проходило на восток.

Люди ехали в классных вагонах, теплушках, в наскоро оборудованных «пульманах» и «хопперах», на платформах под защитой навесов и шалашей из железнодорожных щитов и досок, накрытых иногда одеялами, а чаще соломой. Многие ехали просто под открытым небом на крышах вагонов, на тендерах, на ящиках с грузами.

Большинство людей двигалось организованно, зная, что их ждет работа на заводах, в лесных поселках Урала, в степях Казахстана, в тундре; другие ехали в одиночку, не зная, куда едут, но не сомневаясь в том, что они понадобятся.

Шло небывалое гигантское переселение сел, заводов, городов. Казалось, что весь Советский Союз поднялся на колеса и двигался — одна часть на восток, другая — на запад.

Сначала Елена думала, что только воинские эшелоны идут по строго определенному, продуманному графику, но уже через несколько дней она поняла, что и движение на восток управляется чьей-то единой волей. В первую очередь пропускались эшелоны с людьми, во вторую — все остальные. Порой ей даже становилось совестно: их состав, заполненный стариками, женщинами, детьми, оставлял далеко позади эшелоны с оборудованием, в котором остро нуждались заводы на востоке. И в эти суровые дни оставался незыблемым основной принцип советского строя — прежде всего забота о человеке.

В вагонах становилось все теснее и теснее: ежедневно появлялись мужчины, догнавшие свои семьи. Каждый раз, слыша радостные восклицания, которыми их встречали, Елена замирала в ожидании: не Василий ли? Но его не было, как не было и всех тех, кто остался взрывать завод.

Вновь прибывшие сообщали тревожные вести о внезапном захвате города, и Елена заметно погрустнела. Притихли и малыши. Виктор все реже спрашивал, скоро ли они вернутся в свою квартиру. Вадимка все меньше приставал с расспросами об отце.

Постепенно в эшелоне налаживался своеобразный дорожный быт. Отцы семейств с утра исчезали в поисках продуктов и возвращались нагруженные всякой снедью. Одинокие — как больно стало Елене, когда ее занесли в этот список, — снабжались из запасов провизии при эшелоне.

Порой в вагоне вспыхивали ссоры, и Елене казалось странным, что люди, столько потерявшие, могли вздорить из-за мелочей, из-за кастрюльки, из-за очереди на приготовление пищи.

Люди собирались в дорогу по-разному: одни взяли лишь самое необходимое, другие приволокли в вагон все, что успели захватить. В зависимости от этого они устраивали теперь свой быт.

Макарова собиралась в дорогу без чьей-либо помощи, у мужа едва хватило времени усадить семью в вагон и наскоро с ней проститься. Теперь Елена понемногу начала понимать, что значат те мелочи, которых она не захватила. Не было посуды, и ребята оставались без молока. Наблюдая за жизнью вагона, она заметила, что таких, как она, оказалось немало. Мария Матвиенко, скромная молодая женщина, испытывала те же затруднения, и Пахомовой было не легче.