Владимир Полуботко - Железные люди Страница 23

Это мне пришлось несколько забежать вперёд, отвлёкшись на шаровую молнию, которая ещё ведь не была всем взрывом. Теперь же вернёмся немножко назад: взрыв продолжается дальше: вот он разметал по среднему этажу все перегородки между всеми каютами, и вот он медленно-премедленно пробивает второй по счёту потолок — сначала вышибает крышки люков, и только потом разрывает пол под ногами тех, кто на нём стоит. И попадает на верхний этаж…

Поскольку дело клонится к чему-то очень серьёзному, перейду всё-таки с обывательского сухопутного языка — на язык строгий и морской: взрыв, возникший на нижней палубе, прошёл сквозь среднюю палубу и прорвался на палубу верхнюю с её торпедными аппаратами, штабелями торпед и пятнадцатью человеками экипажа. По счастью, торпеды не взорвались (лишь у одной оторвало хвостовую часть), и все люди на всём затонувшем корабле не погибли от взрыва огромной мощности.

Люди же на верхней палубе первого отсека в страхе попрыгали на стеллажи с торпедами и сидели на них, поджав ноги, точно птички на ветках.

Страшная вонь стала заполнять весь отсек — от нижней палубы до верхней.

Но взрыв ещё не кончился. Он всё ещё продолжается и продолжается. Вольтова дуга бьёт молниями из разорванного пола среднего этажа… Пока всё это происходит и какое-то освещение ещё есть, и мы при этом можем невидимо и невредимо присутствовать, предлагаю повнимательней приглядеться к людям на средней палубе.

Один из них в какой-то вывернутой позе лежал без движения, — это был мичман Семёнов, — но остальные были относительно целы и невредимы. Лишь небольшие ожоги и ушибы. В это почти невозможно поверить, но это действительно было так: никто не погиб. Старшим же из этих людей оказался уже известный нам капитан первого ранга Лебедев, кабинетный карьерист, властолюбивый и уже порядком отвыкший от практической деятельности.

Мы посмотрели.

Свет гаснет.

Далее — только темнота и изредка — свет ручных фонариков.

Но мы по-прежнему никуда не спешим. Мы здесь на экскурсии и можем всё происходящее подробно и обстоятельно, если уж и не рассмотреть, то хорошенько выслушать — это точно.

— Топи отсек! — заорал Лебедев механику и командиру БЧ-5 — капитану второго ранга Берёзкину. Тому самому Берёзкину, который не так давно тайком пытался «оторваться от коллектива», ну то есть, удрать на маленьком батискафике.

А надо сказать, что оба эти офицера оказались именно сейчас и именно в этом месте не случайно — ведь это именно они спускались по трапу с верхней палубы на среднюю, возвращаясь оттуда после отправки через торпедный аппарат на поверхность океана двух мичманов — Мерзлякова и Лесничего.

— Топи отсек!

— Да как же топить? Погибнут же люди! — закричал в ответ Берёзкин.

— Топи, говорю тебе, отсек! Открывай кингстоны! Я тебе приказываю!

В нашем замедленном-презамедленном рассказе нужно спокойно-преспокойно заметить, что из десяти человек, присутствовавших тогда на средней палубе носового отсека, пятеро — имели при себе спасательные средства, с помощью которых можно было не захлебнуться в воде, а дышать, чтобы потом всплыть к люку, ведущему на верхнюю палубу, где пузырь воздуха должен будет остаться; четверо — не имели при себе ничего. Им не досталось. А один — так тот и вовсе лежал бездыханный и, возможно, уже ни в чём не нуждался. Сам же Лебедев индивидуально-спасательные средства имел. Ему — хватило. Поэтому ему не было ни малейшего резону беспокоиться сейчас о жизнях тех, кому не повезло, о тех, кто в страшный момент растерялся и не успел вовремя урвать для себя кусочек шанса на спасение, и о том человеке, который как мусор валялся у него под ногами и о котором нельзя было сказать наверняка, что он мёртв и его можно бросать…

Берёзкин тоже имел соответствующие спасательные средства. И ему тоже не было ни малейшего смысла думать о других. Так чего ж думал? Ведь кто-то ж должен и погибать! Не всем же оставаться в живых! На то они и слабые, на то они и робкие! Пусть подыхают! А сильные, и, прежде всего, я сам, уж мы-то выживем!.. Эти слова никем не говорились вслух, и никем не проговаривались даже и в мыслях — всё это просто подразумевалось, осознавалось в тысячную долю секунды!

— Топи отсек!

— Я отказываюсь вам подчиняться! — крикнул Берёзкин, всё ещё не зная толком, что же нужно сделать.

— Это измена Родине!.. Я тебя расстреляю!..

— Да пошёл ты!.. — уже уверенно огрызнулся Берёзкин, понявший наконец, что он сейчас сделает.

А нужно было открыть вентиль подачи воздуха низкого давления. И Берёзкин открыл этот вентиль. И вырвавшаяся струя воздуха придавила смертоносный газ, изрыгающийся снизу вместе со взрывом, и он, этот газ, будучи очень тяжёлым, уполз гадюкой сквозь разорванный пол назад — на нижнюю палубу, оставив после себя смрад, в котором дышать было всё-таки кое-как можно.

И только сейчас взрыв кончился.

Был ли он чем-то единым, или состоял из каких-то этапов или серий дополнительных взрывов (это последнее — скорей всего) — об этом сказать сейчас довольно сложно, но, главное: он кончился! И этому способствовал Берёзкин, который спас от смерти не только тех, кто тогда оказался рядом с ним на средней палубе без средств к спасению, но и многих других.

Поясню насчёт других.

Только позже и он, и командир корабля, и остальные офицеры осознали, что означало бы выполнение безумного и жестокого приказа Лебедева. Это означало бы, что люди, находившиеся на тот момент во втором и в третьем отсеках (а это было семьдесят человек в общей сложности), люди эти оказались бы в ловушке. В их отсеках не было специальных выходов, через которые можно было бы вылезти в море — всё было в неисправном состоянии, а пробраться к носовым торпедным аппаратам через затопленную среднюю палубу носового отсека было бы так трудно, что эта трудность граничила бы с невозможностью. Космонавту, выходящему в космос, было бы намного проще и безопаснее выполнить эту свою операцию!

Как уже упоминалось прежде, перейти из отсека в отсек на подводной лодке такого проекта можно было только, пробираясь по СРЕДНЕЙ ПАЛУБЕ. Только на ней расположены мощные круглые двери — по одной на каждой из шести водонепроницаемых переборок, делящих корабль на семь отсеков. И было ли это недоработкой конструкторов, или имело свои основания — трудно сейчас ответить на этот вопрос простыми словами… Тут ведь больше — нравственность, а не техника с математикой.

И вот представим: люди из второго отсека хотят перейти в первый, чтобы воспользоваться торпедными аппаратами и выйти наружу.

Ну и как же бы эти люди из второго отсека открывали бы переборную дверь в отсек первый, если бы за тою дверью была вода?

В водолазных костюмах, которых не хватало на всех?

И если бы даже и в водолазных костюмах, то как откроешь дверь, если по эту сторону — воздух, а по ту сторону — вода и, стало быть, огромное давление?

Значит, тогда нужно и по эту сторону сделать воду! То есть затопить отсек и здесь! Вода бы не заняла его весь, и на верхней палубе второго отсека сохранился бы всё-таки воздух, в котором бы и остались люди!

И что бы эти семьдесят человек в этом воздухе делали?

А что может делать живой человек, положенный в гроб, пусть бы даже и не очень тесный, но закопанный в землю? Дышать, пока есть чем!

Конечно, можно пофантазировать о том, как бы спасатели из Внешнего Мира передавали водолазное снаряжение для этих людей: сначала бы они пролезли через торпедный аппарат — из Океана внутрь затонувшего корабля, затем бы нырнули с верхней палубы первого отсека в воду средней палубы, затем бы перешли под водою во второй отсек, затем бы вылезли на верхнюю палубу второго отсека, туда, где воздух. И там бы они сказали: «Ребята! Вот вам всё недостающее снаряжение! Разбирайте. Всем хватит».

Можно помечтать о том, как бы люди в полученном водолазном снаряжении проделывали бы весь этот путь в обратном порядке: сначала бы быстренько оделись, а уже затем ныряли бы со своего верхнего этажа в этаж затопленный и там бы пробирались в носовой затопленный отсек, и там, в воде поднимались бы на верхнюю палубу, где тоже оставался воздух, и там бы, в этом воздухе они бы только добрались до единственного торпедного аппарата, через который нужно ещё уметь выбраться в море и потом только — умудриться всплыть на поверхность!..

Чисто теоретически это всё было осуществимо.

А практически?

Если по всему свету собрать тысячу самых первоклассных подводников и спросить их об этом, то каждый из этой тысячи ответит, не задумываясь ни на одну секунду: полный бред!

Потому ведь никогда и не было коллективных выходов из затонувших подводных лодок — слишком уж много препятствий возникало у людей. Так много, что легче было умереть, чем преодолеть их. Вот они и умирали.