Валентин Варенников - Неповторимое. Книга 4 Страница 23

Когда он сказал это, я вынужден был ответить, что он заблуждается, Генеральный штаб Вооруженных Сил не канцелярия министра, а главный орган государства по управлению армией, флотом и обороной страны в целом как в мирное время, так и в военное время. И Генштаб обязан всегда знать все, что касается Вооруженных Сил. Кстати, в военное время должность министра не предусмотрена, а Генштаб подчиняется Верховному Главнокомандующему, которым становится глава государства.

Видели бы вы, что после этого там было! В чем он меня только не обвинял! Хорошо хоть, что мы были с ним только вдвоем. Под конец он сказал, что больше разговаривать не намерен, и ушел в комнату отдыха. Мне ничего не оставалось делать, как тоже уйти. Это полный раскол.

— Товарищ маршал, — начал я успокаивать Николая Васильевича, — что министра прорвало, этого следовало ожидать. Конечно, это неприятно и ему, и вам, но когда-то это должно было случиться. Он успокоится, и отношения станут хотя бы внешне нормальными. Зато теперь вы знаете, что у него в голове. Да и ему, наконец, стало ясно, что такое Генштаб. В этой обстановке, я думаю, вам было бы удобно позвонить Громыко или Андропову, а может быть, тому и другому, и предложить, чтобы они на одном из заседаний или встрече выслушали вашу позицию и ее обоснования. При этом можно было бы намекнуть, что одному Дмитрию Федоровичу делать выводы по вашему докладу будет неудобно, так как здесь затрагиваются политические аспекты.

— Да, очевидно, мне надо с ними переговорить именно сейчас, до разговора с ними министра, — согласился Огарков.

Что он и сделал. А на следующий день утром министр обороны позвонил Огаркову и сказал, чтобы тот к 11 часам был в Кремле, в Ореховой комнате (она располагалась сразу за кабинетом заседаний и в ней обычно собирались члены Политбюро до начала совещания. Сказал, что состоится встреча ряда членов Политбюро и что начальнику Генштаба надо будет доложить свои взгляды на афганскую проблему.

Николай Васильевич вернулся к обеду, пригласил Ахромеева, меня и подробно рассказал о встрече.

Собрались три члена Политбюро: Андропов, Громыко и Устинов. Затем подошел Суслов.

— Я двадцать минут докладывал и час отвечал на вопросы, — начал рассказывать Огарков. — Активно себя вел Андропов. Громыко задал всего три-четыре вопроса. Устинов вообще ни о чем не спрашивал — ему «все ясно». В итоге Юрий Владимирович и Андрей Андреевич меня поблагодарили и я уехал, а они остались.

— Наверное, можно было бы сообщить Алексею Николаевичу Косыгину о вашей встрече? — спросил я Николая Васильевича.

— Да, я намерен позвонить и ему, и Георгию Марковичу Корниенко (первый заместитель министра иностранных дел). Надо не только проинформировать их о состоявшейся беседе, но и попытаться убедить их — может, все-таки нам удастся избежать ввода.

О том, что 12 декабря решение Политбюро ЦК о вводе наших войск в Афганистан все-таки состоялось, мы узнали гораздо позже. А тогда, буквально через день после встречи с тремя членами Политбюро, Огарков пригласил Ахромеева и меня к себе в кабинет и дал нам ознакомиться и подписать доклад министру обороны об оценке обстановки в Афганистане и вокруг него, а также наше предложение. Доклад заканчивался словами: «Учитывая, что исчерпаны еще не все возможности самого правительства Афганистана по созданию стабильной обстановки в стране, Генеральный штаб считает, что от ввода наших войск на территорию этого суверенного государства можно было бы воздержаться, что соответствует ранее принятому по этому вопросу решению руководства СССР и позволит избежать тяжелых политических, экономических, социальных и военных последствий».

Подпись Огаркова уже стояла. Пока Сергей Федорович молча подписывал документ, я многозначительно взглянул на Огаркова. Тот улыбнулся и кивнул головой в сторону Ахромеева. Я понял, что это продуманный маневр. Затем он предложил нам пройти к министру:

— Я с ним уже договорился, что придем втроем. Правда, я не говорил, по какому поводу.

И мы отправились к Устинову. Министр выглядел уставшим и вялым, говорил нехотя. Было видно, что он болен. Николай Васильевич сказал, что мы вместе подготовили документ на его имя, и подал ему доклад. Дмитрий Федорович начал медленно читать, делая на полях пометки. Вначале, с учетом опыта и рассказа Николая Васильевича, я думал, что реакция будет бурной. Однако Устинов внешне был спокоен, хотя интуитивно чувствовалось грозовое напряжение. Закончив читать, Устинов взял у себя на столе какие-то корочки и вложил туда два листа доклада. Затем, подумав, расписался вверху на первой странице, приговаривая: «Это вам для прокурора». Закрыл корочки и спокойно вернул доклад Огаркову:

— Вы опоздали. Решение уже состоялось.

— Дмитрий Федорович, — начал Огарков, — но Генштабу ничего по этому поводу не известно. Ведь наши действия в мире могут быть расценены как экспансия.

— Еще раз вам говорю, что решение о вводе состоялось. Поэтому вам надо не обсуждать действия Политбюро, а их выполнять, — уже нервно добавил министр и дал понять, что разговор окончен. Мы вышли из его кабинета. Сергей Федорович остался в приемной министра, затеяв разговор с помощником Устинова, а мы молча двинулись к себе.

— Если состоялось решение, то надо готовить директиву в войска, — заметил Николай Васильевич.

— У меня такое впечатление, что инициатор всей этой затеи с Афганистаном — наш министр, — сказал я.

— Вполне вероятно. Время покажет. Да и вы сами говорили, что он хоть и поддерживал предложение воздержаться от ввода наших войск, но без энтузиазма и только когда к нему обращались непосредственно.

— Да, я сам дважды присутствовал и наблюдал такую картину. И мне передавали это, причем передавали и удивлялись.

Мы отправились по кабинетам. Захожу к себе, а у меня уже «разрывается» прямой телефон от начальника Генштаба:

— Валентин Иванович, пока вы поднимались, я уже переговорил с министром. Точнее, он мне позвонил и приказал: «Пишите директиву о вводе наших войск в Афганистан». Видно, Сергей Федорович остался, чтобы подсказать помощникам, что такой документ нужен. Я сейчас дам команду Аболинсу. Когда у него все будет готово, посмотрите проект директивы, а затем вместе с ним заходите ко мне.

О событиях в Афганистане мною написана книга, пока же сообщу о втором резком столкновении с министром обороны, но уже моем и в присутствии свидетелей. У министра обороны обсуждался вопрос о назначении командующего войсками Прибалтийского военного округа генерала армии А. М. Майорова Главным военным советником в Афганистан. Вначале этот вопрос потихоньку «тлел». Огарков несколько раз советовался со мной и с другими ответственными работниками Генштаба. Речь шла о статусе Главного военного советника: будет ли ему подчиняться только наш советнический аппарат, или к этому надо добавить и властные функции Главного военного советника и по отношению к 40-й армии, которая уже перешла границу соседней страны. Нашего Главного военного советника генерал-лейтенанта Л. Н. Горелова, который был в Афганистане до ввода войск, отозвали, а вместо него был срочно назначен генерал-полковник С. К. Магометов. В свое время расчет на него был простой — мусульманин с мусульманами договорится быстрее. Но жизнь показала, что в первую очередь необходимо другое и главное: чтобы советник обладал прозорливостью, твердостью и сильными организаторскими качествами. Поэтому и решено было подобрать одного из опытных командующих войсками. Выбор пал на А. М. Майорова.

Как-то звонит мне Николай Васильевич и говорит, чтобы я спускался на второй этаж, пойдем к министру. Не зная, о чем пойдет речь, я на всякий случай прихватил с собой свою «дежурную» папку со всеми необходимыми справками. Огарков меня уже ждал.

— Там уже собрались, — коротко сказал он. — Министр решил обсудить будущий статус Майорова. Будем придерживаться прежней позиции?

— Конечно. Если не предполагается, что наша оперативная группа Министерства обороны будет там на постоянной основе, то ему, кроме функций Главного военного советника, надо дать и полномочия военачальника, который имел бы право отдать распоряжение командующему 40-й армии.

— Согласен, так и буду докладывать.

Заходим в кабинет министра, представляемся. Министр сидит на своем обычном месте. Справа от него — С. Л. Соколов, В. Г. Куликов, А. А. Епишев, С. Ф. Ахромеев и помощники министра И. В. Илларионов и С. С. Турунов. Левая сторона полностью свободна. Для нас. А нас всего двое. Чтобы создать видимость равновесия, Огарков садится к столу, отступив несколько от министра. Я тоже сел через стул от начальника Генштаба. В кабинете было жарко, поэтому все присутствующие свои кители сняли и повесили на спинки стульев. После приветствий заседание началось. Министр начал издалека, описывая обстановку в Афганистане в целом. Когда он добрался до Главного военного советника, его роли и месте в общей системе всех наших военных в этой стране, то я никак не мог понять — к чему было все сказано ранее и так много потрачено времени. Очевидно, он умышленно тянул, прикидывая, как ему поступить в этой противоречивой ситуации. Наконец, Устинов произнес главное: