Йозеф Глюкселиг - Сейф дьявола (роман и повести) Страница 22

— Иногда хорошая бабушка лучше плохого отца, — вступил в разговор Дворжак.

— Возможно. Во всяком случае, у бабушки мне было неплохо, но я всегда остро переживал отсутствие того, что было у всех других ребят, — родительской любви. Вы не представляете, сколько слез я пролил, слушая, как мои товарищи рассказывали о своих матерях и отцах. В школе я тоже был никому не нужен, относились ко мне с полным безразличием. Поверьте, лучше, когда вас ненавидят, чем когда относятся к вам безразлично. После девятого класса я решил поступать в техникум. Экзамены-то я сдал, но меня не приняли, сказали, не прошел по конкурсу. Но я и сейчас думаю, что это из-за того, что у меня не было протекции. И тогда я пошел в училище, чтобы овладеть специальностью электрика. Там я всегда был на положении «молодого», хотя по возрасту пора было перейти в разряд «стариков». Небось думаете, что все эти «молодые» и «старики» — армейское изобретение? Ничего подобного. Все это я испытал, что называется, на собственной шкуре еще до призыва в армию. Там тоже такой обычай — чем человек примитивнее, тем сильнее издевается над молодыми. Многие ребята из-за этого уходили из училища. Может, и я бы последовал их примеру, если бы не встретил Веру. Первый раз в жизни я почувствовал, что действительно кому-то нужен, кому-то небезразличен, что кто-то меня любит. И чтобы удержать свое счастье, решил жениться еще до армии. Но вот появился этот чертов анонимщик, и опять не стало у меня спокойной жизни. Если бы узнал, кто это мне пишет, честное слово, не задумываясь убил бы его!

— Ну и что дальше? Тебя бы посадили в тюрьму, и стало бы еще хуже.

— Но что же мне делать? Посоветуйте!

— В таком деле, Вашек, тебе никто не поможет, — ответил Чалоун. — Это дело твое и Веры. Если ты ей верить, плюнь на эти письма, а если считаешь, что жена может тебе изменить, то лучше уйти от нее сейчас.

— У тебя есть повод не верить ей, кроме этих писем? — спросил Дворжак.

— Нет.

— Тогда плюнь на этого негодяя с его письмами!

— Но меня мучает вопрос — почему он все же пишет?

— Тут может быть много причин, — раздумчиво проговорил Чалоун. — Может, он тебе завидует, может, ему нравится твоя Вера и он хочет, чтобы ты от нее отказался, а может, это какой-нибудь сумасшедший, который пишет письма только потому, что умеет писать. Как видишь, поводов может быть множество. Поэтому я и советую тебе по-дружески: не обращай внимания. Вернешься после службы домой, и все у тебя будет нормально.

— Я уже в это не верю, ведь мне еще служить больше года, а за это время может случиться все, что угодно.

— Знаешь, Вашек, если Вера тебя любит, то и через год у вас все будет в порядке. Ну а если нет, не стоит тогда из-за нее волноваться.

— Во всем виновата военная служба. Будь я дома, все было бы по-другому.

— Это только так кажется. Бывает, человек заболевает и думает в тот момент, что из-за его болезни земля должна перестать вращаться, но вот врачи его вылечивают и «страшная болезнь» оказывается какой-нибудь ветрянкой.

— Тебе, Бронислав, хорошо говорить, у тебя легкий характер, а я не могу так просто относиться к жизни.

— Знаешь, Вашек, мне иногда кажется, что, если бы не было этого анонимщика, ты бы нашел какой-нибудь другой предлог, чтобы поныть. Будь ты, в конце концов, настоящим мужчиной, перестань хныкать и говорить, что жизнь постоянно бьет только тебя одного!

— Интересно, что бы ты сделал на моем месте?

— Во всяком случае, не ходил бы с вечно поникшей головой. Ты думаешь, мне вчера было приятно, когда все стали шутить на мой счет? Я понял, что ребята во взводе меня не любят, да и любить им меня практически не за что. И что же теперь, прикажешь рыдать и посыпать голову пеплом? Ни в коем случае! Хотя я знаю, что это будет нелегко, но мне надо что-то сделать, чтобы завоевать расположение товарищей. И еще, чтобы ты не думал, что только тебе довелось кое-что пережить, я расскажу немного о себе.

Нас в семье было пятеро: мать, отец, я и две сестры. Когда мне исполнилось пятнадцать лет, я собрался пойти учиться на слесаря, но тут случилось непредвиденное: отец с собутыльником пытались ограбить кооперативный магазин. Их схватили прежде, чем они пришли домой. Отец получил семь лет тюрьмы. Мне ничего не оставалось, как идти работать, так как теперь на мне лежала ответственность за больную ревматизмом мать и сестер Итку и Ружену, которые еще ходили в школу. Всех надо было одеть и накормить. Я не пал духом: работал кочегаром в котельной и учился, а через три года сдал экзамен на оператора котельной. Когда старика Боушку проводили на пенсию, мне доверили котельную. И я не хныкал, а работал. Отец вернулся на три года раньше срока и теперь работает вместо меня в той же котельной. После моего возвращения мы будем трудиться вместе. А сестры? Ты бы видел их — красавицы! И я горжусь тем, что помог матери поставить их на ноги.

— Так ты, Бронислав, выходит, счастлив?

— Счастлив я буду только тогда, когда смогу доказать товарищам, что чего-то стою. Ну а что касается семьи, то в этом плане я счастлив. Но я тебе рассказал нашу семейную историю не для того, чтобы показать, какой я счастливчик.

— Я понимаю.

— Рад этому.

Дворжак докурил последнюю сигарету.

— Главное, — вступил в разговор Чалоун, — и это Бронислав очень хорошо доказал, ни в какой обстановке не падать духом, не делать себя слугой случайных обстоятельств, а всегда стараться быть хозяином положения.

— На гражданке эти вопросы решаются как-то проще, а в армии я сам себе кажусь каким-то беззащитным. Армия для меня — это какое-то несчастье.

— В единственном виновата армия — в том, что ты остался недотепой, — с досадой произнес Дворжак. — А знаешь ли ты, что только армия может тебе помочь стать настоящим человеком?! Это ты хорошенько запомни.

— Да-да, она поможет сделать из меня мужчину — я это уже много раз слышал, приятель, а главное — читал в газетах. Все это выдумки журналистов, которые пишут подобные глупости во время призыва в армию.

— А я в это верю и не жалуюсь на службу.

— А до армии, Броня, ты не был мужчиной?

— Я только думал, что мужчина, а в действительности был самовлюбленным молокососом, искренне уверенным в том, что мне все дозволено. И вот, чтобы понять одну простую истину, а именно — что есть люди, которым я должен беспрекословно подчиняться, достаточно было появления свободника Жалоудка и нескольких дней, проведенных в казарме. Со временем я понял, что так и должно быть, что без дисциплины ни в армии, ни на гражданке не обойтись. Например, дома мне в голову не приходило заниматься уборкой, даже со стола никогда не убирал: все делали сестры. И только в армии я понял, что, сам того не замечая, превратил их в своих служанок.

— Сейчас, Бронислав, ты дословно цитируешь передовую статью газеты «Обрана лиду».

— Ну, если там так написано, то они пишут истинную правду. Если бы военная служба открыла мне глаза только на это, то и тогда я ей был бы очень благодарен.

— Что же, интересно, она тебе еще дала?

— Иронизируй сколько хочешь, но армия меня кое-чему научила. Вчера здесь, у этой скалы, я понял, что все, чем занимался до сих пор, пустяки, что я способен на большее. Теперь я знаю, что мне надо в себе преодолеть, чтобы действительно стать человеком.

— Я тебя, Бронислав, прекрасно понимаю, — произнес Чалоун. — Сознайся, ведь ты вчера здорово струсил?

— Так оно и было, и я очень благодарен Рихтермоцу за то, что он вытащил меня на это разминирование.

— Ты переплыл море, теперь тебе никакая лужа не страшна.

— Здорово сказано!

— Этот афоризм я где-то вычитал.

— Все равно хорошо сказано, и ко мне это относится в полной мере.

— Ребята, тише! Слышите? Машины!

Автомобиль с журналистами замыкал длинную колонну боевых машин мотострелкового полка, которые осторожно въезжали на Доброводицкий полигон. Было заметно, что замедленный темп движения нервирует водителя Бржезину. Это чувствовалось по его выразительному молчанию: он никак не отреагировал на замечание Вондрачека, что нужно было выехать из казарм за несколько минут до начала движения колонны или въехать на полигон по другой дороге.

Петр Черник сначала тоже молчал, но, когда фоторепортер несколько раз повторил свои упреки, не выдержал:

— Если бы мы сделали крюк, объезжая колонну у Рудонице, то ничего бы не выиграли. Это ведь лишних сорок километров. К тому же никто не даст гарантию, что в это же время какая-нибудь другая часть не направляется на полигон именно по той дороге.

— Надо было выехать раньше, но с вами разве соберешься? А теперь вот по вашей милости плетись в хвосте колонны!

— Не бурчи, пожалуйста, Тони, ты прекрасно знаешь, что в автопарке мы долго простояли потому, что ждали тебя. А ты смотрел, как солдаты запускают двигатель бронетранспортера.