Вольфганг Отт - Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945 Страница 23

— Смирно! Равнение направо! — скомандовал Паули.

Командир флотилии поблагодарил команду:

— Так держать!

Хейне ткнул Лёббермана под ребра:

— Здорово ты отдал нашего Паули под трибунал!

— Зря Вегенер наградил его Железным крестом, — заметил Бюлов.

— Он вынужден был дать ему крест, иначе Штюве не получил бы своего, — сказал Штолленберг.

Командир флотилии отдал честь своим бывшим ученикам, пожал им руки и задержался, чтобы немного поболтать с ними.

— Ну, как дела? — спросил он Тайхмана. — Что вы?.. — Он запнулся, неуверенно улыбнулся и хлопнул Тайхмана по плечу. — Все придет в свое время.

— Что он хотел этим сказать? — спросил потом Тайхман Хейне.

— Черт его знает, — ответил Хейне. — Пойдем лучше к Доре.

На пути в город они миновали двух дам. Одна, вся в черном, была вдовой погибшего капитана; другая — женой командира флотилии. Все отдали им честь, и даже Питт постарался сделать это как следует. Тайхман отдал честь вдове командира.

— Я был бы не прочь позабавиться вон с той. — Питт почмокал губами.

— Ты всегда был свиньей, — бросил Штолленберг и покраснел.

— О ком это вы? — спросил Хейне с непривычной для него резкостью.

— О мадам Вегенер, если не возражаешь, — ответил Остербур.

— Пойди сначала спроси, согласится ли она иметь с тобой дело, — произнес Тайхман со смешком, который был больше похож на кашель подавившегося человека. Дамы проехали мимо в автомобиле командира флотилии. Бюлов и Фёгеле пошли в парикмахерскую, а Тайхман, Штолленберг и Хейне отправились по магазинам. Им пришлось походить, пока они не нашли то, что искали. Они купили яркий шелковый шарф с набивным рисунком; продавщица, которой они понравились, уступила его по двойной цене, зато без талонов. Они встретились с Фёгеле и Бюловом в парикмахерской.

Побрившись, все пятеро отправились к Доре.

— По правде говоря, я бы с большим удовольствием посидел в баре и выпил бы чего-нибудь приличного.

— Не говори глупостей, Ганс, — сказал с нажимом Штолленберг. — Ты идешь с нами.

Когда они вошли в заведение Доры, там сидело всего несколько посетителей. Между кафе и пивным залом был проход, и с первого взгляда никто бы не догадался, что официантки обслуживают посетителей не только за столиком.

Они уселись за угловой столик рядом с баром и послали на разведку Фёгеле. Он попросил продать ему пачку сигарет без талонов.

— Не могу, — ответила девушка за стойкой. Эта крашеная блондинка, судя по всему, была не прочь удалиться с клиентом на второй этаж.

— Мне хотелось бы увидеть вашу хозяйку.

— Она сейчас очень занята.

— С кем?

— Не поняла?

— Я хочу сказать, с кем это она кувыркается в постели?

— Советую вам оставить ваши грязные намеки — здесь приличное заведение.

— Я хочу передать ей привет.

— От кого?

— От «Альбатроса».

— Кто это — мужчина?

— Нет, целая толпа мужчин.

— Не понимаю. Не могли бы вы говорить пояснее?

— «Альбатрос» — это корабль. На нем служат мужчины. Понятно?

— Не думаю, чтобы моей хозяйке это было интересно.

— А вы лучше спросите ее саму.

Девица сделала недовольное лицо и удалилась.

— Кусок мяса, а не девушка, — сказал Фёгеле, постукивая монеткой по стойке бара. — Эй…

В эту же минуту кусок мяса появился в сопровождении Доры, одетой как дама. Она и внешне стала напоминать даму.

— Кого я вижу! — вскричала она и поздоровалась с Тайхманом, Штолленбергом и Хейне, как будто не видела их по меньшей мере лет двадцать.

Они отдали ей шарф и книги.

— Какой милый шарфик! И целых три дневника сразу…

— Можешь использовать их для записи своих доходов и расходов, — предложил Хейне, — здесь очень хорошая бумага.

— Стоило ли так из-за меня тратиться!

Она на минуту оставила их и вернулась с пятьюстами марками. Хейне сказал, что деньги возвращать не надо — они начистили друг другу рожи и разошлись довольные. Но Дора настаивала.

— Тогда мы их здесь же и пропьем, — пошел на компромисс Тайхман.

— Об этом не может быть и речи. Денег с вас я не возьму.

Штолленберг предложил вернуть деньги их законным владельцам, но его предложение было единодушно отвергнуто.

— Тогда получится, что мы напрасно дрались, — сказал Хейне.

Наконец, они согласились принять от Доры эти деньги, но тут же отдали их ей на хранение.

— Ну а теперь что бы вы хотели съесть?

— Ничего, Дора. Нас хорошо кормят.

— В таком случае, что я могу для вас сделать? Что-нибудь для души?

— Это наш первый выход в город, — с улыбкой сказал Бюлов.

— Ну, тогда выбирайте, герои.

— Я уже выбрал, — заявил Фёгеле. — Беру девушку, которая не хотела продать мне сигарет.

Девушкам Дора сказала:

— Эти господа — мои гости. Обслужите их по первому разряду.

А потом повернулась к Тайхману:

— Пойдем со мной, малыш, я знаю, что ты большой дока в этом деле. Может, и я у тебя чему-нибудь научусь.

Комнаты девушек были на втором этаже. Личные апартаменты Доры располагались на третьем.

— А где твой муж?

— Зачем он тебе?

— Он на службе?

— Нет, он уже давно на пенсии.

Она показала ему гостиную и спальню. Обе, насколько мог судить Тайхман, были отделаны со вкусом. Дора пустила в ванну горячую воду.

— После хорошей ванны чувствуешь себя заново народившимся. Я хочу, чтобы ничто не напоминало тебе о твоей гнусной работе. Пусть она останется в другой жизни. Забудь о ней на время, хорошо?

— Для этого придется очень сильно постараться.

— Может быть, мне удастся помочь тебе.

Когда он вышел из ванной, на Доре был пурпурный бархатный халат. Аромат, исходивший от нее, стал сильнее и приятнее, чем раньше. Она откинула одеяло на кровати, где легко разместились бы три человека. Тайхман никогда до этого не видел ничего подобного и даже немного испугался. У него повлажнели ладони, совсем как во время первого воздушного налета. Дора выключила люстру, оставила гореть только лампу у кровати, которая излучала теплый, красно-желтый свет.

— Не слишком ли велика для тебя кровать, малыш?

— Да, великовата.

— Не волнуйся. Со мной она не покажется тебе большой.

Она выскользнула из своего халата и выключила лампу — он видел ее обнаженное тело не больше секунды.

Какое-то время, может быть, всего несколько мгновений — он не знал сколько — Тайхман был счастлив, поскольку сумел забыть прошлое, настоящее и все на свете, кроме Доры. Его тело подхватила волна, смывшая все незначительное и открывшая ворота для одной-единственной вещи, которая остается человеку, когда надеяться больше не на что.

Когда все закончилось, он почувствовал себя старше. Но очень скоро ему стало интересно, что будет дальше. Дора была счастлива. Она сказала ему об этом, да он и сам почувствовал. Она несколько раз повторила, что он сделал ее счастливой. К тому же она была очень оживленна и, когда не хватало слов, выражала свои чувства звуками. Тайхман был доволен, но в душе посмеивался над ней. «Какая же она наивная», — думал он.

Они почти не разговаривали. Дора ни о чем его не спрашивала, а ему нечего было ей сказать, но он был рад, что она с ним. Один раз Дора встала и принесла бутылку вина. Она велела ему пить медленно.

Незадолго до полуночи в дверь постучал Штолленберг и сказал, что уходит.

— Иду, — крикнул Тайхман и стал одеваться.

— Разве ты не можешь остаться на всю ночь?

— Нет, не могу. Матросам это не позволяется. В особенности с нашим новым капитаном.

— Плохо. Я хотела бы, чтобы мы проспали эту ночь вместе. Просто проспали. Мне этого ужасно не хватает — просто лежать в одной кровати с человеком, который тебе нравится. И не надо бояться, я не собираюсь говорить о любви…

— Любовь — это обман. Но без нее плохо. Вот в чем дело.

— У тебя разумный взгляд на вещи. Только не надо так громко произносить слово «обман». Но все равно, я скажу тебе одну вещь. Только смотри, не заносись — о таком мужчине, как ты, мечтают все женщины, даже те, которые не признаются в этом. И знаешь почему? Потому что ты думаешь не только о себе. Я говорю это, поскольку мне кажется, что я у тебя первая женщина. Но ведь здесь, в Гамбурге, тебе не к кому пойти, правда?

Она встала, сунула ноги в сабо, надела халат и проводила Тайхмана до входной двери.

На улице его ждал Штолленберг.

— Хейне давно уже ушел, — доложил он. — Сказал, что лучше проведет ночь у себя дома, с Молли.

— Как ему угодно, — ответила Дора.

Они попрощались. Дора хотела, чтобы Тайхман ее поцеловал. Но ему показалось глупым целоваться у порога, и он не стал этого делать. Штолленберг в это время завязывал шнурок.

По пути на корабль он сказал:

— Говори что хочешь, но я чувствую себя сейчас гораздо лучше.