Станислав Олейник - Правоверный Страница 22

— Да, Фил, ты был прав, когда вчера рассказывал мне об этой стране. Это очень оригинальный и самобытный народ. Сколько раз его пытались завоевать мои предки, англичане. Как ты рассказывал? Два, или три раза?

— Три, три раза! — крикнул в ответ Фил, притормаживая джип, чтобы пропустить переходящих дорогу местных низкорослых коровенок.

— Да! Точно, три! — крикнул в ответ Смит и, что-то просчитывая в уме, замолчал. Потом снова повернул к Филу голову:

— Мне кажется англичане проиграли все эти войны только потому, что хотели сохранить порядки на Востоке на уровне средневековья…

Фил, которому уже надоела эта полемика, на реплику Смита ответил молчанием. Впереди шла процессия. Фил остановил машину.

— Что случилось? Почему встали? — спросил Смит.

— Похороны, — коротко ответил Филипп, и вышел из машины. Мимо торопливо двигалась похоронная процессия. Одни мужчины, как и положено по мусульманскому закону. Белые чалмы покрывали головы живых, белые саваны спеленали мертвых. Филипп насчитал пять покойников, которых несли на руках, опустив глаза, погруженные в свои думы, уже далеко не молодые люди. В конце процессии шел белобородый старик. Опираясь на посох, он едва успевал за процессией.

— Кого хороните, уважаемый бабай?

Старик вздрогнул от неожиданности, услышав родную речь. Остановился, с удивлением посмотрел на Филиппа.

— Хороните, спрашиваю, кого? — думая что старик не расслышал, еще громче повторил тот свой вопрос.

— Сыновей своих. Привезли с гор… Бой там был большой. Здесь мой самый младший, Джамиль… Остальные соседи по палаткам. Мы из лагеря афганских беженцев. — Он остановился чтобы передохнуть, сгорбленный летами и болезнями.

— А сколько у вас детей, уважаемый?

— Десять дал аллах, и все мальчики. Трое здесь, у моджахедов, остальные там, у Бабрака. Старший то мой, Махаммад, там большой начальник, полковник, — не без гордости, продолжил старик. Помолчал, подумал, и с печалью голосе добавил:

— Может быть Махаммад убил своего брата Джамиля? Разбрелись все по разные стороны, вот аллах и карает нас за грехи наши… Слыханное ли дело, брат на брата руку поднял…

Процессия прошла, и старик ушел с ней. А неприятный осадок от этой встречи, еще долго преследовал Филиппа. Он молча вел автомобиль, даже не слыша о чем его спрашивает Смит.

Наконец он словно очнулся;

— Ты о чем, Генри?

— Слава, Богу, расслышал, я тебя спрашиваю, много ли американцев помогает афганским беженцам? Ведь это они сейчас были, я прав?

— Хватает, — неохотно ответил тот, и притормаживая, добавил, — все, приехали.

Видимо вспомнив, с какой целью прибыл в Пакистан, Смит промолчал, и только уже в домике, который им отвели, продолжил этот разговор.

— Я не понимаю, Фил, — заметил он, наливая в стакан виски, — зачем русским нужен Афганистан? У этой страны такие огромные и еще не освоенные пространства… Я много читал про Россию, и неплохо знаю ее историю…

Фил с интересом посмотрел на своего спутника. То, чем тот с ним сейчас делился, было для него неожиданностью. Американцы, с которыми ему раньше приходилось общаться, о России практически ничего не знали.

— Я не пойму, — словно рассуждая с самим собой, — продолжал тот свое повествование, — у этой страны огромные пространства неосвоенных и нашпигованных сокровищами земель, а она вдруг влазит в этот Афганистан. Зачем?

Фил молчал. Но тот, словно не замечая его молчания, продолжал:

— Я могу понять русских царей, которые по жадности могли мечтать об Индии, ее богатствах, а чтобы достичь ее, нужно было сначала пройти Афганистан. Однако они не сделали ни одной попытки к этому. И Советский Союз, я почему-то в этом уверен, этой жадности обогащения не имеет. Тем более, он со своими-то, без преувеличения, несметными богатствами, лежащими в ее землях, справиться не может… Да и мирная его политика говорит об обратном.

Филипп упорно молчал, Он уже начал подумывать, а не провокация ли это проверочная его хозяев?

Эту мысль Фил отбросил лишь после того, как Смит продолжил полемику на эту тему вечером, в беседе с полевым командиром Гафуром, с которым они должны были идти в Афганистан.

Гафур, закончивший неполный курс богословского факультета Кабульского университета, был находкой для Смита, который при знакомстве представился тому, также, как и Филиппу, независимым журналистом.

Приводя Смиту трудно оспариваемые доводы, Гафур, не стесняясь, а если сказать точнее, не боясь, что его откровения станут известными пакистанским покровителям, доказывал, что такой страны, как Пакистан, никогда не было.

— Это наши, древние афганские земли, начиная с Великого Бабура и Ахмад Шаха, — горячился он. — Бабур считал Пенджаб своим наследственным владением, а Ахмад-шах Абдали владел Пенджабом. Кашмиром и Синдом…

Гафур английским владел слабо, поэтому переводчиком снова пришлось быть Филу. Он переводил добросовестно, ничего не убавляя и не прибавляя.

Позднее, вспоминая этот разговор с Гафуром, Смит доверительно делился с Филиппом, — как ты уже понял Филипп, я не достаточно хорошо знаю Азию, но должен тебе заметить, что без европейцев и американцев здесь наступит хаос, который будет угрожать всему цивилизованному миру новыми чингизханами и тамерланами…»

— Но в этом вопросе цивилизованному миру без России не справиться, — неожиданно оборвал его Филипп, — ее территория простирается почти в самое сердце мусульманского мира. Может быть она именно сейчас и начинает решать этот вопрос, чтобы обезопасить мир от новых завоевателей.

— Может быть, может быть, — неопределенно пожал плечами Смит, и помолчав, так закончил свою мысль:

— В крайнем случае, я согласился бы на то, чтобы эти азиаты били друг друга, и чтобы в этих драках утратили ту силу, которую потом и могли бы обратить против цивилизации.

— Ну и что из этого получится? — усмехнулся Фил. — Неужели вы думаете, что люди не могут жить без войн?

— К сожалению не могут, и вы это тоже прекрасно знаете, — вздохнул Смит. — Сколько существует мир, столько и существуют войны. Вот и мы с вами, зачем находимся здесь, в Пакистане, а через несколько дней будем там, где идет война?

В ответ Фил лишь неопределенно пожал плечами.

— Филипп, вы когда нибудь были в Индии?

— Нет, а что?

— Да нет, ничего. Просто мне на память пришли погребальные костры, которые я видел в Дели.

— Что вы там искали? — усмехнулся Филипп.

— Ничего. Я там тогда оказался случайно. Мне почему-то вдруг вспомнился один индиец, который из груды мокрой грязи и жженных костей вытащил золотой зуб…

— И к чему вы это мне рассказываете? — с нескрываемым отвращением посмотрел на него Фил, — зубы по ночам болят?

— Да нет. Иногда мне всю ночь видится этот проклятый индиец и этот золотой зуб, будь он проклят! Вот и сегодня ночью опять приснился.

Он подошел к столу, и снова налил себе виски.

— Вы устали, Генри, — Филипп подошел к нему и коснулся рукой плеча. — Ложитесь отдыхать.

Рано утром они уже были на небольшой площадке, где готовились к длительному переходу моджахеды. Вместе с Гафуром их было шестеро. Седьмым, что явилось неожиданностью для Филиппа, был Сулейман. Позднее тот объяснил, что его отозвал из Пакистана Ахмад Шах.

Одежду, в которую предстояло облачиться, предложили на выбор: или национальная афганская, с теплым чадаром, или полувоенная, — камуфлированная военная куртка, высокие, на рифленой резиновой подошве американские ботинки, и нуристанская серая шапочка. Фил и Смит, не сговариваясь, выбрали второй вариант. И уже через час группа вертолетом была доставлена в северный район Пакистана, в местечко Чиритмир.

На площадке, где их высадили, стоял открытый джип, от которого навстречу им направились двое пакистанских военнослужащих, с петличками погранвойск.

Не смотря на высокогорье, было очень жарко и душно. Видневшиеся вдали горы, были в какой-то плавающей дымке. Создавалось впечатление, что они, как-бы, плавились в этом дрожащем мареве.

К вечеру, когда нужно было выдвигаться к границе, вдруг появились тучи. Сразу похолодало. Холод усиливался, а группа все еще стояла на месте.

Наконец, словно приведение, из мороси вынырнула закутанная в чадар невысокая человеческая фигура. Это был проводник. И через пару минут, караван двинулся в путь.

Ближе к вечеру, когда уже сгущались сумерки, и нужно было думать о ночлеге, сосредоточенную тишину неожиданно нарушил вопль осла. Из ущелья ему ответило громкое эхо.

— Этого еще не хватало…Накличет беду, безмозглый ишак, сын шайтана, лопоухая тварь… А ты чего рот раскрыл, набросился Гафур на погонщика. — Заткни ему глотку, потяни за хвост!

Филипп не видел, что сделал погонщик с этим бедным ишаком, только тот еще раз икнул, и почти сразу покорно засеменил за своими собратьями.