Богдан Сушинский - Черные комиссары Страница 23

– «Артиллерийские приветы ангелам» – это по-нашему, – одобрил комбат.

– А еще говорят, что стоимость одного залпа этой трехорудийной батареи такая же, как и стоимость трактора «ХТЗ». Как тебе такая бухгалтерия, капитан?

– Убедительно. Даже на врагах наших и то экономить придется.

– Здесь впечатляет решительно все – вот что я тебе скажу, комбат. Сам с удовольствием принял бы командование такой батареей, хотя по званию уже не положено.

Они вернулись к машине, и майор приказал водителю ехать дальше.

– И каково же зенитное прикрытие батареи? – спросил Гродов уже после того, как преградивший им путь часовой, возникший из хорошо замаскированного наблюдательного пункта, оборудованного рядом с землянкой, убедился, что едут свои.

– Две пулеметные установки, в четыре ствола каждая, и два зенитных орудия сорок пятого калибра.

– Надо бы попросить еще одну зенитку, тогда каждое тяжелое орудие имело бы свое зенитное прикрытие, которое можно было бы использовать и для огневой поддержки прямой наводкой, против наступающей пехоты и танков.

– Зенитки – для прямой наводки против пехоты?.. – поползли вверх цыганские брови Кречета.

– В том числе и зенитные пулеметы. При скорострельности и плотности огня этой зенитной батареи… Да в соединении с мощью тяжелых орудий…

– Впервые слышу о таком применении зениток, – пожал плечами Кречет. – Хотя не спорю, теоретически это вполне возможно. Правда, для этого следует предположить, что основные наши силы уже оказались за Южным Бугом, а войска противника, наоборот, взяли Одессу в окружение и наступают со стороны Николаева. Ты что, всерьез допускаешь подобный вариант начала войны?

– А что вас смущает, товарищ майор?

– Осознание того, что в самом твоем предположении, комбат, заложен элемент пораженчества.

– При чем здесь «пораженчество»?! – холодно возразил Гродов, тут же вспомнив, однако, о предостережении Коржевского. – Всякая оборонная доктрина должна выстраиваться, исходя из самого опасного развития событий. Это же азы военной теории.

– Э-э, ты кем это мнишь себя, капитан? – оглянулся майор со своего переднего сиденья. – «Оборонная доктрина», «Азы военной теории»…

– Как всякий уважающий себя офицер, я стараюсь…

– Ты со мной еще о Женевских соглашениях и всяких там конвенциях поговори, – саркастически прервал его штабист.

– Не исключено, что и о них тоже не раз вспоминать придется, – заклинило Дмитрия, уже почувствовавшего, что теряет надлежащее уважение к майору. – Во всяком случае, сразу же, как только появятся первые пленные или же у кого-то возникнет соблазн прибегнуть к газовой атаке.

Теперь уже не только майор, но и водитель машины многозначительно взглянули на Гродова. И просматривалось в этом взгляде нечто иронически сочувственное. «Обычно так смотрят на юродивых», – объяснил себе комбат.

– «Переучился» ты на своих питерских курсах, что ли? – каким-то совершенно изменившимся, приглушенным голосом поинтересовался штабной офицер.

– Никак нет, в самый раз, – поиграл желваками комбат.

– Ну-ну, хотелось бы верить. Ты кто такой, на сегодняшний день, есть, капитан Гродов? Ты – командир батареи. Всего-навсего. А значит, дело твое – блюсти готовность орудий и стрелять, когда велят и куда прикажут. Причем только так: когда велят и куда прикажут.

На батарее уже были предупреждены о прибытии нового командира и штабного офицера, поэтому, как только Кречет и Гродов вышли из машины, тут же последовала команда: «Батарея, стройсь!», и заместитель комбата старший лейтенант Лиханов доложил майору, что весь личный состав батареи в количестве ста тридцати бойцов построен.

Представив краснофлотцам-артиллеристам их нового командира, Кречет в сопровождении Гродова и Лиханова обошел строй.

– Командир огневого взвода батареи лейтенант Куршинов, – представился худощавый, заметно сутулящийся парень, которого Лиханов тут же отрекомендовал как отличного бомбардира, прекрасно умеющего вычислять цели и корректировать огонь орудий.

– Командир взвода зенитного прикрытия мичман Злобин, – отдал вслед за ним честь кряжистый, явно засидевшийся в мичманах, мужичок, с удлиненным, желтоватым лицом степного кочевника.

В ипостаси командира взвода технического обеспечения батареи представал разбитной на вид лейтенант Дробин, которого сам штабной майор признал техническим уникумом и мастером на все руки. И наконец, во главе взвода охраны оказался розовощекий, со слегка припухшими губами, младший лейтенант Кириллов – паренек гимназического вида, получивший свой «корнетский» кубарь прямо на петлицы старшего сержанта-срочника.

Гродов знал, что для службы в тяжелой артиллерии военкоматы старались подбирать физически крепких, рабоче-крестьянских парней, но большинство стоявших перед ним краснофлотцев, на ленточках которых красовалась надпись «Береговая оборона ЧФ», просто поражали своими мощными фигурами. «А что, с такими можно и повоевать», – сказал он себе.

Решив, что миссию свою он выполнил, майор объявил о желании откланяться, но, прежде чем скрыться в салоне легковушки, все же отвел комбата в сторонку.

– О чем мы говорили – о том говорили, дело житейское, – проворковал он своим негромким ворчливым голосом. – Но мой тебе совет: не мудрствуй, особенно на первых порах и в присутствии начальства. Эта батарея, как, впрочем, и западная, 411-я, на особом контроле, а потому и к начальственному составу требования особые. – Майор многозначительно всмотрелся в глаза Дмитрия, и тот понял, что добиваться каких-то дополнительных разъяснений бессмысленно.

– Если и стану мудрствовать, то только в пределах боевой подготовки личного состава.

– Мы его называем «гарнизоном», – зачем-то уточнил майор, наверное, чтобы уйти от этой темы. – А весь этот наземно-подземный комплекс – «укрепрайоном», для убедительного отличия от того, что называется «батареей» у обычных сухопутных, полевых артиллеристов. Кстати, сами себя твои артиллеристы именуют на флотский манер – «комендорами».

– Традиции нарушать не намерен, товарищ майор, а с привычными терминами немедленно подружусь.

– И еще. Пока что батарея пребывает в статусе отдельной и напрямую подчиняется штабу военно-морской базы. Но у командующего возникла мысль объединить вашу и 21-ю дальнобойную батарею, расположенную значительно ближе к Одессе, между Куяльницким и Большим Аджалыкским лиманами[21], в отдельный артиллерийский дивизион. Который тоже будет находиться в подчинении штаба военно-морской базы. Как скоро это произойдет, я не знаю, но если не в ближайшие месяцы, то рекомендовать на эту должность буду тебя. Надеюсь, к тому времени ты не успеешь наделать глупостей, капитан.

– К повышению по службе я отношусь с философским почтением, – дипломатично заверил его Гродов.

– Какая-то общность подходов к ситуации и взглядов на жизнь уже просматривается.

– Только поэтому понимаю, что реально на эту должность метят вас.

Ответом ему была загадочная улыбка штабиста, привыкшего к тому, что во многих случаях молчание бывает красноречивее поспешного словоблудия.

21

Капитану казалось, что о батарее он теперь знает все, что только можно знать, но уже первые шаги ознакомительной экскурсии, проведенной старшим лейтенантом Лихановым, при молчаливом эскорте лейтенанта Куршинова и политрука Лукаша заставили его в этом усомниться.

Как выяснилось, толщина бетонных стен орудийных двориков, расположенных в пятидесяти метрах друг от друга, в подковообразных углублениях, достигала полутора метров, да к тому же они усиливались броневыми листами. Надежные железобетонные перекрытия защищали бойцов орудийного расчета не только от осколков, но даже от снарядов небольшого калибра при прямом попадании. Кроме того, каждое орудие находилось в полубашне, лобовая броня которой достигала 110, а боковая – 70 мм. Плюс к этому – специальные электротранспортеры подавали снаряды из размещенных рядом с каждым орудием складов, которые, в свою очередь, пополнялись из основного склада, расположенного неподалеку от подземного городка.

Они побывали внутри «крестьянского домика» третьего орудия, и Дмитрий был поражен простоте и надежности этой декорации, действительно вращавшейся вместе с пушкой. А затем спустились в галерею, начинающуюся у этого же орудия на глубине двенадцати метров, прошли мимо двух других капониров и добрались до дизельной установки, которую тут попросту называли «электростанцией», расположенной, как уверял его старший лейтенант, уже на глубине около тридцати двух метров.

– Даже представить себе трудно, какая мощь способна была бы поразить здесь наших комендоров, – с гордостью отворил дверь батарейной электростанции Лиханов. Широкоплечий, коротко стриженный и рано полысевший, он всем своим видом, особенно короткой бычьей шеей, напоминал Дмитрию его первого тренера по самбо.