Валерий Вахромеев - Дороги Страница 21

И я рванулся вправо, мимо сеялок — на шоссе. В это время Василий, увлекшись сливами, не знал об опасности и был в стороне от нас. Мне вослед прозвучали два выстрела. Споткнувшись, я упал, быстро вскочил и побежал дальше в сторону леса. Передо мной бежал Василий, явно не понимая, что произошло. Прогремел еще один выстрел, и пуля просвистела где-то чуть выше правого уха.

Наконец мы, тяжело дыша, вбежали в спасительные кусты. Еле-еле переведя дух, я коротко рассказал Василию о встрече с офицером. По всей округе яростно лаяли собаки, встревоженные выстрелами. Мы остались вдвоем, нет Николая. Что с ним?

И вот мы с Василием стоим на опушке леса, вблизи дороги. А по дороге рослый немец с карабином наперевес ведет нашего Николая… У нас нет никакой возможности выручить товарища: шоссе хорошо освещено луной, да и немец идет, повернув голову в нашу сторону, а за шоссе — открытое поле. В это время Николай кричит: «Валера! Васа! Он говорит, что ничего вам не сделает, выходите!» Мы из кустов крикнули ему: «Беги, лес рядом!».

Николай рванулся, но не учел, что у дороги проходит кювет и упал в придорожные кусты. Немец выстрелил и раздался крик нашего раненого товарища. Мы, к нашему великому огорчению, могли лишь со стороны наблюдать, как немецкий офицер нагнулся и левой рукой поднял из канавы Николая, правой, держа карабин в нашу сторону. Долго еще мы слышали из своего укрытия крики нашего друга и отдаленный лай встревоженных собак… Потрясенные, мы долго шли молча, стараясь быстрее уйти, от возможной облавы на нас. Дальше мы уже вдвоем продолжали свой путь.

И встретились с Николаем лишь после войны. Оказывается, немец прострелил ему тогда левое плечо и повредил лопатку. Ему пришлось пройти несколько концлагерей и в конце войны его освободили американские солдаты. Но это уже другая история, а пока наш путь лежал в сторону Франции и грустили о потере своего товарища.

ВОТ ОНА, ФРАНЦИЯ!

Весь день мы шли лесами, покрывавшими пологие холмы. Солнце багровым шаром скатилось к далекому горизонту, обещая ветреную погоду на завтра. Наступили короткие летние сумерки и мы расположились с товарищем на вершине холма, покрытого лесом. Посреди небольшой полянки стояла, врытая в песок, деревянная скамейка. Усталые, мы присели на нее и закурили собранный по дороге мох. Так хочется курить, что даже удушливый дым мха кажется ароматом хорошего табака. Перекурив, мы расстелили на лавочке нашу карту. Она уже сильно потерлась на сгибах и в некоторых местах зияют дыры. И вот мы дошли до края карты, то есть до границы Германии с Францией. Где-то в этих местах проходит условная черта, разделяющая эти две страны. Где же граница? Где мы, во Франции или в Германии?

Внизу, извиваясь и иногда пропадая из вида, виднелась проселочная дорога. Она проходит через небольшую деревушку, почти скрытую от любопытных взоров густым лесом. Ниже деревни в лощине протекает маленькая речка, водоворотами закручиваясь на перекатах. Дома деревни широко и привольно расположились по долине реки.

Долго мы с Василием обсуждаем наши дальнейшие действия. Идти ли нам дальше, не заходя в деревню, или же сходить на разведку? У нас уже почти не осталось ни спичек, ни соли и мы решили, дождавшись темноты, разведать обстановку. Пока еще не совсем стемнело, решаем получше рассмотреть с нашего наблюдательного пункта местность. Нас интересует лишь одно: где же мы сейчас находимся? В Германии? В Эльзасе или во Франции?

Местность ни чем не отличается от той, по которой мы шли последние несколько недель. Крестьянские постройки и дома в деревне такие же, какие мы встречали, да и тайком ночами посещали в поисках еды и спичек по всей Германии.

Быстро вечерело. В нескольких домах засветились окна. Вот зажегся свет и в ближнем к нам доме на самом краю села. Пока решали, спускаться ли к дому, там хозяева погасили свет, наверное, улеглись спать. Теперь наше внимание привлек другой дом, где еще горел в окнах свет. Это был добротный двухэтажный дом, стоявший несколько особняком от остальных домов деревни.

Высокая черепичная крыша с трубой, из которой вился белесый в сумерках дым. И таким спокойствием и уютом повеяло от него, что мы, не сговариваясь, быстрым шагом направились вниз по склону холма.

Долгие месяцы скитаний по враждебной земле приучили нас к осторожности, поэтому мы, стараясь не шуметь, обошли вокруг дома. Позади него была изгородь, окружавшая небольшой хозяйственный двор с сараем. В сарае слышался сонный гогот домашней птицы. Мы направились к дому. Сквозь неплотно прикрытые ставни пробивался яркий свет. Приподнявшись на цыпочки, заглядываем внутрь.

Я увидел небольшую, но очень уютную кухню. Она пуста. По противоположной стене развешаны какие-то пучки трав. Под ними у стены стоит широкая и длинная крестьянская скамья. Правее — такой же простой обеденный стол. На нем я увидел аккуратно сложенную, нехитрую глиняную посуду и белую скатерть.

Больше я ни чего рассмотреть не успел, так как дверь открылась и вошла средних лет женщина. На ходу, обернувшись, она что-то сказала, идущей следом, молодой девушке. Женщина была высокой и не по годам стройной. Темные с проседью волосы были аккуратно собраны в пучок. Рукава темно-синей блузки были закатаны выше локтей. Ее наряд дополнял холщовый передник. Она стала убирать со стола посуду. Ей помогала в уборке молодая, лет восемнадцати, девушка. Вьющиеся русые волосы, собранные в толстую косу, и здоровый румянец на щеках делали ее очень похожей на наших русских деревенских девушек. Через оконное стекло не было ни чего слышно, но по мимике было видно, что девушку что-то развеселило. Она, переговариваясь с женщиной, то и дело весело смеялась. Худенькая и шустрая хохотушка быстро справилась с работой и вновь исчезла из моего поля зрения вслед за первой женщиной.

Мы, коротко обсудив увиденное, решили, что в доме одни женщины и опасаться нам не чего, можно зайти туда. Обогнув угол дома, подошли к входной двери. Я нажал кнопку звонка, а Василий в это время стоял поодаль. Громкая трель звонка набатом прозвучала среди ночной тишины…

Через некоторое время, показавшееся нам вечностью, скрипнула оконная рама наверху и старческий голос спросил что-то по-французски. Через некоторое время вопрос повторился по-немецки — что нам нужно? Василий по-немецки, как мог, коротко объяснил, кто мы и что хотим. Рама захлопнулась и наступила тишина.

Вот загремели дверные засовы, щелкнул замок и дверь распахнулась. На пороге, высоко держа над головой зажженный фонарь, стоял невысокого роста, с редкими и совершенно седыми волосами старик. После светлого помещения он пристально вглядывался в темноту. Мы подошли ближе и попали в круг света. Старик с удивлением оглядел нас. Конечно, мы тогда представляли собой очень живописную группу!

За спиной старика был темный коридор, в конце которого была открыта дверь в кухню. Из нее лился мягкий, по-домашнему ласковый свет уютного жилища. К горлу подступил горький комок, вспомнился опять далекий дом, родители, брат Юра…

Хозяин дома, между тем, что-то сказал по-французски и жестом пригласил нас пройти в дом. Мы с Василием переглянулись, не ожидая встретить в доме мужчину. Но все же решаемся войти внутрь. Я переступил порог и впервые за долгие месяцы скитаний оказался в мирном доме. Следом вошел Василий.

Пока шли по коридору, наскоро договорились между собой как действовать в случае опасности, где потом встречаться. Решили бежать в разные стороны, а потом встретиться на вершине холма, где мы перекуривали.

Пока прошел коридор, несколько раз поскользнулся. Пол был выложен гладкой керамической плиткой, а моя «обувь» не была приспособлена для передвижения по таким полам. Напомню, что ноги мои были обмотаны рукавами от одежды, позаимствованными у огородного пугала. Они хоть как-то защищали ноги от острых камней и сучьев в лесу. Правда, приходилось часто менять обмотки, перевязывая их проволокой. Но идти босиком по бездорожью было просто невозможно. Так я и шел по коридору, скользя и оставляя на светлом полу грязные следы…

Вошли в кухню и остановились при входе. Обе женщины в немом изумлении уставились на нас, как диковинных животных. Старик, заметив это, прикрикнул на женщин и те сразу засуетились по хозяйству. Затем он обратился к нам и спросил что-то по-французски. Мы не поняли и недоуменно пожали плечами. Тогда он повторил свой вопрос по-немецки: «Кто вы?» И, услышав в ответ, что мы русские военнопленные, удивленно вскинул брови, затем улыбнулся и радушно пригласил присесть к столу. На столе появилась чистая скатерть, посуда, хлеб, сыр, масло и кофе.

Старик, видно глава семьи, подсел к нам и попытался с нами заговорить. Но мы совершенно не знали французского, а он, так же как и мы, плохо знал немецкий. Все же при помощи жестов, примитивных рисунков и знакомых слов мы сумели объясниться. Хозяина очень удивило наше двухмесячное путешествие через Германию. Он удивленно качал головой и цокал языком, выражая крайнюю степень удивления.