Евгений Березняк - Пароль «Dum spiro…» Страница 21

«Как быть? Что делать? Не соглашаться? Тогда — конец. Снова Монтелюпиха. И уже — никакой надежды. А тут, хоть и солдат полно, и часовые у ворот, возможностей для побега больше.

А что — если попробовать? Вступить в игру — еще не значит проиграть».

Ее ввели в радиорубку. Свой «Северок» Ольга узнала сразу. Сосед слева, рыжий радист в новеньких наушниках, придвинулся ближе, подмигнул, как старый знакомый, и запел, насвистывая: «Сиб… Сиб… Сиб…».

Ее позывные. Но у каждого радиста свой почерк. Вот почему им нужна именно она, Ольга. Что ж, играть так играть.

В первой «дезотелеграмме» Ольга сообщила Центру заранее обусловленный аварийный сигнал, сигнал провала.

«Омар, Омар», — понеслось в эфир. И Центр понял: Комар в беде. Комар в руках врага (все, что передает «Омар», — «дезо»).

Допрашивал ее знакомый офицер-переводчик. Тот самый, с залысиной. Потом даже отрекомендовался:

— Отман.

Это были какие-то странные допросы. Скорее беседы на неожиданные для Ольги темы. Толстой и Шолохов, Блок и Маяковский, Репин и Шостакович. Если бы не форма, не должность заместителя начальника гитлеровской контрразведки, Отман мог показаться весьма приятным собеседником.

Говорил по-русски почти без акцента (и это тоже удивляло. Один на один бывал с Ольгой неизменно вежлив). Интересовался, не обижают ли солдаты, расспрашивал о родителях. Однажды Ольге подумалось: «А вдруг наш, советский разведчик?» От одной этой мысли захватило дух, стало боязно за этого непонятного ей человека. Из-за нее, Ольги, он может провалить себя.

— Откуда, — как-то при случае спросила она, — вы, офицер вермахта, так хорошо знаете язык моей Родины?

— Это и моя родина. У нас, Отманов, глубокие русские корни. Мать родилась в Москве. Я учился в русской гимназии.

— В старых гимназиях не изучали ни Маяковского, ни Шолохова.

— О, позже я знакомился с Россией в разведывательной школе. Мы изучали Шолохова, Горького, Сталина, Ленина. Как это: чтобы бить врага — надо его знать. Нет, нет, я не советский разведчик. Я — сотрудник абвера, член национал-социалистической партии, присягал фюреру. Но, очевидно, мы не все знаем, ибо проигрываем войну. И с меня хватит. Поверьте, я не хочу вашей крови. Зачем отдавать войне еще одну молодую жизнь?

Перед Ольгой сидел пожилой, уставший, разуверившийся человек. Что-то подкупающее, искреннее было в его интонации, но недоверие от этого только возрастало.

«Почему он решил передо мной исповедоваться? Не ловушка ли? Не затягивает ли в паутину?»

— Я вам не верю.

— И не верьте. Как это у вас говорят — на здоровье. «Я не хочу, о други, умирать. Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». Не понимаю, зачем страдать, но в остальном я согласен во всем с вашим Пушкиным. Жить, мыслить. Радоваться звездам, небу. Понимаете — жить? Хочу вам помочь, фрейлейн Ольга.

— Я не стану продажной шкурой.

— Разве я стал бы с такой особой вести откровенный разговор? Подумайте сами, фрейлейн Ольга.

— Что вам от меня нужно?

— На данном этапе — ничего. Просто я помогу вам бежать!

— А потом?..

— А потом вы поможете мне.

— Чем именно?

— Правдой. Расскажете своему шефу о наших разговорах, обстоятельствах побега. Доложите — офицер абвера и еще один сотрудник из русских предлагают свои услуги советскому командованию.

— Снова игра? Где гарантия?

— А наш разговор и ваш побег разве не гарантия? Мне нужна только явка. Для встречи.

Побег, вербовка контрразведчика из абвера…

Фантастично, неправдоподобно. Слишком гладко, слишком хорошо все обошлось. Поверит ли Центр? Поверят ли люди Тадека? А ты сам? Я слушал Ольгу и ловил себя на странной мысли: случись все это месяц тому, мог и не поверить. Нет худа без добра. Сам прошел через это. Сам благополучно выбрался из гестаповской петли. Но Отман… Можно ли ему верить? По всему видать: опытный, тертый. Не исключено: вся история с побегом Ольги — начало широко и хитро задуманной провокации. Втереться, войти в доверие, наладить связи и одним ударом покончить с группой, со всей агентурной сетью.

А если не провокация? Заполучить заместителя начальника одного из подразделений армейской контрразведки весьма заманчиво.

В руках у Отмана пока одна-единственная ниточка — адрес Тарговского. Его дом назвала Ольга. Я поручил Грозе усилить наблюдение за явочной квартирой и временно свести до минимума контакты с ее хозяином. Теперь оставалось только одно: ждать.

«ГРОЗА» В КРАКОВЕ

Гроза с помощью товарища Михала успешно легализовался в Кракове, устроился работать на строительстве оборонительных объектов. Как агент по снабжению, беспрепятственно разъезжал по городу, наведывался и в соседние села. Гитлеровцы, доносил Гроза, ежедневно вывозят из города поляков в направлении Бохни и Мехува — на рытье окопов, противотанковых рвов.

Правой рукой Грозы стал Юзеф Прысак (Музыкант) — «пан керовник» (руководитель) оркестра, точнее семейного трио (сам Юзеф, его жена и дочь). Случалось, к ним присоединялся и Алексей с аккордеоном. Тогда трио становилось квартетом. Стася, младшая из Прысаков, тоненьким голоском выводила жалобные солдатские песни о фатерлянде и фрау. Рыдала скрипка Прысака… Иногда оркестр приглашали в военные казармы и рестораны «нур фюр дойче». Жили Прысаки в предместье Кракова, Броновице.

Комитет партии помог Юзефу устроиться ночным сторожем на железной дороге. По ночам Музыкант охранял сады и огороды, примыкающие к магистрали, что связывала Краков с Силезией. Место службы оказалось исключительно удачным. Мы регулярно получали информации о военных перевозках. Сообщения Прысака с каждым днем становились все точнее, лаконичнее: сказывалась школа Грозы.

Гроза, между тем, сообщал: ничего подозрительного наши люди, наблюдавшие за квартирой, куда мог явиться Отман, не обнаружили.

И вдруг 7 октября получаю записку от Грозы:

«Товарищ капитан, 6.X.1944 г. перед вечером на квартиру Игнаца явились абверовцы. Они, предъявив пароль, переданный им Ольгой, требовали встречи с вашим представителем. На 9.X назначена встреча с ними. Прошу указаний. С приветом. А.».

Принес ее из Чернихува наш связной Збышек. Он остался ночевать в отряде, чтобы на рассвете отправиться с ответом.

Не торопиться. Главное — не торопиться. Взвесить все «за», все возможные ходы противника. Прежде всего отвести удар от Игнаца, создать на время встречи максимальную безопасность для наших людей.

Медленно складывались строки письма-инструкции:

«9.X пошли на встречу Метека. Пусть он передаст им следующее:

1. Квартира, избранная Ольгой для встречи с ними, ненадежная. Игнац симпатизирует немцам и может легко продать всех. (Это чтобы выгородить Игнаца, если они окажутся провокаторами).

2. Командир отряда не пожелал встретиться на этой квартире и назначил встречу на 12.X в лесу у местечка Чернихув (определи сам точное место встречи).

3. Командир отряда желает знать, какие услуги они могут оказать Советской Армии, что просят от нас.

Будь осторожен. Метек не должен знать, где ты. Он ни в какие иные переговоры не должен вступать. Если дадут согласие, пойди на эту встречу сам. Возьми с собой три-четыре человека с автоматами. Выбери новое место встречи. Прими все меры предосторожности.

После встречи немедленно приходи ко мне с обстоятельной информацией.

Если первые переговоры и встреча произведут на тебя положительное впечатление, бери подписки, давай клички, обусловливай дальнейшую связь.

…Алексей явился в отряд ночью. Разбудил меня. По сияющим глазам я понял: удача. Он все проделал по инструкции. Встречу назначил в, лесу. В 10.00 по московскому времени приплыла первая «рыбка» — Владимир Комахов[19] — учитель математики. Из военнопленных. Завербован Отманом осенью 1941 года. С тех пор с ним не расставался. Готов кровью искупить свою вину. И вот пришел.

Отмана Алексей узнал по Ольгиным описаниям. Приземистый, плотный, лысый. В руках новая широкополая шляпа. Явился на место встречи, как условились, один. Видно, стреляная птица. И цену себе знает. Отман не скрывал: главная цель его — выжить, спасти семью.

— Дайте гарантию, что оставите меня и семью в живых. В моих руках такие источники информации, которые вам, молодой человек, даже не снились.

Алексей рассмеялся:

— Нам, герр Отман, подавай товар лицом. Как говорит один мой приятель, поживем — увидим.

— Поживем — это хорошо.

Предусмотрительный Алексей имел в своем дорожном чемоданчике колбасу, сало, водку. Отман сказал, что в разведшколе его учили пить «по-русски», то есть не маленькими глотками, а залпом. При этом инструктор, большой дока по России, рассказывал, что из-за этой мелочи провалился не то в Сталинграде, не то в Горьком очень ценный агент.